Снарри-форум

Северус сидел на кухне матери, сгорбившись над пергаментом и яростно что-то черкая. Тусклое мерцание свечи резко обрисовывало его профиль.

– Ты испортишь глаза.

Внезапно в комнате сделалось светлее: Эйлин взмахнула палочкой в направлении осветительных приборов.

– Зачем ты поднялась? – Северус оторвался от своего занятия, жмурясь от яркого света, и обнаружил, что мать роется в зачарованном холодильнике.

– Я могла бы спросить у тебя то же самое, – сказала она.

– У меня бессонница.

Он вернулся к своей работе, краем уха слушая, как она возится в буфете.

– Это вредно для здоровья.

– Сейчас чертова война идет, если ты не заметила, мам!

Эйлин помолчала, потом пересекла комнату и уселась напротив сына. Затем через стол подвинула к нему стакан.

Северус нахмурился:

– Что это?

– Тёплое молоко, – её тёмные глаза внимательно изучали лицо сына.

У Северуса возникло ощущение, будто он смотрит на своё собственное отражение, только с поправкой на пол, возраст и благословенное отсутствие изрядного носа.

– Мне не двенадцать лет.

– Я в курсе. Пей.

Северус подвигал плечами, чтобы избавиться от напряжения в спине, и закатил глаза: лучше не спорить, когда она такая. Он усвоил это ещё в детстве. Если он выпьет молоко, она угомонится и оставит его в покое, и тогда он сможет доделать свою работу.

Взяв стакан, он одним глотком осушил его и поставил обратно: – Ну вот. Теперь ты дово…

Она ухмылялась, глядя, как у него внезапно стали слипаться глаза.

– Ты что… опоила меня?!

Она не ответила, следя за тем, как опускается его обвиняюще воздетый палец – он вдруг забыл, что хотел сказать. Потом он опомнился: – Мерлин, мам, даже Ремус не мог бы быть настолько… – он замолчал, пытаясь понять, что такого странного было в только что прозвучавших словах, – … настолько бесцеремонным, – закончил он фразу.

– Я – твоя мать, мне ни к чему разводить с тобой церемонии. Кто такой Ремус?

– Мой любовник.

Его глаза расширились:

– Мам? Ещё и Веритасерум?!

– Совсем чуть-чуть.

– Мама!!!

– Иди-ка ты лучше спать, – она явно была довольна собою.

– Зачем ты это сделала?!

– Да знаю я тебя, сидел бы тут и упрямился, вместо того, чтобы заткнуться и отправиться в постель. Пришлось прибегнуть к экстренным мерам.

– Ты, вероломная и коварная…

– Северус!

Он взмахнул рукой, чтобы остановить её, затем с трудом поднялся из-за стола. Пошатываясь, побрёл к выходу, споткнулся и рухнул, хватаясь за дверной косяк.

– Тебе помочь? – она поспешила к сыну.

– Лучше напомни мне… никогда ничего не пить из твоих рук, – пробормотал он, пытаясь подняться на ноги. – Никогда … молвил ворон: «Никогда!»… и так далее…

Она поддержала его, взяв за плечи.

– Мам?

– Да?

– Я – гомосексуалист.

– Я поняла.

Она притянула его к себе, пытаясь встряхнуть его, прежде чем он заснёт прямо на грязном линолиуме:

– Я рада, что у тебя кто-то есть.

– Мам?

– Да?

– Он – оборотень.

Ее брови взлетели, но он не дал ей возможности ответить.

– Мам? Я люблю тебя.

Осознав смысл его слов, Эйлин оставила его в покое, позволив ему снова привалиться к дверному косяку, и быстрая улыбка осветила её лицо. Она выпрямилась и запечатлела поцелуй на его резко очерченной скуле. Северус заметил, что ей пришлось встать на цыпочки, чтобы дотянуться.

– Мам?

– Ммм? – отозвалась она.

– Мам, ты – мудрая женщина, знаешь об этом?

Она отстранилась и скрестила руки на груди:

– Живо в постель, пока я не прокляла тебя!

– Да, надо бы в постель, – согласился он, кое-как поднялся, вывалился в коридор и стал карабкаться вверх по лестнице.

Fin