Снарри-форум

Когда ты пришел в первый раз, я подумал, что это странно. Но ничего не сказал. Какая разница, считал я, пусть делает, что хочет. И ушел к себе. А ты весь день убирался в доме, просмотрел почту, проветрил лабораторию. И даже ночью чем-то гремел на весь дом. Я тоже не спал тогда. Готовил речь, уже зная, что не произнесу её.
«Мистер Поттер, - начал бы я. - Без сомнений ваше внимание бесценно для любого волшебника, но вынужден вас разочаровать: меня оно безмерно раздражает, и если вы искали очередное собрание вашего фан-клуба, то вы ошиблись домом. Смею выразить надежду, что вы уберётесь отсюда, как только мои слова отыщут в вашей пустой голове то мизерное количество мозга, которое вы ещё умудрились сохранить!»
Ну, или что-нибудь в этом духе. Ты бы разозлился, ушел и больше не вернулся.
А я бы умер.
От боли в левой половине груди, от собственного удушающего равнодушия ко всему на свете, от кошмаров по ночам. Или, что ещё хуже, от видений, посещающих меня днём. Драко, так старательно строящий из себя взрослого, не замечая, как совершенно по-детски он при этом выглядит. Люциус: да, ублюдок до мозга костей, но мой единственный друг. Альбус, старый интриган, спасший мою душу из самой мерзкой тьмы. Он всегда, отправляя меня на задания, не прощался, а предлагал эти свои лимонные дольки. Наверно, у него был пожизненный договор со Сладким королевством? Когда я возвращался, иногда с ног до головы заляпанный чьей-то кровью, он вместо приветствия невозмутимо предлагал мне ромашковый чай.
Как же я ненавижу ромашковый чай…
А может и не умер бы. Но это не важно, потому что я всё равно ничего не сказал, и ты остался.
Утром ты приготовил завтрак. Это был омлет, пригоревший бекон и… ромашковый чай. Ты накрыл на стол, поставил всё это передо мной и застыл, уставившись на меня. А я смотрел на тебя. «Я не хочу есть», - надо было сказать. «Убирайся вон!» - надо было крикнуть. «Спасибо…» - надо было прошептать. Ну а я просто съел омлет, чуть подгоревший бекон и выпил чай. Не люблю я ромашковый чай.
Ты убрал со стола и ушел. А мне стало грустно. Нет, не грустно, а как-то… тихо. Смешно сказать, за сутки в моём доме не было произнесено ни слова, кроме «Я останусь здесь», и всё равно без тебя стало слишком тихо.
Я спустился в лабораторию, огляделся и поднялся на чердак. Подтащил стул к слуховому окну и стал смотреть на небо. И ни один из моих призраков не пришел ко мне в тот день. Хотя я надеялся рассказать Альбусу о моих сложных взаимоотношениях с ромашковым чаем.
Вечером ты вернулся, а я удивился. Просто сидел на чердаке и удивлялся всё то время, пока ты раздевался в прихожей и искал меня по дому. Ты говорил: «Северус», хотя, наверно, кричал, потому что даже на чердаке я хорошо тебя слышал. И каждое твоё «Северус» дрожью отдавалось в левой половине груди, там, где раньше была боль. И становилось тепло почему-то. Мы встретились на середине лестницы. Ты улыбнулся и легко поцеловал меня в щёку.
Извини, но я не помню, что было на ужин. Кажется, это было что-то желтое и горох.
Мы пили вино, которое почему-то пахло ромашкой.
Ночью мне опять снились кошмары. Наверно, я кричал, потому что, проснувшись, увидел тебя. Ты сидел рядом и пристально на меня смотрел. Я пытался унять дрожь, но всё равно уронил стакан, что ты мне протянул, так и не узнав, что в нём было. Надеюсь, это был ромашковый чай.
С тех пор ты спишь рядом со мной, прижимаясь спиной к моей груди. И мне больше не снятся кошмары. Кроме одного, в котором ты никогда и не приходил ко мне, но это не страшно, ведь я всегда могу проснуться и дотронуться до тебя, чтобы убедиться в твоей реальности. Мне не снятся кошмары, даже когда ты не ночуешь дома.
Иногда, когда я представляю, что тебя нет, на меня накатывает тошнотворный ужас, и хочется, чтобы сердце разучилось биться. Я ковыляю на кухню и, не чувствуя вкуса, глотаю ромашковый чай. Когда ты наконец возвращаешься, то вытаскиваешь чашку из моих оцепенелых пальцев. И позволяешь держать тебя за руку, сжимая её до синяков.
Через какое-то время я заметил твою зубную щётку у себя в ванной, твои рубашки в своём шкафу, твои книги в библиотеке, твоё кресло у камина. Тебя в моём сердце. Я спустился на кухню, ты мне улыбнулся, и я тебя поцеловал. Вот так просто, молча, взял и поцеловал. Понял - отныне смогу собирать кислород только с твоих губ.
Этой ночью были только мы. Сама вселенная замерла, слушая наше хриплое дыхание. Я учился заново говорить по азбуке твоих стонов, заново жить, вычерчивая линии наших судеб на твоей коже.
У меня не осталось души. Кажется - она бесконечна. Но это не так. Она может засохнуть, как лист гербария, и рассыпаться от неловкого прикосновения. Или потеряться, как маленький ребёнок в огромном универмаге. Ещё её можно разменять, как мелочь для автоматов со сладостями. За тысячи лет существования человека было придумано бесчисленное количество способов избавиться от души.
Если тебе интересно, то моя - сгорела, в тот последний день войны. Она тлела и скрючивалась, как полиэтиленовый пакет или пластмасса, пока не превратилась в пепел, и я не смёл её подолом мантии, резко развернувшись. С того дня я не ношу мантии. Да и зачем они в маггловском мире? Всё не так страшно, без души я даже ничего не почувствовал, когда сломали мою палочку и обрекли меня на изгнание. Это неправда, что нельзя жить без души. Я же живу. Мои руки и ноги двигаются, сердце стучит, иногда я ем, а иногда даже сплю.
Так было, пока не пришел ты. Ты стал моей душой. Собрал в неразделимое целое наши растерзанные жизни, сплетя моё и твое будущее в единый узор. Ты - это причина всему, что есть. Тому, что я встаю по утрам, двигаюсь, читаю, дышу. Причина, по которой бьётся моё сердце, движется по сосудам кровь, мысли рождаются в голове. Причина, по которой я пью ромашковый чай. И если ты уйдёшь, я, пожалуй, всё-таки умру, потому что человек может жить без души, но не знает зачем.
Теперь прошел почти год с тех пор как ты сказал: «Я останусь здесь». Мы сидим на чердаке, завернувшись в один плед, и смотрим на небо. Ты спрашиваешь - не хочу ли я ромашкового чая?
И вот что я тебе скажу:
- Я ненавижу ромашковый чай. И очень сильно люблю тебя.