Отправлено: 29.11.07 22:20. Заголовок: "Гарри Поттер и Поле Силы", ГП/ДМ, макси, ангст/романс, R, глава 4 от 15.12.07.
Название: Гарри Поттер и Поле Силы Автор: RedSun Пейринг: ГП/ДМ (слэш) Жанр: ангст/романс Рейтинг: R Размер: макси Саммари: Между Гарри Поттером и Драко Малфоем всегда были особенные отношения. Но что случится, если один из них решит игнорировать другого? и причем здесь таинственное Поле Силы, от одного упоминания которого чистокровных магов кидает в ужас?
Гарри судорожно сжимал руками виски, сердце колотилось, как сумасшедшее.
- Гарри. Гарри! – раздалось из-за двери. Дальше – тихий звук осторожных шагов и сбивчивое царапанье каблучков по каменному полу. Остановились у кровати. Шорох. Шепот. Он почти чувствовал их нерешительность. А испуганные взгляды, которые Рон и Гермиона с сомнением кидали в сторону его кровати, казалось, можно было услышать.
- Гарри?
Это Гермиона. Первая из двоих. Как всегда, первая. Смелая, решительная – такая… гриффиндорка. Гарри сжал зубы. Решительная и упертая. Она так просто не отстанет.
Раздалось шуршание отодвигаемой материи, и шторы разошлись в стороны, впуская под полог яркий утренний свет. Гарри упрямо зажмурился.
- Гарри, - это уже был не вопрос, а тихое утверждение. Он ощутил ее настороженный ощупывающий взгляд. Гарри мысленно чертыхнулся: насколько же хорошо он ее знал. Вот сейчас она с упреком покачает головой… подожмет губы, пристально глядя на его скукожившуюся фигуру… задержит дыханье... шумно выдохнет (тяжелый вздох)… чуть подастся вперед, с опаской, но достаточно уверенно, чтобы так привычно, по-матерински погладить его напряженную мелко подрагивающую руку…
Прикосновенье обожгло, как пламя свечи, и Гарри резко дернулся, неприятно поморщившись.
- Пожалуйста. Оставьте. Меня. Одного.
- Гарри, - еще одно бессмысленное слово тревожно повисло в звенящей, оглушающей тишине. Хотя какая это тишина? Из-за окна раздаются голоса школьников, спешащих по своим делам кто куда, где-то вдалеке – торопливое хлопанье крыльев чьей-то припозднившейся к завтраку совы. И этот звон в ушах, бесконечный, сводящий его с ума звон, громче которого лишь биение его собственного сердца, гулко и часто ударяющегося изнутри о худые ребра.
- Гарри, это было… впечатляюще, - все еще ломающийся бас Рона неуверенно нарушил тишину.
- Рон, прекрати!
О, истеричные нотки - ты и в самом деле не понимаешь, в чем дело, Гермиона! Возможно, впервые в жизни не можешь найти разумное объяснение происходящему… Глубоко в его сознании, его внутренний маленький Гарри противненько захихикал. И как подтверждение его мыслям:
- Гарри, что… что случилось в Большом зале?
Он мысленно простонал. Если бы Гарри сам понимал, что там произошло. Если бы он сам хоть что-то понимал! Что случилось в Большом зале? Не иначе как кратковременное помешательство, Гермиона! А как еще объяснить тот факт, что он буквально слетел с катушек, едва увидев сегодня Малфоя, входящего в зал с Блейзом Забини, и как последний, чуть приостановившись на пороге и победно оглядев присутствующих, мягким кошачьим движеньем по-собственнически обвил талию блондина рукой. Нет и не могло быть никакого логического объяснения тому, что у Гарри разом потемнело в глазах, а в груди будто закончился воздух, и он лишь судорожно открывал и закрывал рот, не в силах оторвать глаз от Малфоя - царственно кивающего головой, самодовольно бросающего ничего незначащие слова, лениво флиртующего… От Малфоя, который за все лето не написал ему, Гарри, ни одной строчки. От Малфоя, который, не сказав ни единого слова в объяснение, будто между ними никогда ничего не было, вдруг ни с того ни с сего, прямо посреди летних экзаменов, уехал в Малфой-мэнор. От Малфоя, который умеет быть таким пронзительно открытым, когда никто не видит, и так горячо дышит в шею, кончая, и брыкается, и шипит, и чье тело так гибко, так бело и совершенно. От ЕГО Малфоя.
Гарри сжал кулаки, и обрывки воспоминаний закрутились в голове, как в замедленной съемке. Он помнил, как Малфой элегантно приподнял полу мантии и легким, небрежным движением опустился на лавку. Помнил аккуратно причесанную голову Блейза, убийственно медленно опускающуюся к его лицу. И опускающуюся. И о-пус-ка-ю-щу-ю-ся… Б-Е-С-К-О-Н-Е-Ч-Н-О-Д-О-Л-Г-О. И вот уже черные пряди, поблескивая в сиянии свечей, касаются атласных бледных щек. Губы Блейза приоткрываются, выпуская наружу радостное дыхание, а рот Малфоя изгибается в тягучей, как патока, ухмылке… Остальное помнится, как в тумане. Гарри и сам не знает, как он очутился у Слизеринского стола – просто неожиданно близко оказываются широко распахнутые глаза Блейза, полные невысказанного вопроса. Не помнит, как дрожащей рукой отпихнул изумленного Малфоя – лишь адреналин, стремительно бегущий по его венам. Не понимает, как оказался верхом на уже лежащем на полу Забини – лишь ритмичные удары кулаками по такому правильному его лицу. И снова. И снова удар. Гарри бил его, и бил, и бил. Ожесточенно и с упоением. Бил, как и куда придется – царапая ногтями покрасневшую кожу, цепляясь пальцами за развязавшийся галстук, сминая руками разорванную одежду. Кусаясь. Пинаясь. Тяжело дыша. Словно издалека до него доносился девчачий визг, каркающий голос Снейпа, испуганные возгласы МакГонагалл. Будто в кривом зеркале, в его сознании отражалось искаженное ужасом лицо Малфоя и замершие, словно в карикатуре на самих себя, физиономии Крэбба и Гойла, с открытыми ртами, не мигая смотрящих на него. Повсюду мелькали черные ученические мантии, кто-то из малышей заплакал, чей-то настойчивый голос исступленно повторял – ГарриГарриНуГарриЖе! А вскоре он, вообще, перестал что-либо замечать, кроме искалеченного, изломанного, окровавленного тела под собой и появившегося, будто из ниоткуда, бордового облака. Облака, чья магия, странным образом созвучная его состоянию, будто пульсирующая в такт с его колотящимся сердцем, окутала их с Блейзом, как кокон, не пропуская внутрь ни звуков, ни цветов – ничего из внешнего мира. А вместе с ним откуда-то пришла уверенность, что это не что-то постороннее, а часть его, Гарри, причем часть доминирующая, подчиняющая, по силе во много раз превосходящая все, когда-либо им прочувствованное и понятое. Это был как бы глубинный, неизведанный Гарри. Гарри необузданный, неукрощенный. Гарри всесильный. Это чувство захватывало с головой. Почему-то в тот миг все, что было до, казалось безумно далеким, нереальным, будто и не было никогда ничего другого, кроме ощущения горячей беспомощной плоти под его стальным и беспощадным телом. И Гарри продолжал избивать бесчувственного парня, не в силах остановить это сумасшествие, владеющее им.
Постепенно ощущение торжества и вседозволенности стало угасать. Его охватила странная апатия, тоска, и вдруг наступил переломный момент – ликование растворилось без следа, а его тело задергалось в конвульсиях. Дикая дрожь завладела всем его существом: будто каждая мышца начала сокращаться в своем собственном ритме по неестественной для нее, адской траектории. Все его нервные окончания были обострены до предела, и словно тысячи иголочек ежесекундно впивались в каждую клеточку его кожи. Трясущиеся, как в припадке, руки налились десятитонной тяжестью. Гарри задыхался. Казалось, даже самое маленькое движение, посмей он пошевелиться, убьет его, самый маленький глоток воздуха - разорвет его легкие на части. Неловко опираясь руками на то, что когда-то было стройным и подтянутым телом Забини, Гарри пытался сосредоточиться на своем уплывающем, ускользающем сознании. Но в голове будто стучали сотни отбойных молоточков. К лицу прилила кровь, а глазницы, он мог бы поклясться, полыхали огнем. Боже мой, я умираю – пронеслось у него в голове. Кисти рук неуклюже вывернулись, словно переломившись пополам, и Гарри, теряя контроль над обезумевшим, изломанным нескончаемыми судорогами телом, повалился на горячее месиво под собой. Уже ускользая в блаженное беспамятство, он видел, как облако цвета засохшей крови рассеялось, множество лиц расплывающимися пятнами закружили вокруг, словно в карусели, чьи-то руки крепко схватили его за плечи…
Сознание вернулось яркими красками, резкими голосами и ужасной болью во всем теле. Открыв глаза, Гарри увидел склоненное над ним белое, как мел, лицо МакГонагалл. Оно казалось так близко, что он мог бы без труда проследить каждую морщинку на ее увядающей коже. Поймав его взгляд, она резко отвернулась и что-то быстро проговорила человеку, стоявшему за ее спиной. Гарри не разглядел его лица. Зато краем глаза он видел плотную стену черных мантий, сгрудившихся подле чего-то. Крики, шепот и трескотня сводили его с ума. Неожиданно, как по мановению волшебной палочки, ученики расступились, и, расталкивая их, из круга выбежала мадам Помфри с таким же искаженным лицом, как у МакГонагалл. Позади нее маячило что-то кроваво-черное, но еще мгновенье – и кольцо учеников снова сомкнулось вокруг странного предмета… Почему-то для Гарри это было важно. Почему-то это его волновало. Этот непонятный предмет, вызывающий у всех такой интерес. Этот предмет…
Блейз Забини - словно блайджером ударило осознание. И понеслись быстрые, как вспышки, воспоминания: Малфой, Забини, багровое облако, боль, и снова невозможная, нескончаемая боль. Гарри протяжно застонал. Тотчас же чьи-то руки мягко, но уверенно ухватили его за подбородок и, чуть потянув вниз, заставили приоткрыть пересохшие губы. Кисло-горькая жидкость заполнила его рот – он захлебнулся и закашлялся. Кто-то постучал его по спине. С неожиданной злостью, Гарри оттолкнул сосуд с зельем и отбросил придерживающие его руки в стороны. Несколько лиц, виднеющиеся светлыми пятнами на фоне каменной темноты Большого зала, резко отпрянули от него, но так же быстро придвинулись обратно. А я разбил очки – мелькнула нелепая в своей несущественности мысль. Судя по саднящим щекам – он сильно поранил кожу осколками. Хотя эта боль не шла ни в какое сравнение с чудовищными муками, до сих пор, волнами прокатывающимися сквозь все его существо, и ощущением, да что там - практически осязанием полуживого тела слизеринца, распластавшегося всего в нескольких метрах от Гарри.
Он медленно поднялся на ноги, и, покачиваясь, сделал несколько шагов. Поттер – прозвучал резкий голос Снейпа. Поттер, остановитесь, Вам надо лежать. Это уже МакГонагалл. Гарри изо всех сил отбивался от тянущихся к нему, будто со всех сторон, рук. Он увидел справа от себя двери и, превозмогая боль, почти бегом, по крайней мере, так убеждали все его ощущения, направился к выходу. Собственно говоря, эта боль настолько овладела всем его существом, что не замечать ее было почти просто – настолько естественным продолжением его самого казалось она.
… Гарри! ГарриГарриГарри!..
… Поттер, ты ненормальный урод!!! Ублюдочный псих! Ты...
… Поттер… да остановите же его!
Гарри бежал по коридорам, не разбирая дороги, а перед глазами мелькало лицо Блейза – то самодовольно улыбающееся, то удивленное, неуклюже отклоняющееся в сторону; а вот оно уже на фоне каменных плит, и излишне пухлые губы кривятся в гримасе боли. Еще мгновенье – и голова Забини откидывается назад, от удара - как в эпогее страсти. Картины сменяют одна другую, постепенно превращая породистое лицо в кровавое месиво… Гарри сам не заметил, как оказался у входа в гриффиндорское общежитие, как назвал пароль, хотя был стопроцентно уверен, что даже не слышал его до этого; как очутился в спальне мальчиков седьмого курса. Лишь плотно задернув шторы по бокам своей кровати, он позволил себе немного расслабиться и судорожно выдохнул. Теперь, когда Гарри лежал, свернувшись на одеяле в подрагивающий клубочек, все события сегодняшнего утра казались просто кошмарным сном. И лишь ломающая боль во всем теле убеждала его измученный рассудок в том, что все произошедшее было так же реально, как и он сам.
Он избил Блейза Забини. Он. Избил. Забини. Того самого Забини, который еще час назад с довольным видом сытого кота небрежно вплыл в Большой зал, а сейчас лежал на каменном полу окровавленной, изломанной куклой. Возможно, еще полуживой. Может быть, уже бездыханный.
Тошнота подкатила внезапно. Гарри едва успел свеситься в сторону. Рвало его долго, выворачивая наизнанку все его внутренности, полностью опустошая изнутри. И в то же время, будто освобождая от почти осязаемого груза утренних событий.
Вытерев рот рукой, Гарри откинулся на подушки. Он избил Забини. Его сознание отказывалось воспринимать этот факт. Произошедшее казалось невозможным. Гарри просто не мог этого сделать. Он никогда не сделал бы подобного. Но, черт побери, он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО избил его! Какая-то дикая первобытная ярость застлала его разум, и на несколько минут он просто сошел с ума. Да, он точно был не в себе – другого объяснения и быть не могло. Возможно, он даже болен и ему стоит сейчас же вернуться к мадам Помфри. Он может быть опасен для окружающих… И потом еще это бардовое облако, этот странный сгусток магической энергии, чья пульсация до сих пор отдавалась в напряженных мышцах его тела...
Гарри тряхнул головой, будто пытаясь выкинуть непрошенные воспоминания, и медленно открыл глаза, встретив пристальный взгляд Гермионы. Он вздохнул.
- Я… я не знаю. Я… - Гарри и не подозревал, что может так жалко лепетать. Усталые, измотанные нервы сдали окончательно, и в его голосе уже слышались слезы, когда с губ Гарри сорвался вопрос:
- Как он?
- Он будет жить. Помфри и Снейп делают все возможное, - торопливо проговорила Гермиона. – Дамблдор уже вызвал его родителей… Ты... как ты сам?
Гарри горько усмехнулся. Предательские слезы все-таки заструились по щекам кусачими обжигающими змейками.
- А как ты думаешь? Я почти убил его.
- Старик, все будет в порядке, - Рон опустил глаза, неловко переступая с ноги на ногу. Он явно мечтал, чтобы произошло какое-нибудь чудо, и в больничном крыле больше не лежало бесчувственное тело проклятого Забини, а безжизненное, смертельно бледное лицо лучшего друга не казалось какой-то нечеловеческой, неживой застывшей маской.
Гермиона прочистила горло:
- Гарри. Он поправится. Он просто обязан поправится. Но… - она, будто смутившись на мгновение, отвела глаза в сторону, совсем, как Рон, до этого, но, уже через мгновение собравшись с мужеством, посмотрела ему прямо в глаза и быстро произнесла на одном дыхании – тыкактосоздалполесилы. Гарри молчал, не понимая, что она имеет ввиду, и Гермиона со вздохом продолжила.
- Поле Силы. Это… очень древняя магия…
- Темная магия, - тихо вставил Рон, не отрывая глаз от пола.
- … и очень могущественная. Колдунов, способных создавать вокруг себя Поле Силы, за всю историю Англии можно пересчитать по пальцам. Это…
- Очень плохо? – вопрос Гарри повис в воздухе, как лезвие гильотины.
- Это… пугает, Гарри. Почти все мы можем спровоцировать выброс спонтанной магии, находясь в состоянии аффекта, но надо быть действительно чрезвычайно сильным магом, чтобы создать Поле подобной мощности. Насколько я знаю, даже Волдеморт ни разу не показывал ничего подобного.
Гарри почувствовал себя жутко неуютно.
- Я ничего не знал об этом… об этом поле. Я не понимаю, как это произошло. И Забини… я… я не хотел…
- Ты хотел его убить, - голос Рона звучал глухо, но ровно. Гарри резко отшатнулся:
- Нет!
- Поле Силы… оно было цвета крови. Это все видели. Когда оно… когда оно окутало вас, и никто из профессоров ничего не мог сделать, мы думали…
- Не надо, Рон…
- … мы думали, ты его убил. Это было страшно. Я никогда не чувствовал, чтобы магия была настолько…
Губы Гермионы автоматически сложились в слово – о-с-я-з-а-е-м-а - но она не проронила ни звука.
- … чтобы ее, казалось, можно было потрогать. И… в ней было столько ярости, злости. Столько… тьмы…
- Нет!!! – Гарри в отчаянье до крови закусил нижнюю губу. – Я … я не знаю, что на меня нашло. Но … я ведь не стал темным? Я же не мог стать темным только потому, что…
- Ты не мог, - Гермиона быстро наклонилась к нему и уверенно взяла его полыхающую, как огонь, руку, в свои прохладные ладошки. – Ты не мог и ты не стал. Успокойся, Гарри. Мы выясним, что случилось. Мы обязательно выясним. А сейчас тебе лучше поспать. Пока остальные на занятьях, - добавила она, пресекая все его возражения. – МакГонагалл сказала, что тебя никто не побеспокоит. И, Гарри… мы с Роном будем рядом. Мы всегда будем рядом. Я обещаю.
Гарри шел по коридору, напряженный, как струна, под мантией-невидимкой, старательно маневрируя, чтобы ни с кем не столкнуться. После того, как утром в общей гостиной Гриффиндора, едва его завидев, первогодки с полузадушенными испуганными возгласами стали жаться по стенкам, а старшекурсники настороженно, а порой и явно враждебно, обходили его стороной, у него не было ни малейшего желания встречаться с остальными школьниками. Если бы Дамблдор не вызвал его к себе в кабинет, он бы предпочел по-прежнему отсиживаться в своей комнате, как и в предыдущие три дня. Слава богу, хоть Невилл и Дин не кидались при виде него врассыпную. А Симус, пусть и старался не оказываться с ним в одном помещении дольше необходимого, все же приходил ночевать в спальню. Гарри лишь тяжело вздыхал, когда старый товарищ, думая, что он уже спит, осторожно входил в комнату и, плотно задернув шторы по сторонам кровати, еще долго бормотал какие-то защитные заклинания. В такие моменты Гарри безумно хотелось зарыться поглубже в одеяло и никогда больше не вылезать наружу – просто лежать всю жизнь в тишине и тепле и жалеть себя. Это была просто какая-то фатальная невезучесть: из года в год он постоянно принимал участие в странных и опасных событиях, и вот, пожалуйста – в который раз происходит что-то необъяснимое, и снова - с ним. А ведь с начала учебного года не прошло и недели!..
Гарри ускорил шаг. Господи, да как он мог в чем-то винить Симуса или остальных ребят, когда он сам был напуган до смерти! Даже Гермиона, которая все выходные провела в библиотеке, но так и не выяснила ничего, что могло бы хоть как-то пролить свет на произошедшее, ходила мрачная, осунувшаяся и с черными кругами под глазами. Гарри гадал, спит ли она, вообще, ест ли хоть изредка. Да нет, скорее, забыла про все вокруг, как и всегда, когда очередная неразгаданная тайна кидала вызов ее сообразительности. Милая, упрямая Гермиона. Когда она приходила под вечер в спальню мальчиков, настолько загруженная тяжелыми старинными фолиантами, что за ними едва можно было разглядеть ее хрупкую фигурку, Гарри охватывала бесконечная нежность к этой умной, упертой и невероятно трудолюбивой девочке. Она осторожно опускала книги на пол и, усталым жестом откидывая назад топорщащиеся во все стороны волосы, старательно зачитывала ему вслух все, что хоть как-то было связано с непроизвольными выбросами магии, нераскрытым магическим потенциалом или полями силы. Многое было Гарри непонятно, что-то казалось не имеющим к нему никакого отношения. А подчас он и просто не слушал ее, погруженный в свои собственные мысли. Но все же главное пропустить было невозможно: одними из самых известных «повелителей поля силы», как их называли в гермиониных книжках, являлись Салазар Слизерин и Геллерт Гриндевальд. Говорилось также, что Ровена Равенкло, находясь в состоянии «особого душевного волнения», порою тоже создавала что-то отдаленно напоминающее Поле Силы, однако подобные случаи были настолько редки, что их списывали на особо эмоциональную природу ее внутренней магии.
Итак, Слизерин и Гриндевальд. Два самых известных темных волшебника во всей истории – вот уж воистину бесконечно жестокая ирония судьбы. Еще, правда, упоминался Мерлин, и несколько других магов, чьи имена ничего не говорили Гарри, но первые два прочно засели в его голове. Он просыпался и засыпал, думая о них; скользкие, горьковатые буквы их имен все время вертелись у него на языке. Порой ему даже казалось, что он начинает сходить с ума от всех этих мыслей о непонятном Поле Силы, о Забини, о странном ощущении небывалого могущества, на какие-то, ставшие роковыми, мгновения затмившем все остальные его чувства... Добровольно заточив себя в четырех стенах, лишенный хоть какого-то разнообразия, Гарри даже не понимал, что сам обрек себя на бесконечное проживание недавних событий. Снова и снова, снова и снова. Из раза в раз малейшие нюансы приобретали все новое и новое значение, послушные сведениям, почерпанным от Гермионы, и щедро приправленные его собственным воображением. Все глубже и глубже погружаясь в себя, Гарри казался себе маленьким и беззащитным, не больше атома, какой-то незначимой щепкой, готовой в одно мгновенье вспухнуть неукротимым пламенем, стоит лишь монстру, обнаружившемуся внутри него, показать свои клыки.
Он постоянно прислушивался к себе. Хотя первая невыносимая боль уже притупилась, ноющая ломота во всех мышцах все еще давала о себе знать при каждом движении. Поэтому большую часть времени Гарри просто сидел на своей кровати, уставившись в одну точку. Ему казалось, что такого чувства безнадежного отчаяния он не испытывал даже после смерти Сириуса. Тогда он хотя бы знал виновника, знал, кого ненавидеть и кому мстить. Сейчас же опасность подстерегала его изнутри – он сам был своим же врагом. Не смотря на все изыскания Гермионы, информации о Полях Силы было так мало, и она была настолько противоречива, что единственное, что они выяснили наверняка: ключ к возникновению поля – в эмоциях мага, в его внутренних переживаниях. Гарри изо всех сил сжимал кулаки, чтобы не закричать от собственного бессилия. Ему хотелось исчезнуть, раствориться, перестать существовать. За три дня Гарри едва проронил и пару слов. Ему было страшно: вдруг, начав говорить, он уже не сможет остановиться и вновь поддастся эмоциям… и снова выпустит зверя наружу. Зверя – именно так он окрестил пугающе нечто, овладевшее им тогда, в Большом Зале.
Из всей Святой Троицы, как их троих уже давно за глаза звала вся школа, только Рон в эти дни появлялся в Большом Зале. Да и он не задерживался там дольше, чем требовалось, чтобы на скорую руку покидать что попало из еды на две огромные тарелки, для себя и для Гарри; и, стараясь не сталкиваться ни с кем взглядом, торопливо уходил обратно в башню Гриффиндора. Он тоже почти ничего не говорил, все время занятый чем-то. Гарри подозревал, что и его бесконечное перебирание немногочисленных мантий, и преувеличенно заинтересованное рассматривание неизменных школьных принадлежностей, все тех же, что и в прошлом, и в позапрошлом году, было ничем иным, как попыткой отвлечься от таких же безрадостных мыслей, что и у него самого. Рон, казалось, пытался стать как можно более незаметным. Он бесшумно, крадущимися движениями, передвигался по комнате, чуть ли не на носочках; выходя, аккуратно прикрывал за собой дверь, слегка придерживая ее рукой, чтобы тяжелый дуб не ударялся с грохотом о каменный разъем; даже во время сна почти не вертелся на кровати, что было совсем не похоже на рыжего гриффиндорца. В глубине души Гарри был безумно благодарен ему за его молчаливую поддержку. Он страшился даже представить, что было бы, вздумай Рон расспрашивать его о том, что случилось, или с чего это вдруг Гарри накинулся тогда именно на Забини. Но, к счастью, после того единственного разговора, когда друзья нашли его, разбитого, свернувшегося на кровати в луже собственной рвоты, они по негласному взаимному решению больше не возвращались к опасной теме. Поэтому все его общение с другом на протяжении этих трех дней свелось лишь к утренним приветствиям да пожеланиям хорошего аппетита.
В тот день Гарри действительно никто не беспокоил, лишь вечером зашла МакГонагалл и, стоя чуть на расстоянии от его кровати, осторожно поинтересовалась его самочувствием. Гарри кивнул головой, мол, все в порядке. Когда же он попытался было расспросить ее о том, что она знала о Поле Силы, декан Гриффиндора резко побледнела, пробормотала что-то неразборчивое и, наскоро попрощавшись, торопливо вышла из комнаты. Гарри сквозь зубы чертыхнулся. Поле Силы. Похоже, что, что бы это ни было, оно наводило на всех немалый ужас, особенно на чистокровных волшебников, если судить по реакции МакГонагалл, Симуса и многих других его сокурсников. Поэтому, когда утром следующего дня к нему забежала мадам Помфри, Гарри, наученный опытом, не задал ни единого вопроса – лишь молча выпил все то же кисло-горькое зелье, что и сразу после обморока в Большом Зале, и безропотно позволил осмотреть себя. Медсестра пухлой и теплой ладонью пощупала его лоб, поводила над телом мальчика волшебной палочкой и, слегка нахмурившись, строго-настрого наказала оставаться в постели, что, впрочем, полностью соответствовало его собственным намерениям. После ее ухода, он то погружался в приятное беспамятство, то, словно выныривая на поверхность, вновь оказывался в мире звуков и красок, а спустя некоторое время нездоровый сон снова окутывал его уставшее сознание. Мадам Помфри заходила еще пару раз в течение дня, в каждый свой визит оставляя на тумбочке у его кровати новый кубок с невкусным зельем. Наконец, во время очередной проверки, на ее лице мелькнуло довольное выражение, она пару раз кивнула головой в такт своим собственным мыслям, и, встретившись с Гарри глазами, со слабой улыбкой сообщила ему, что его магия уже пришла в относительное равновесие, да и он сам уже практически здоров. Гарри хотел спросить ее про Забини, но в последний момент вовремя прикусил язык: если бы случилось что-то непоправимое, друзья бы уже сообщили ему. Обсуждать же здоровье слизеринца в вежливой беседе было неожиданно неприятно.
Гарри уже собирался свернуть за угол, как до него донесся возбужденный шепот:
- … слышал, что он еще и змееуст…
- … ему не было и полутора лет…
- … видел его лицо - кошмар…
- ... Поле Силы… что это такое…
- ... тшшшш!...
Гарри резко остановился и развернулся на стовосемьдесят градусов. Чертовы сплетники, стоило сомневаться, что об этом еще долго будет трепаться вся школа! Гарри поспешно вернулся на пару метров назад, где, проходя только что мимо, видел другой коридор, и, не задумываясь, свернул в него. Теперь дорога займет намного больше времени, со злостью подумал он, но здесь хотя бы была надежда, что он не наткнется на очередных любителей посплетничать о его персоне!
У входа в кабинет Дамблдора его встретила неизменная статуя горгульи. Четко произнеся – шоколадные батончики! – но, по-прежнему, не снимая мантии-невидимки, Гарри вошел в открывшийся проход. Еще пару мгновений на движущейся по спирали лестнице – и он уже стучал в тяжелую дубовую дверь.
- Заходи, Гарри, - раздался тихий голос Дамблдора. Гарри с усилием толкнул неповоротливую дверь и вошел внутрь. Комната была залита ярким дневным светом. Из многочисленных картинных рамок с любопытством выглядывали директора и директрисы Хогвартса. Гарри собрал все свое мужество в кулак – и мантия соскользнула с худеньких плеч.
Дамблдор чуть привстал из-за громадного стола на когтистых лапах и радушно, хоть и немного напряженно, улыбаясь, широким жестом указал Гарри на три резных стула, стоявших перед ним. Когда мальчик подошел ближе, его сердце пропустило удар: на одном из них, чуть в стороне от двух других, пристально глядя на него из-под густых бровей, сидел Снейп.
- Эээ… профессор… сэр?
- Вижу, Ваше самочувствие, Поттер, вполне удовлетворительно, в отличие от состояния ученика моего факультета, - ядовито процедил тот.
Гарри с усилием сглотнул. Вечер обещал быть приятным.
- Поверьте, профессор, я правда очень сожалею… - начал было Гарри, стараясь не смотреть Мастеру Зелий в глаза, но тут же был прерван резким и неприятным возгласом.
- Вот как! Вероятно, мистер Забини должен быть польщен: сам знаменитый Гарри Поттер выражает ему сочувствие… после того, как он же чуть и не убил его. – Голос Снейпа был полон сарказма. – Хотелось бы знать, чем так не угодил нашему герою не особо выделяющийся из общей массы слизеринец?
Снейп чуть приподнял бровь, демонстративно выказывая крайнюю степень заинтересованности. Его цепкие маленькие глазки, казалось, проникали в самую душу. Щеки Гарри вспыхнули огнем. Его мысли судорожно метались в голове. Снейп же не может знать про него с Малфоем? Или может? Но он бы не молчал все эти месяцы, если бы знал!.. А что если Драко, злой на Гарри после случая в Большом зале, сам рассказал ему обо всем? Если Забини действительно ему дорог, он вполне был способен на это… Мысль о том, что черноволосый слизеринец мог действительно что-то значить для Малфоя, неприятно кольнула где-то внутри... Нет, Драко не стал бы так компрометировать себя, убеждал Гарри внутренний голос. Признаться Снейпу в связи с гриффиндорцем, хуже того, с Поттером - он слишком трус для этого. Он всегда был слишком большим трусом.
Тихое, но настойчивое покашливание вырвало Гарри из размышлений. Дамблдор стоял, слегка опираясь костяшками пальцев на ровную, отполированную до блеска, деревянную поверхность стола, а в его глазах, с любопытством смотревших на разыгрывающуюся перед ним сценку, плясали озорные огоньки. Седовласый волшебник тепло улыбнулся обоим гостям, с едва заметным упреком, и мягко покачал головой, словно журя маленьких детей за их такое неразумное поведение.
- Северус, мальчик мой, - начал директор грустным, усталым голосом, - ты, как всегда, излишне суров с Гарри. Мне казалось, мы с тобой уже обсудили все происходящее и согласились, что сейчас ему понадобится вся поддержка и понимание, которые мы только можем ему дать.
Снейп с неприязненным кряхтением поерзал на стуле, но утвердительно кивнул головой. Гарри внутренне сжался: насколько же все серьезно, раз даже Снейп готов «оказывать» ему поддержку. Он кинул на директора обеспокоенный взгляд.
- Профессор Дамблдор, я не понимаю… я… все говорят, что я создал… эээ … Поле Силы… - он с видимым трудом выдавил из себя последние два слова и торопливо продолжил. – Честное слово, я понятия не имею как. И я… то есть мы с Гермионой… она просмотрела всю библиотеку, но там совсем мало про это написано… Я имею ввиду, это же темная магия… я знаю, Слизерин сам был … эээ … повелителем поля … силы… и теперь все считают меня тоже темным магом, Симус – так, вообще, не разговаривает со мной… Но я ведь… я что, действительно создал это поле? Но как? То есть… как я мог?
Дамблдор вздохнул.
- Садись, Гарри. Это будет тяжелый разговор. Тяжелый и сложный для всех нас.
И он замолчал. Гарри осторожно присел на краюшек ближайшего стула, стараясь оказаться как можно дальше от профессора зельеделия, скорее почувствовав, чем увидев, как тот, в свою очередь, тоже непроизвольно отодвигается от него. Гарри ожидал, что директор тут же расскажет ему все, что знает, или, вернее, все, что сочтет Гарри необходимым знать, но Дамблдор продолжал хранить молчание.
- Не хочу отвлекать Вас от Вашей интригующей медитации, Альбус, но мое время слишком ценно, чтобы так бессмысленно тратить его. К моему огромному сожалению, кто-то должен проверять бездарные работы нерадивых лодырей, по несчастному стечению обстоятельств, обучающихся в этой школе. И меня гложет подозрение, что этим кем-то является Ваш покорный слуга. Так что, давайте уже покончим со всем этим, и чем скорее, тем лучше.
- Нетерпелив, не так ли, Северус? – голос Дамблдора был строг и полон немого укора. - Нетерпелив и нетерпим, хотя что еще, как ни годы прибавляет нам мудрости и умения ждать, - директор с непонятным выражением на лице смотрел на Мастера Зелий сквозь свои неизменные очки-полумесяцы. – Боюсь, тебе все же придется потерпеть еще немного. – Он кинул взгляд на огромные часы, висевшие над дверью. – У нашего разговора будет еще один свидетель, и, по моим расчетам, он должен появиться с минуты на минуту.
Гарри с недоумением покосился на дверь. Кто-то еще должен прийти? Кто же это? Может быть, МакГонагалл? Как-никак, она тоже была в Большом Зале тогда… Или… может, Дамблдор вызвал членов Попечительского Совета? Не каждый же день в школе происходит такое… У Гарри внутри все похолодело. Наверняка, и в Министерстве магии уже знают о происшедшем, и совсем скоро сюда прибудут авроры, чтобы забрать его, как преступника, и отвезти в Азкабан. Да и почему, собственно говоря, как?! Он и есть самый настоящий преступник: он чуть не убил человека! Но… разве был бы Дамблдор так спокоен сейчас, если бы Гарри что-то угрожало? Он мог поспорить, что нет. Только если… Гарри не хотелось додумывать эту мысль до конца, но она неизменно возвращалась, как назойливая муха: что, если Дамблдор разочаровался в нем? Ведь он всегда учил Гарри обходиться без грубой силы; он говорил, что свои решения нужно принимать обдумано и по возможности давать человеку второй шанс, как бы велико ни было его прегрешение. И уж точно, он никогда не растил из Гарри убийцу! Хотя, по сути, разве не в убийстве видится всем его предназначение? Он потер переносицу пальцем. Нет, убийство Волдеморта, оно оправданно, поправил себя Гарри, он давно должен заплатить за все злодеяния, которые были совершенны им или во имя него! Но совсем другое дело – напасть на ученика. Совсем другое дело – быть одержимым какими-то странными силами, быть опасным, быть… От очередной догадки у Гарри все поплыло перед глазами. Что, если Дамблдор позвал Малфоя? Боже, это же очевидно. Как он раньше не понял! Наверняка, директор, от которого ничто не может укрыться, давно догадался про них с Драко! В конце концов, они были вместе на протяжении нескольких месяцев. Просто чудо, что никто так и не узнал про их отношения! То есть… связь, в очередной раз мысленно исправил себя Гарри. Отношения – это там, где присутствуют чувства: внимание, забота… любовь. А секс, даже самый потрясающий – это просто секс. Он ничего не значит. Малфой наглядно показал ему это…
Звук открывающейся двери, мягкие по-кошачьи шаги, тихое – «… Профессор Дамблдор… »…
«Ремус, спасибо, что ты пришел… » потонуло в гаррином радостном «ПРОФЕССОР ЛЮПИН!!!» - и вот уже смущенного до нельзя оборотня восторженно обнимают цепкие мальчишеские руки. – Профессор Люпин! Профессор Люпин!
- Гарри, - Ремус мягко оторвал от себя сияющего мальчика и с любовью всмотрелся в до боли знакомые черты его возбужденного лица. –Ты совсем повзрослел, Гарри.
Снейп, казалось, не верил своим глазам. Впрочем, спустя мгновение, обычное самообладание вернулось к нему, и он, неприятно изогнув верхнюю губу, процедил:
- Я должен был догадаться.
Ремус, слегка удивленный его присутствием, отвесил своему школьному врагу ироничный полупоклон и повернулся лицом к Дамблдору.
- Профессор, Вы хотели меня видеть. И хотя я благодарен Вам за возможность повидать Гарри, я до сих пор не знаю причины своего визита.
Дамблдор в который уже раз за этот день терпеливо указал рукой на стулья.
- Лимонные дольки? – практически на автомате поинтересовался он.
- Нет, спасибо, - раздался на удивление дружный хор голосов.
Дамблдор с улыбкой вздохнул и сложил перед собой руки. Мгновение – и его взгляд стал серьезным.
- Как ты уже понял, Ремус, мы собрались здесь из-за Гарри. Я буду краток. В пятницу на завтраке в Большом зале Гарри создал Поле Силы.
Сказать, что Ремус выглядел потрясенным, значило бы сильно преуменьшить его состояние.
- Это… это невозможно, - в конце концов, выдавил из себя оборотень.
- Не невозможно, если уж оперировать такими понятиями, но мне понятно твое недоверие, Ремус. – почти весело отозвался Дамблдор. - Гарри довольно молод, а мы склонны недооценивать детей. Трудно представить ребенка, способного видоизменять реальность по своему усмотрению, не правда ли? Однако Гарри действительно окружил себя Полем, причем Полем такой мощности, что сквозь него не смогли пробиться ни Северус, ни Минерва. Меня самого не было в Замке в тот момент. Но что-то мне подсказывает, что и мне это было бы не под силу. А ведь это случилось впервые, не так ли, Гарри?
Гарри с несчастным видом кивнул. Ремус снова покачал головой.
- Это действительно просто невозможно, Альбус. Гарри не темный, я уверен. Мерлин, он даже никогда не изучал темные искусства, как он мог...
- О, всего лишь глупое заблуждение! Глупое и весьма опасное, - с явным неудовольствием перебил его Дамблдор. – Поле Силы само по себе не является ни злом, ни добром. Другое дело, что маги, способные создать его, в своем большинстве, вершили темные дела. Это были сильнейшие волшебники, а обладая большим могуществом, трудно остаться верным себе и не свернуть с правильного пути, - при этих словах Дамблдор весь как-то ссутулился, будто груз чужих ошибок и изломанных судеб всей тяжестью осел на его плечи. – Однако сейчас важно другое. Мы должны сделать все возможное, чтобы помочь Гарри, пока не стало слишком поздно.
Глаза мальчика расширились.
- Что значит, пока? – неужели этот испуганный писк принадлежит ему? Дамблдор внимательно посмотрел на него.
- Что ты знаешь о Поле Силы, Гарри?
- Ну… не так уж много. Я знаю, что оно как-то связано с … эмоциями мага… и что … немногие могут создать его… А про темные искусства уже сказал профессор Люпин…
- Очень хорошо, - Дамблдор удовлетворенно кивнул. – Возникновение Поля действительно неразрывно связано с внутренними переживаниями волшебника. Однако это не только его эмоции, но и мысли, и чувства, и желания, порою даже не осознаваемые самим магом. Поле Силы – это своеобразная альтернативная вселенная, в которой все подчинено воле ее повелителя. Способность к созданию Поля – это удивительнейший, но и очень опасный дар, Гарри, которым нужно пользоваться с умом и только в случае крайней необходимости. К сожалению, как показывает история, едва научившись им управлять, маги тут же забывали обо всех предосторожностях и очень скоро выгорали.
- Что значит, вы-вы-выгорали? – заикаясь, переспросил Гарри.
- Магия Поля – это неестественная для человека магия. Если обычно наши способности являются самой нашей сутью, то в этом случае, внутри волшебника как бы зарождается совсем иная, несвойственная ему, новая сила. А чем больше могущество, тем выше за него плата, Гарри. Каждый раз, используя возможности Поля, волшебник отдает частичку своей природной магии – и так до тех пор, пока в нем больше ничего не останется. Только оболочка.
- Он становится сквибом? – в голосе Гарри звучал неподдельный ужас. При мысли о потери магии в своей жизни ему стало дурно. Все самое лучшее, что когда-либо случалось с ним, принадлежало миру волшебников. И вот теперь, по какому-то ужасному, несправедливейшему стечению обстоятельств, быть вынужденным уйти…
- Скорее всего, да. Если волшебник маглорожденный. В таком случае его немагические гены еще слишком сильны и, по всей вероятности, сохранят ему жизнь.
- Жи-жизнь? Но… а чистокровные маги? Что происходит с ними? – прошептал Гарри, заранее предчувствуя ответ.
- Но Гарри полукровка! И потом, он может научиться контролировать свои эмоции! Мерлин, возможно, он никогда больше и не испытает ничего столь сильного, чтобы спровоцировать создание Поля!
- Возможно, - согласился Дамблдор. – Но маловероятно.
Ремус откинулся на спинку стула и закрыл лицо руками. Во взгляде Снейпа мелькнуло что-то похожее на сочувствие, и его голос снова разрезал тишину.
- Поттер не полукровка. Мало кто знает, но Лили Эванс родилась в семье сквибов, а не маглов, - он говорил как-то неохотно, будто посвящая их в свой собственный секрет, который, как бы ему того ни хотелось, больше нельзя было хранить в тайне.
Ремус удивленно прошептал:
- ... я не знал…
– Что же насчет эмоций… Какого контроля можно ожидать от вспыльчивого, неуравновешенного подростка, чье настроение зависит от перепадов гормонов? Поттер опасен сейчас для всех. Скрытный и склонный к жалости к себе – кто знает, какие чувства все эти годы культивировало его подсознание! А что если Темный Лорд завладеет им – вы представляете себя Поле Силы, созданное его извращенным сознанием?! Да он все человечество сотрет с земли! И маглов, и магов - безразбору, - Снейп взволнованно провел рукой по волосам - жест, которого Гарри никогда раньше за ним не замечал. - Хотя и без участия Темного Лорда, эмоции Поттера выжгут его раньше, чем…
- Хватит! – проревел Ремус. – Я не позволю говорить о сыне моего лучшего друга, как о живом трупе или бомбе замедленного действия! – Он повернулся к Дамблдору. – Я полагаю, есть какие-то способы… что-то, что могло бы… - его голос оборвался, и он с надеждой посмотрел на старого волшебника. Тот немного помедлил с ответом, будто взвешивая все за и против, и с уверенностью кивнул.
- Безусловно, есть. Во-первых, зелье. Зелье, подавляющее сильные эмоции. Ты уже принимал его, Гарри, в течение этих дней. Боюсь, теперь тебе придется всегда иметь его при себе. На днях Северус научит тебя его правильному приготовлению.
Снейп с отвращением скривился, но промолчал.
- Во-вторых, тебе действительно придется учиться управлять своими эмоциями. Профессор МакГонагалл перестроит твое расписание так, чтобы мы с тобой могли встречаться два, нет, пожалуй, поначалу даже три раза в неделю.
- Я буду заниматься с Вами? – в голосе Гарри звучало облегчение.
- Со мной и с теми, кого я приглашу на наши встречи. Но об этом позже. Тебе придется быть предельно осторожным в своих словах и поступках. Неплохо, если в первые дни ты будешь избегать людей, вызывающих у тебя сильные эмоции.
Гаррино настроение резко упало.
- Я стану будто тенью - тихим, скучным и незаметным. Чем это лучше?
- Хотя бы тем, что при этом Вы не навредите другим людям, Поттер! – взвизгнул Снейп.
Дамблдор с жалостью посмотрел на мальчика: Гарри выглядел бесконечно несчастным.
- Жизнь не закончилась, Гарри. Со временем ты научишься с этим справляться и привыкнешь к своему новому состоянию. По крайней мере, я на это очень надеюсь. Сейчас же мы должны предпринять все доступные нам меры предосторожности.
Гарри закрыл глаза. Я действительно оказался ненормальным, как и утверждала тетя Петунья. Господи, что со мной не так, если я ненормален даже по меркам магического мира!
- … и помимо этого, ты продолжишь занятия Окклюменцией с профессором Снейпом – нельзя забывать и об опасности со стороны Волдеморта.
Вряд ли что-то могло еще ухудшить его настроение, но Дамблдору это опять удалось. Окклюменция! Гарри простонал. Теперь уже точно ничего хуже случиться с ним не может. На мгновение, абстрактная возможность самовыгорания показалась ему не таким уж большим несчастьем.
- Вам придется очень постараться, Поттер, - осклабился Снейп. - Насколько я помню, Ваши прошлогодние «успехи» оставляли желать лучшего.
В повисшей было тишине раздался осторожный голос Ремуса:
- Гарри, а что спровоцировало появление Поля в тот раз?
Черт! Черт, черт, черт! Гарри чуть не взвыл в голос. Он уже надеялся, что эту тему они благополучно обошли стороной.
- Я… я… мне сложно говорить об этом, - прошептал он, мучительно краснея. Снейп фыркнул, Дамблдор изумленно приподнял брови. – Это… это личное. Мне просто.. не нравится Забини, - его голос был еле слышен.
- Не нравится?! - Снейп, до этого слегка наклонившийся в сторону Гарри, чтобы не проронить ни одного его слова, аж подпрыгнул от ярости. – Да Вы хоть соображаете, что Вы несете, Поттер?! Вы избили его до полусмерти! – Ремус приглушенно охнул.– Нам с Помфри пришлось собирать его буквально по кусочкам, по памяти заново вылепливая черты его лица из того кровавого месива, в которое Вы его превратили! НЕ НРАВИТСЯ?! Да Вы рехнулись! – Снейп остановился было на секундочку, чтобы перевести дыхание. Его грудь тяжело вздымалась. - Кто же, в таком случае, следующая жертва Великого Поттера, не угодившая ему самим фактом своего существования?! Дайте я угадаю: мистер Малфой? Ваша взаимная «любовь» уже стала притчей во языцех...
Гарри непроизвольно дернулся при этих словах, что не укрылось от внимательных глаз Дамблдора, но директор не сделал ни единой попытки вмешаться и перевести разговор в более мирное русло. Напротив, он наблюдал за мальчиком с искренним и неподдельным любопытством.
- …или, быть может, моя драгоценная персона? Поттер?
У Гарри было ощущение, будто ему сначала надавали болезненных пощечин, а потом еще и плюнули в лицо. Все, что говорил Снейп, было отвратительно, гадко и пугающе похоже на правду.
- Я… я не знаю, сэр…
- Почему я не удивлен, Поттер? – издевался Мастер Зелий. – Вы хоть когда-нибудь что-то знаете, а, Поттер? Или единственное предназначение Вашей головы – в непрерывной демонстрации Вашего знаменитого украшения? Гарри резко вскинул голову.
- Я не просил этого шрама. Я не хотел, чтобы убивали моих родителей. И я никогда не стремился причинить кому-либо зло, даже если Вы и не верите в это, Снейп!
- ПРОФЕССОР Снейп, - прошипел тот.
Гарри упрямо промолчал. Ремус поднялся со стула.
- Если это все, Альбус, то я бы хотел поговорить с Гарри наедине, - он намеренно игнорировал все еще кипящего от злости Снейпа.
- Да, пожалуй, для первого разговора – это все. Гарри, надеюсь, ты отнесешься к этому со всей серьезностью, и…
- Да, профессор, - Гарри обхватил себя руками, словно пытаясь удержать внутри рвущееся наружу раздражение и, в то же время, почувствовать себя защищенным, и напряженно улыбнулся. – Иначе… сгореть заживо – не очень приятная перспектива, правда?
- Что значит, не нравится, Гарри? – едва за ними закрылась дверь, Ремус развернулся лицом к Гарри и, крепко схватив мальчика за плечи, решительно заглянул ему в глаза. – Я не хотел обсуждать это там, - он кивнул головой в сторону кабинета директора, - но я очень рассчитываю на несколько более пространное объяснение, чем «он мне не нравится».
Гарри впервые видел Ремуса таким напористым: обычно оборотень был мягок, как тесто. Мальчик пожал плечами:
- Я… я не хочу говорить... об этом, профессор… даже, даже с Вами.
Люпин растрепал рукой волосы у себя на голове.
- Гарри, это серьезно. То, что происходит… мало кому из нас приходилось с этим сталкиваться… даже Дамблдор в замешательстве…
Гарри нетерпеливо задергал ногой. Эти разговоры уже начинали раздражать. Слишком много слов и ничего больше. Нотации и упреки. И бесконечное обсуждение гарриной жизни… Как будто они имели на это право.
- … я понимаю. Ты взволнован, испуган… и все слишком быстро происходит, но ты должен нам помочь. Должен. Чтобы мы могли помочь тебе.
Гарри молчал.
- То, что произошло с этим мальчиком, Забини, это касается всех нас, - Гарри с иронией приподнял бровь. Все внутри него кипело, он лишь мог удивляться, как ему удавалось сохранять спокойствие последние полчаса. Что Снейп с его уничижительными замечаниями, что безразличная опека Дамблдора, что Люпин со своей безусловной преданностью и навязчивой заботой – все это было так неправильно, так раздражающе. Весь его мир перевернулся с ног на голову за какие-то несколько дней – а они, как они смеют вести себя, как обычно! Критиковать его, ругать. Указывать, что ему делать. Изображать понимание. В глубине души Гарри знал, что вся его злость беспочвенна, но что он мог поделать, когда с каждым их словом он чувствовал себя все более запутавшимся, все более жалким, все более несчастным? ОНИ делали его несчастным.
– Появление Поля Силы – это огромное событие в магическом сообществе, - продолжал Люпин. - Большинство волшебников считают его темной магией. А происшествие с сыном Забини только подтвердит их опасения. Гарри, они верят в тебя, и мы не можем потерять эту веру. Только не сейчас, - Люпин вздохнул, и на его лице появилось виноватое выражение. – Если люди будут бояться тебя, это сильно подорвет наши позиции, ты же понимаешь… Мы не можем не обращать на это внимание. Но… я беспокоюсь о ТЕБЕ, Гарри. Я просто хочу понять: почему он? Я не помню, чтобы ты упоминал об этом мальчике хоть в одном разговоре. Что в нем вызвало такую сильную реакцию с твоей стороны?
Гарри закусил губу. Ремус был прав. И он, черт возьми, как никто имел право знать. Если бы Гарри только набрался смелости рассказать ему про Малфоя, про свои переживания - про все, ему самому, возможно, стало бы легче. Если бы он только мог… Постоянно скрывать то, что он на самом деле чувствует, хранить от друзей секреты, лгать, чтобы никто ничего не заподозрил – это было нелегко, нет, это было совсем нелегко для него, которого обычно можно было читать, как открытую книгу. Боязнь, что их связь с Малфоем откроется, держала его в напряжении все время. Боль от предательства дорогого человека и невозможность разделить ее с кем-нибудь, пожаловаться, получить хотя бы толику сочувствия – она просто убивала его. Хотя один Бог знает, как случилось так, что высокомерный и самовлюбленный слизеринец стал ему дорог, но он действительно был нужен Гарри, о да, он был ему очень, очень нужен. Особенно сейчас.
Малфой бы смог понять, что творится в душе у Гарри. Он бы не стал трястись над ним или связывать с ним свои надежды или разочарования. Он бы просто был рядом, он бы заставил его жить со всем этим, ох, он бы его заставил! Драко всегда умел заставить его шевелиться, держать себя в руках. Он никогда не давал ему расслабиться. За годы их неприязни и соперничества, Малфой узнал его, как никто другой, как, пожалуй, может знать человека только его злейший враг. Слабости, недостатки, болевые точки – он все подмечал. Он столько лет был персональным адом для Гарри Поттера, что этот новый ад - Малфой сумел бы это понять.
Нет, Гарри вовсе не тешил себя мыслью, что Драко испытывает к нему хоть что-то большее, чем похоть. Нет, только не после всего, что случилось. Желание поиметь Мальчика-Который-Выжил, возможность хоть в чем-то доминировать над Гарри – это да. Малфой никогда не говорил о чувствах. Хотя каждая их встреча, каждое его нетерпеливое «наконец-то, Потти!», но в первую очередь, та жадность, с которой он смотрел на Гарри и которую, казалось, ничто на свете не могло полностью удовлетворить, – все это говорило, что он не совсем безразличен, что что-то в Гарри цепляло его. И каждый раз, когда они занимались любовью, холодный, вышколенный Малфой, чертыхаясь сквозь стиснутые зубы, терял весь свой пафос, и, не в силах контролировать плавящееся от удовольствия сознание, хныкал, постанывал, умолял, отдавался – отчаянно, необузданно, добровольно. А после они лежали, тесно прижавшись друг к другу, один в другом, пытаясь выровнять тяжелое дыхание и словно черпая друг в друге то тепло и защиту, в которых оба так сильно нуждались… Гарри знал, что всего через пару минут Драко несильно, но уверенно оттолкнет его, и, тщательно одевшись, с равнодушным видом уйдет, даже не кивнув на прощанье. Но эти минуты, пока у Малфоя еще не было сил, чтобы надеть свою привычную маску; когда он был так трогательно открыт и чуть ли не мурлыкал, сладкий, ласковый, податливый; эти минуты, когда он позволял Гарри перебирать руками свои белокурые, ни с чем не сравнимые по мягкости волосы, выводить дрожащими пальцами замысловатые узоры на своей молочно-белой груди, вдыхать с упоением свой особый – ваниль и корица – терпкий запах, - эти минуты принадлежали Гарри…
Мальчик посмотрел на усталое лицо Люпина, его потрепанную одежду, на короткие узловатые пальцы, нервно отстукивающие какой-то ритм по стволу его палочки. Он был настолько родной, настолько свой для Гарри Поттера, сына его друга, крестника его любовника, для маленького храброго Гарри, который так нуждался в любви и понимании; и, в то же время, - такой бесконечно чужой. Чужой для того Гарри, чьи мысли занимал лишь один человек, человек с холодными глазами и неприятной усмешкой, рожденный и воспитанный для ненависти и не умеющий проигрывать. Один лишь Драко чертов Малфой имел значение, и Гарри презирал себя за это! Тот самый Драко Малфой, который на протяжении их связи все так же продолжал оскорблять на публике и Гарри, и его друзей, вот только нападки его стали еще злее, чем раньше, и ранили теперь намного глубже. Казалось, Малфой пытался отыграться на гриффиндорце за то, что тот был свидетелем его слабости, за то, что с этим безумием, одержимостью не могла справиться даже знаменитая малфоевская выдержка. Его слова жалили, как сотни пчел, отравляя Гарри душу, доводя его до самой грани. Но потом опять наступал вечер пятницы, и блондин снова приходил в Нужную комнату, жаждущий, требовательный, трепещущий, чтобы утвердить свои особые права на Мальчика-Который-Выжил.
А потом Драко просто исчез. Посредине экзаменационной недели. И не единой записки, ни одного слова…
Ремус выжидающе смотрел на Гарри. Нет, нет и нет. Сказать это вслух, увидеть недоверие, смущение, а потом и разочарование в добрых ласковых глазах Люпина – Гарри знал, что не сможет этого вынести. Не сейчас. Он мрачно мотнул головой, слегка передернув плечами, которые все еще сжимали цепкие пальцы оборотня, и твердо ответил:
- Боюсь, я сказал все, что мог.
- Вряд ли ты думаешь, что такой ответ меня удовлетворит, - вкрадчиво начал Люпин.
- Думаю, что да, Вам придется им удовлетвориться! – со злостью прокричал Гарри, и с силой оттолкнул его руки. Люпин сам не знает, чего просит! Долго накапливаемое раздражение дало о себе знать. – Да какого черта вы все лезете в мою жизнь! Почему я вечно все и всем должен?! То, что я снова оказался… уродом, еще не значит, что вы все можете прийти и начать меня контролировать!
- Гарри, послушай. Я беспокоюсь о тебе…
- Ой, только не надо разыгрывать заботливого папашу! Все это блеф, не больше! И… ты мне не отец! ты даже не Сириус! – у Ремуса было такое выражение лица, будто его ударили. – И, вообще, эта забота об … умирающем … пустая трата времени, ты не находишь?!
- Нет, я так не думаю, Гарри, - с болью во взгляде проговорил мужчина. – Эта твоя истерика…
- Нет никакой истерики!!! – в который раз оборвал его Гарри. Они уже спустились по винтовой лестнице, и горгулья недовольно мигнула от резкого звука его голоса. Ремус вздохнул и предпринял еще одну попытку:
- Я, правда, понимаю, что ты сейчас чувствуешь, Гарри…
- Черта-с-два Вы понимаете! Ты слышишь, Люпин, черта-с-два!!! – Гарри аж трясло от злости, мыслей, переживаний. Казалось, еще чуть-чуть, и он просто взорвется. – Я всегда, всегда хотел быть нормальным – как все, понимаешь?! Как все!!! Но я все время оказывался не таким, как надо, все время не такой! Я всегда всех разочаровывал! – Гарри стоял спиной к своему спутнику, яростно сжимая и разжимая кулаки. - Я был недостаточно хорош для Дурслей, я опять же недостаточно хорош для волшебников! Я даже недостаточно хорош для ЧЕРТОВА МАЛФОЯ!!! – резкая боль в глазах, словно кто-то опалил их огнем, яркая вспышка там, где его рука ударилась о каменную стену, громкий вскрик Ремуса, откинутого какой-то невидимой силой на несколько метров назад. – Что, скажи, ЧТО я должен сделать, чтобы перестать быть таким ... чудовищем… таким… таким … уродом…?.. – с этими словами он развернулся, и с его лица мгновенно сошли все краски. - О господи, Люпин… Ремус, прости, я… прости ради бога, на меня словно что-то нашло… - Гарри кинулся к распростертому на полу мужчине, в отчаянье заламывая руки. Но, не сделав и пары шагов, он наткнулся на невидимую преграду. Воздух вокруг него будто сгустился, насквозь пропитанный магией, и казался практически материальным, а каждое движение Гарри порождало обжигающие вспышки перламутровых искр.
- Гарри, тебе нужно успокоиться… - Ремус попытался приподнять голову, но она тут же с неприятным стуком опустилась обратно на серые камни, будто кто-то с усилием надавил на нее. Звук удара и болезненный стон, последовавший за ним, резанули по ушам.
- Ремус! Ремус! - Гарри рванулся вперед изо всех сил, но невидимая стена по-прежнему преграждала ему путь. Он заколотил кулаками по воздуху, вызывая появление новых и новых серебристых всплесков, но не продвинулся ни на йоту.
Еще один протяжный стон.
- Ремус!
- … Дааа-вит… - этот полузадушенный хрип никак не мог принадлежать профессору Люпину! – Даааа-вит… Дышшшшать.. тя-жжжже-ло…
Гарри с силой дернул себя за волосы. Что происходит?!
- Что происходит? – повторил он уже вслух с истеричными нотками в голосе. – Почему я не могу подойти?! Профессор!
- … Ды-шшшшать… ооохххх… По-ле…
Дышать что? … поле? Какое поле? Причем тут поле? Паника захлестнула его с головой. Поле. Поле… Осознание пришло практически мгновенно. Поле Силы? Опять? Но... но как? Он с испугом оглянулся - но нет, никакого бардового облака вокруг, воздух был так же прозрачен, как и всегда, даже немного серебрился… ЧТО?!!! Воздух серебрился?!!!!!!!!!!! Гарри почти чувствовал, как вертятся извилины у него в голове. Эти искры, и невозможность двигаться, и то ужасное раздражение после перебранки со Снейпом, которое неожиданным образом исчезло, как только, как только…
Раздался звук треснувшей ткани, и Гарри резко вскинул голову: тело Люпина изогнулось дугой, глаза закатились, ноги были вывернуты под каким-то неестественным углом…
Гарри с воплем кинулся к нему – и снова что-то мягко оттолкнуло его назад. Слезы наполнили его глаза: он чувствовал, что надо срочно что-то делать, но что делать, он не знал. Думай, думай, Гарри. Он вытянул вперед дрожащую руку, и она, как и ожидалось, наткнулась на препятствие. Думай же, чертов кретин. Это твое Поле, ты, придурок. Герой хренов! Сделай же что-нибудь с ним! Сделай, немедленно!!!
В нескольких шагах от него Люпин жалобно заскулил. Гарри никогда в своей жизни не слышал звука ужаснее этого животного, замогильного воя. Ему хотелось заткнуть уши и бежать, бежать - куда угодно, лишь бы подальше от этого проклятого места, от полуживого существа, корчащегося в предсмертных судорогах в нескольких шагах от него, от оглушающего биения собственного сердца, от всепоглощающего страха, от этого ужасного, раздирающего его изнутри отчаяния!
- … Га-рррииии …- еще один нечеловеческий хрип.
КакэтоостановитьКакэтоостановитьКакэтоостановитьКак… Гарри запустил руки в карманы – и его пальцы коснулись прохладного куска дерева. Его осенило - волшебная палочка! У него же есть волшебная палочка! Не думая долго, Гарри выкинул руку с крепко зажатой в ней палочкой вперед и на одном дыхании прокричал первое пришедшее на ума заклинание:
- Протего! Протего! Протего тоталум!!!
Яркий свет вырвался из его палочки, заполоняя собою все вокруг. Ослепляющая волна затопила фигуру лежащего мужчины, поднялась к потолку и, заискрившись, понеслась обратно к Гарри. Не в силах ни пошевелиться, ни даже вдохнуть, Гарри смотрел на нее широко раскрытыми глазами. Доля секунды, удар невероятной мощности - и все вокруг него потонуло в темноте…
… Звон передвигаемых стеклянных пузырьков, странный специфический запах, тихие голоса откуда-то справа… Гарри чуть приоткрыл глаза. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: он находился в больничном крыле. Гарри пошевелился, и из его горла непроизвольно вырвался болезненный стон.
- Гарри, Гарри, ты меня слышишь? - в нескольких сантиметрах от его лица мелькнули каштановые патлы, и огромные карие глаза, полные неподдельной тревоги, засветились надеждой, когда он чуть заметно кивнул в ответ. – Мадам Помфри, он пришел в себя! Мадам Помфри!!! – И нетерпеливо – Рон, да позови же кого-нибудь!
Шуршание одежды, удаляющийся топот, стук двери о косяк – и Гермиона повернулась обратно. Ее движения были нервны и порывисты, казалось, она не знала, куда себя пристроить. Будто ей хотелось обнять мальчика, и никогда больше не отпускать, и, в то же время, она слегка стеснялась своего желания.
- Гарри! ты так напугал нас! Ты! Как ты? – Гарри слегка поморщился от громких звуков ее возбужденного голоса, и девочка радостно рассмеялась. – Боже, как я рада, что ты пришел в себя! Гарри, мы так боялись… ты был без сознания несколько часов, а уровень твоей магии… - она прикрыла глаза рукой и всхлипнула. По ее лицу текли слезы, но губы счастливо улыбались. – Боже, Гарри, я такая глупая, не обращай внимания! – она отчаянно затрясла головой, не отрывая от него пронзительно нежного взгляда.
Улыбка, даже слабая, причинила ужасную боль. Казалось, болели даже те мышцы, о существовании которых он до этого и не подозревал. Он резко, со свистом, выдохнул. Гермиона тут же засуетилась.
- Ты только не двигайся, Гарри, тебе сейчас лучше просто лежать. Давай я сама все сделаю… - обеспокоенно запричитала она, аккуратными движениями поправляя подушку под его головой. – Снейп запретил давать тебе обезболивающее, пока ты не придешь в себя. Но Рон сейчас приведет Помфри…
- Люпин… Ремус, - резко оборвал ее Гарри, – что с ним? Он…? О Боже! – как и тогда, в Большом Зале, осколки воспоминаний вдруг хлынули в его сознание, постепенно составляя целую картину.
- С Люпином? Ты имеешь ввиду, с профессором Люпином? А что с ним не так? то есть я хотела сказать, он очень переживал за тебя, Гарри. Как и все мы…
- Переживал? Он... он жив? Он здесь? – Гарри попытался оглядеться, но его пронзила очередная вспышка боли.
- Конечно, жив! Почему ты спрашиваешь? – Гермиона смотрела на него с удивлением, но, видя страх и недоверие в его глазах, поспешно добавила. – Он провел все утро здесь, в больничном крыле. Не хотел оставлять тебя одного в таком состоянии и вообще. Дамблдор увел его всего полчаса назад. – она задумчиво почесала переносицу. - Я так удивилась, увидев его, я и не знала, что он в Хогвартсе… разве с ним что-то должно было случиться? Гарри тяжело вздохнул. То, что произошло после разговора с директором, казалось каким-то кошмарным сном. Это просто не могло быть правдой. Как впрочем, и, вообще, все это чертово Поле Силы не могло иметь никакое отношение к реальности!
- Я… у меня был тяжелый разговор с Дамблдором… он рассказал мне… многое о Поле Силы… не то, чтобы я хотел это знать, но… там был Ремус… эээ … профессор Люпин… и Снейп… он… он здорово разозлил меня.. я имею ввиду - Снейп… а потом мы с Ремусом… то есть я хотел сказать – с профессором Люпином… остались одни, и он стал расспрашивать меня о… О черт! Неважно… Я…- Гарри не мог подобрать правильных слов, чтобы объяснить, что он чувствовал в тот момент. Одно воспоминание о всем том дерьме, которое вылил на него Снейп, поднимало внутри него новую волну ярости. Только не сейчас, Господи, только не здесь и не сейчас. – Я был так зол, Гермиона, так зол! Я не помню, чтобы я еще когда-нибудь так злился, кроме как… - в его сознании возникла картина: чуть приоткрытые губы Забини в нескольких сантиметрах от бледной аристократической кожи, и Гарри уже просто не мог противиться очередному приступу жгучей ревности. Он почувствовал знакомое жжение внутри, по венам потек приятный жар, он почти слышал мелодичный завораживающий голос, который гипнотизировал, затуманивал его сознание - ты сиииль-ный, ты слаааав-ный, человееее-чек… не дууу-май, расслаааабь-ся, отдаааай-ся - и так хотелось открыться навстречу этой силе, согревающей его, делающей все ощущения ярче, пронзительнее. Ему казалось, он сможет взлететь, если захочет, стоит лишь отпустить это… что бы это ни было, на волю… Нежное, но твердое прикосновение прохладных пальцев к его предплечью, заставила Гарри дернуться, как от удара током. Он поднял взгляд на Гермиону – страх и понимание в ее глазах подействовали на него как холодный душ. Еще более отрезвляющей была мелькнувшая в них на мгновение жалость. Гарри тряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения. – Я пытался помочь ему, Гермиона, видит Бог, я пытался! Но Оно не пускало меня, понимаешь?! Он задыхался, а я.. я даже не мог приблизиться к нему! Я не хотел причинять ему боль, но я был так зол. И я просто ничего не мог с этим поделать…
- Тшш, Гарри, тшш! – Гермиона ласково сжала его руку. – Все хорошо. Когда мы с Роном нашли тебя в коридоре, профессор Люпин пытался привести тебя в чувство, и он выглядел вполне в порядке. Может, бледнее, чем обычно, но ты же знаешь… он оборотень и все такое… Мне даже в голову не пришло… Я подумала, может, профессор шел к Дамблдору, по делам, и просто нашел тебя раньше нас. Он, он был взволнован, да, но ты был без сознания, и ты никак ни на что не реагировал – мы все были до смерти напуганы, Гарри!
- Вы, вы искали меня? Зачем?! – Гарри с подозрением посмотрел на нее. – Вы… О! О!!! – он мысленно чертыхнулся, увидев виноватое выражение на лице Гермионы.
- Гарри, пойми, мы волновались… - мальчик досадливо дернулся и тут же зашипел от очередной обжигающей волны боли, пробежавшей по всему его телу.
Гермиона крепко держала его за руку.
- Понимаешь, мне надо было поговорить с тобой... о Поле Силы, - Гермиона выделила последние два слова громким шепотом. – Я кое-что узнала… кое-что важное… Но тебя не было в комнате. И Рон сказал, что ты получил письмо от Дамблдора… А потом ты долго не возвращался, и я стала беспокоиться, потому что то, что я узнала – действительно важно…
Ах, ей не стоило этого говорить. Опять эта чушь про заботу и опеку над маленьким беззащитным сироткой! Вначале Ремус, теперь она…
- Я был с Дамблдором, в конце концов! – почти прокричал Гарри. – Прекратите все меня опекать! Я и сам могу позаботиться о себе!
- Я знаю, что ты можешь, я знаю, но Гарри… ты не понимаешь…
- Я не понимаю? Я ВСЕ понимаю! Вы не доверяете мне! Вы думаете, я не могу защитить себя! Вы только и ждете от меня каких-нибудь глупостей! И не отрицай этого, думаешь я не вижу? Я для всех вас, как знамя, которое вы поклялись защищать любою ценою! Вот только знамя – это обычная тряпка, Гермиона, самый обычный кусок материи, который раскрасили в нужные цвета и подняли на недосягаемую высоту, чтобы, не дай бог, не замарать! Признайся, Гермиона, вы все так печетесь о Мальчике-Который-Выжил лишь потому, что, случись что с Гарри Поттером – и исчезнет все то, во что еще можно верить, то, во имя чего еще можно с радостью умирать!...
Гермиона с ужасом смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова. Он не мог быть прав, он не мог быть прав, он… или мог? Но она любила его! Он, Гарри, был ей, как брат. Такой хороший, такой настоящий, такой гриффиндорец! И она знала, что Гарри был сильным волшебником! Это все знали! Но он был такой импульсивный, и такой доверчивый, и отпускать его куда-то одного – это же чистой воды безумие! Они не могут так рисковать, он нужен им, нужен им всем… О боже, неужели она действительно это подумала? Неужели она действительно всегда ТАК думала о Гарри?
- … а теперь это Поле… знаешь, Гермиона, я тут подумал… а у меня ведь теперь действительно есть сила, которой нет у Волдеморта, как и говорилось в Пророчестве. И уж хочется верить, я ненавижу его достаточно, чтобы создать такое Поле, которое уничтожит его навсегда. Боюсь только, что в этой истории мне отведена роль оружия одноразового действия, - Гарри зло усмехнулся, - ну а, впрочем, чтить память павшего смертью храбрых – в этом есть что-то романтичное, не находишь? Это будет красивым концом вашей сказки о Мальчике-Который….
- Прекрати! Не смей говорить об этом так! – Гермиона взвизгнула, и вдруг ее глаза широко распахнулись. – Так ты … знаешь про выгорание? - Гарри кивнул. Девушка шмыгнула носом. – Я, я прочитала об этом сегодня утром. Случайно. Об этом нигде больше не упоминается… Я сразу же побежала к тебе, хотя…Я просто не могла, не могу в это поверить… - она чуть помедлила. - …Откуда ты знаешь?
- Мне сказал Дамблдор. А Снейп добавил, что я неуравновешенный и вспыльчивый, и что я, в любом случае, скоро сам себя уничтожу… - он невесело усмехнулся. – Представляешь, оказывается, моя мама была чистокровной, - его взгляд на мгновение потеплел, - просто ее родители были сквибами, и родители их родителей – тоже… Снейп откуда-то знал об этом. Почему он не сказал мне об этом раньше?..
Гарри смотрел сквозь девушку невидящими глазами. Вопрос явно был риторический.
- Ты, вообще, не должен был слушать Снейпа, Гарри! Ты же знаешь, как он ненавидит тебя! Не могу поверить, что Дамблдор, вообще, допустил его к тебе, ты же…
- Ах, да, я же урод, можешь не напоминать…
- Я НЕ ЭТО ИМЕЛА ВВИДУ, Гарри Поттер! – Гермиона вскочила на ноги. – Ты не … урод! Ты обладаешь уникальным даром! Волдеморт бы душу продал за то, чтобы иметь ТАКИЕ ВОЗМОЖНОСТИ!!!
- Если бы ему было, что продавать…
- Тебе это кажется смешным?!!! – в ее голосе звучала неподдельная ярость. – Это опасно, но это и… потрясающе, Гарри! Это так же удивительно, как быть змееустом, или как выжить после Авады…
- Я понял, понял. Это еще одна счастливая деталь к комплекту под названием Мальчик-Который-Выжил…
- Гарри, ты не слушаешь меня! Стоит тебе захотеть, ты сможешь претворить в жизнь любое свое желание! Твои чувства, твои мысли – все отразится в созданной тобой реальности!
- Ты хочешь сказать, что я ХОТЕЛ напасть на Ремуса?!
- Нет!!! Ты не хотел нападать на профессора Люпина, но тебе было плохо, ты был испуган и расстроен. В глубине своего сознания ты ЖЕЛАЛ сделать кому-нибудь так же больно, как больно было тебе… и тут возникло Поле Силы… Я хочу сказать, что ты тогда хотел напасть, вообще, на КОГО-НИБУДЬ, а профессор Люпин, к несчастью, оказался рядом!!!
Гарри с сомнением покачал головой.
- Это все так … сложно.
Гермиона вздохнула:
- Я понимаю. Самое ужасное в том, что тебе нельзя испытывать сильные эмоции, Гарри, пока ты не научился контролировать возникновение Поля. Ты только представь, что каждый раз, когда ты испытываешь злость, или радость или у тебя появляется какое-то сильное желание, - сразу же формируется Поле, в пределах которого волна твоих эмоций и ощущений затапливает все вокруг. Все то, чем ты был, все то, чего ты хотел до этого, если только это не касается каких-то монументальных вещей, просто перестает иметь значение. На какие-то мгновения Поле видоизменяет тебя и твою реальность так, чтобы твое желание могло осуществиться.
- Что ты имеешь ввиду под монументальными вещами?
- Ну, ты, в любом случае, не сможешь причинить вред любимому человеку, или сделать землю квадратной – для этого просто не хватит мощи Поля.
- Но я напал на Ремуса!
- Во-первых, не ты, а Поле…
- Не важно!
- А во-вторых, вряд ли твои чувства к профессору настолько сильны, чтобы они могли сдержать всю ту ярость, которую вызвали у тебя последние новости.
- Я не совсем понимаю…
Гермиона успокаивающе кивнула головой.
- Это, во многом, мои догадки, ты знаешь, в книгах об этом упоминается лишь вскользь, но я проанализировала случай с Забини…
Гарри напрягся.
- Кстати, где он, разве он не должен быть в больничном крыле?
- О, Гарри, - Гермиона расстроенно прикрыла рот ладошкой, глядя на него большими, полными бесконечного сожаления, глазами. – Ему вчера стало хуже, и его перевели в Святого Мунго. – Гарри крепко сжал зубы, чтобы не выругаться. – Мне так жаль, Гарри. Я знаю, ты не хотел…
- Я в порядке. Честно. Вы не должны были скрывать это от меня, - остановил ее Гарри, хотя было видно невооруженным глазом, что он совершенно не в порядке. – Я тебя перебил. Продолжай, пожалуйста.
- …Ну, я хотела сказать, что да, он слизеринец и … прихвостень Малфоя, и мы все его терпеть не можем, однако это ведь не повод его убивать…
Гарри сглотнул.
- Не повод.
- Вот поэтому, - радостная от того, что он вроде понимает ее, Гермиона воодушевленно продолжила. - сам бы ты и не поднял на него руку с палочкой! Но в тот момент что-то пошло не так, как обычно, и из-за силы твоих переживаний возникло Поле. Оно ЗНАЛО, чего ты хочешь на самом деле под всем слоем этой доблестной и рациональной мишуры. Что-то задело тебя настолько, что и гриффиндорец в тебе, и Герой Волшебного Мира оказались слабее, чем желание уничтожить Забини.
- Ты хочешь сказать, что гриффиндорец – это что-то напускное?
- В какой-то степени, Гарри, в какой-то степени. Да, ты знаешь, что быть храбрым и верным – это правильно, что нужно помогать друзьям и тем, кто попал в беду, но все это – твои убеждения. То, как ты себя ведешь, то, как ты мыслишь – вот, что делает тебя гриффиндорцем, или слизеринцем, или равенкловцем… Чувства же, эмоции и желания у нас у всех одинаковы. Каждому из нас зачастую бывает страшно, мы все можем испытывать как жгучую ненависть, так и самую нежную привязанность, - Гермиона на секунду замолчала, переводя дух. Гарри в задумчивости смотрел на свои руки.
- То есть если я, допустим, захочу, чтобы Снейп поставил мне на экзамене по зельям Превосходно…
- …то ничего у тебя не получится, Поле не сделает Снейпа ангелом, исполняющим твои желания, - Гермиона посмотрела на Гарри с укором. – Как ты не понимаешь! Поле не действует, как Империус, оно лишь вытаскивает твои истинные чувства наружу! Ты не можешь заставить кого-нибудь сделать что-то, чего он или она не сделали бы сами, однако Поле может принудить ТЕБЯ поступить так, как ты хочешь на самом деле, но, скорее всего, никогда не поступил бы! Это должно быть сильное, глубинное эмоционально-чувственное желание! Вот если Малфой назовет меня грязнокровкой, а ты будешь на взводе или не выспавшимся, иными словами, эмоционально неустойчивым, то, учитывая всю историю ваших с ним отношений, ты можешь существенно навредить ему!
Впервые за весь разговор на лице Гарри появилась искренняя улыбка.
- Ну хоть что-то хорошее есть в этом Поле…
Гермиона простонала:
- Ты так ничего и не понял, Гарри! Господи, ты так и не понял главного! Поле – это не обязательно зло ДЛЯ ДРУГИХ, - Гарри согласно кивнул, вспоминая слова Дамблдора, - но оно всегда зло ДЛЯ ТЕБЯ!!! – Гермиона всплеснула руками. - Ну, допустим, тебя спровоцируют на создание Поля один раз, второй, третий… На десятый раз твой магический уровень существенно снизится. А еще несколько вспышек – и твоя внутренняя магия просто полностью иссякнет, и Поле высосет из тебя последние жизненные силы!
- То есть то, что я оба раза падал в обморок…
- Да! Это своеобразная расплата за ту силу, которой ты обладаешь! С каждым разом твое самочувствие будет ухудшаться и тебе будет требоваться все больше времени, чтобы прийти в норму! Причем, чем сильнее испытанная тобой эмоция, тем больший урон понесет твоя магия!
Гарри почувствовал, что ему стало дурно. Тогда, в кабинете Дамблдора, на него свалилось сразу столько всего нового, что у него просто не было времени во всем разобраться. Однако теперь, вслушиваясь в терпеливые объяснения Гермионы, он, наконец, начинал в полной мере осознавать масштаб своей трагедии.
- Гермиона, но как же я могу не чувствовать?! – в его голосе сквозило отчаянье.. – Как я могу запретить себе желать чего-то или испытывать злость или обиду? Как, вообще, можно жить, если любая сильная радость, в итоге, приближает мою смерть?!
Воцарилась тишина. Несколько минут они лишь молчали, избегая смотреть друг другу в глаза. Потом Гарри тихо спросил:
- Что, если я научусь … воздерживаться от сильных … чувств - я смогу жить нормально? Хотя вряд ли такую жизнь можно считать нормальной…
- Да… Но … не путай контроль и умение одевать на себя маску. Поле рождается от твоих истинных желаний, а не от того, что ты пытаешься за них выдать.
У Гарри заболела голова. Все это было слишком запутанно… Гермиона еле сдержала очередной тяжелый вздох и пояснила:
- Возьмем, для примера, Малфоя. Он всегда выглядит холодным и равнодушным, будто ему ни до чего нет дела. Но мы-то знаем, что он вспыльчив, амбициозен, труслив и просто-таки одержим тобой, - щеки Гарри заалели, но Гермиона этого не заметила. – Да он весь состоит из сплошных желаний и эмоций, только показывает это в очень редких случаях! Понимаешь, о чем я? Чтобы избежать возникновения Поля, нужно не просто умело скрывать свои переживания, нужно, вообще, их не испытывать!
- Но как, как можно ЭТО контролировать?!
- В книжке ничего об этом не говорилось… - Гермиона выглядела искренне удрученной. - В конце концов, умение создавать вокруг себя Поле Силы - это действительно редкий дар, и совсем не похоже, чтобы Слизерин или другие на каждом углу распространялись об этом…
Гарри горько усмехнулся. Нет, совсем на то не похоже.
В коридоре послышался звук приближающихся шагов.
- Гарри, дорогой, как ты себя чувствуешь? – в проеме двери показалась приземистая фигура Помфри. Позади нее маячила рыжая голова Рона. Медсестра торопливо подошла к кровати и приступила к своим прямым обязанностям: поводила над телом Гарри палочкой, бормоча какие-то диагностические заклятья, пару раз ощупала его тело теплыми мягкими руками, задавая уточняющие вопросы о его самочувствии и делая какие-то пометки в своем блокноте. Покончив с осмотром, она связалась по камину со Снейпом и продиктовала ему названия необходимых ей для зелья ингредиентов. Тот подтвердил, что все, что ей нужно, у него есть, и обещал самолично принести недостающие компоненты наряду с болеутоляющим и заграждающим зельями. Пока медсестра тихо переговаривалась со Снейпом, Гермиона успела вкратце рассказать Рону о том, что произошло у кабинета Дамблдора. Рон выглядел хмурым и… изрядно ошарашенным. Однако, что бы он ни думал по поводу происшедшего, он не успел озвучить свои мысли.
- Вы еще здесь? – Помфри напустила на себя рассерженный вид и была похожа на курицу-наседку, кудахчущую над своим цыпленком. – Покой – единственное, что сейчас действительно нужно Гарри. Остальное – потом. – И, не обращая внимания на возражения Рона с Гермионой, она добавила безапелляционным тоном:
– Вон отсюда. Живо!
После ухода друзей Гарри странным образом почувствовал себя лучше. Наконец-то, он был один и мог спокойно разобраться в своих мыслях. Случай с Люпином, разговор с профессорами, а затем и с Гермионой – слишком много всего случилось за один день. Подумать только, еще неделю назад, его главной проблемой казалось неизбежная встреча с Малфоем! Не то, чтобы это перестало быть проблемой, но, по крайней мере, у него появилось и другие темы для размышлений. В конце концов, нужно было привести мысли в порядок, раз уж ему выпала такая потрясающая возможность побыть одному. Жалость и испуг, сквозившие в каждом жесте лучших друзей, никак не способствовали поднятию духа.
Итак, Поле Силы. За сегодняшний день он столько раз слышал это слово, что его вкус на губах уже казался каким-то родным, хотя и оставлял за собою горькое послевкусие. Если собрать все узнанное им воедино, то выходило, что он, Гарри, может получить все, чего сильно захочет, только заплатит за исполнение своего желания по самой высокой цене. В этом была ирония: такие громадные возможности, и такое жесткое ограничение. Постоянный выбор между желаемым и необходимым, между тем, что наполняет жизнь смыслом, и самой этой жизнью. Что сказать, прекрасный дар для Героя Волшебного Мира, призванного победить Волдеморта, и ужасное проклятие для Гарри… просто Гарри. Снейп был во многом прав: он был вспыльчив, он постоянно метался от одного к другому. Вывести его из себя – трудно придумать задачу проще! Если же ему придется еще и видеться с Малфоем на занятьях, а это уж точно неизбежно, вряд ли он переживет даже первый учебный день.
Грустно было осознавать, что, сколько бы людей ни было с ним рядом, сколькие бы из них ни протягивали ему руки со словами поддержки, в итоге он все равно оставался один на один со своими проклятьями. Только он и Волдеморт. Только он и Поле Силы.
А Дамблдор был так спокоен, так… рационален, словно он, Гарри, не мог разнести всю школу в одно мгновение! У Гарри было ощущение, будто Дамблдор чего-то не договаривал, будто он опять скрывал от него что-то существенное. Быть может, даже, самое главное. Старый манипулятор. Видел ведь, что Снейп выводит Гарри из себя, но не сделал ничего, ничего, чтобы остановить его. Экспериментировал. Гарри стало тошно. Он до сих пор не мог поверить, что по его вине чуть не умер Люпин. Это казалось нереальным. Да, несколько дней назад он набросился на Забини, но, возможно, он действительно хотел этого. Хотел, чтобы тот исчез из жизни Драко навсегда. Но Люпин… не смотря на все, что Гарри ему наговорил утром, Ремус сейчас был единственным человеком, которого он мог искренне назвать своей семьей. Нет, были, конечно, все Уизли и Гермиона, но они другое, они тоже важны, но это не то. Как бы Молли Уизли ни любила Гарри, не она, а именно Ремус Люпин как-то естественно, само собой, принял на себя заботу о Гарри после смерти Сириуса. Будто перехватил эстафетную палочку. Хороший друг его отца, любимый учитель, человек, которому одному Гарри, пожалуй, мог бы рассказать о Малфое… чуть позже… от мысли, что Люпин был на волосок от смерти, у Гарри заныло под ложечкой. Что в нем не так, если все дорогие ему люди умирают из-за него?! Вначале отец и мама – потому что пытались защитить его от Волдеморта; затем Сириус – по его, Гарри, собственной огромной ошибке, которую он никогда, никогда не простит себе; теперь Ремус… И снова, снова Снейп прав: Гарри опасен для всех. Он словно бочка с порохом: стоит поднести спичку, и он взорвется!
Его размышления прервал приход ненавистного профессора Зельеделия. Бросив мельком на Гарри непроницаемый взгляд, он отдал Помфри все, о чем она просила, и, не задерживаясь ни минуты, покинул больничное крыло. Он даже не посчитал нужным одарить Гарри своей фирменной слизеринской ухмылкой, будто считая, что тот уже не стоит и того, чтобы тратить на него даже такую малость. Горько. Было очень горько и обидно. Не из-за Снейпа, а из-за всего в целом. Казалось, что жизнь, которая только должна была начаться, вдруг помахала ему небрежно ручкой, ни слова не сказав на прощание. Нет, он никогда особо не задумывался, что будет с ним после, когда война закончится. Он даже не был уверен, что останется жив к тому времени, но почему-то раньше это его не расстраивало. По крайней мере, не расстраивало так сильно. И сама битва с Волдемортом была так абстрактна, так далека, Гарри так хорошо охраняли все время, что ощущение возможной смерти никогда не было по-настоящему реальным. Не то, что теперь.
Вечером к нему заходил Люпин, действительно здоровый и смущенно улыбающийся. Он ничего не сказал о происшедшем. Лишь упомянул, что своим хорошим самочувствием, скорее всего, обязан гарриному защитному заклятию, которое, усиленное действием Поля во много раз, не только спасло ему жизнь, но и мгновенно вылечило все его раны, даже старые. Ремус усмехнулся: у него даже исчезла хромота – давний подарок на память от одного пожирателя и неизбежный его спутник на протяжении уже нескольких лет.
Гарри нравилось разговаривать с оборотнем. Его голос был тихим и успокаивающим, а глаза смотрели внимательно, но без жалости. Люпин умел слушать и сопереживать, знал, когда вставить безобидную шутку, а когда лучше просто промолчать. По большому счету, они говорили ни о чем: разные истории из жизни мародеров, обсуждения летних квиддичных матчей, последние новости о делах Ордена. Люпин больше не заговаривал о происшествии с Забини, и ни один из них ни разу не коснулся темы, которая волновала их больше всего. Гарри было так легко и просто с Ремусом, как не было уже очень и очень давно. С тех пор, как из его жизни исчез Драко…
Люпин ушел, обещая зайти к нему утром. Он собирался остаться в замке еще на какое-то время – главным образом, из-за Гарри, хотя мальчик подозревал, что у Ремуса с Дамблдором были и свои собственные дела. Он решил не задумываться об этом. Орден Феникса, Волдеморт и предстоящая им всем война – все это было не сейчас, не здесь. Не с ним. И, главное, казалось безумно далекими в сравнении с не отступающим, даже не смотря на выпитое обезболивающее зелье, напряжением во всем теле.
Засыпая, Гарри думал о Драко. О его горьковато-сладкой коже, мягких волосах и серебристых пронзительных глазах. Гарри не знал, что эти самые глаза в это мгновенье с жадным блеском смотрели на него из дверного проема. Он уже не слышал мягких, бесшумных шагов и легкого, как дуновение ветра, почти не слышного вздоха, сорвавшегося с крепко сжатых красиво очерченных губ. Он не мог чувствовать, как тонкие аристократические пальцы убрали с его горячего, покрытого бисеринками пота лба непослушную прядь черных волос, а теплое дыхание слегка коснулось впалых исхудавших щек. Гарри Поттер уже крепко спал.
- З-з-знач-ч-чит, Поле С-с-силы… оч-ч-чень, оч-ч-чень интерес-с-сно… - по рядам магов прокатился ехидный смешок. Их лица были скрыты масками.
Гарри стоял ни жив, ни мертв. Это было невозможно. Серые могильные плиты, затхлый кладбищенский запах, страх и опасность, которые, казалось, пропитали все вокруг – он будто вернулся в конец своего четвертого курса, к последнему туру Тремудрого Турнира. Гарри широко раскрытыми глазами смотрел на окружающих его людей. Задрапированные в черные мантии, маги напоминали призраки прошлого.
- Занимательный мальч-ч-чик… наш-ш-ш с-с-славный Гарри Поттер… - Гарри с ужасом осознал, что эти шипящие звуки срываются с его собственных губ. Он хотел сказать что-то, но тело ему не повиновалось. Его рука, словно подчиняясь чьей-то чужой воле, медленно поднялась, палочка указывала на стоящего чуть впереди Пожирателя:
- Круцио.
Одно небрежно пророненное слово – и человеческий крик прорезал тишину. Когда тело в черной мантии перестало содрогаться в болезненных конвульсиях, Гаррины губы снова пришли в движение:
Пожиратель чуть заметно вздрогнул, и до Гарри донесся его слабый, охрипший от крика голос:
- Я думал… Вы захотите знать, Ми-ми-милорд…
Скрипучий смех холодящим кровь эхом разнесся по магловскому кладбищу.
- О, я з-з-знаю, теперь я з-з-знаю… - Волдеморт замолчал на мгновение, и гаррино тело пришло в движение. Он сделал пару шагов в сторону коленопреклоненных людей и остановился. Его, неожиданно костлявая, рука, с длинными узловатыми пальцами, мягко прошлась по грубой материи длинной мантии, будто разглаживая на ней несуществующие складки. Еще одно едва уловимое движение палочкой, и уже другой Пожиратель задыхается от невыносимой боли, сотрясающей все его существо. – Маленький Поттеровс-с-ский бос-с-сяк оказ-з-залс-с-ся не так уж-ж-ж прос-с-ст. – Гарри чувствовал, как чужая ярость захлестывает его. Незнакомые ему ранее желания, словно чудовищные когтистые лапы, раздирали его мозг на части. Мысли, не принадлежавшие ему, вихрем кружили у него в голове: «глупый мальч-ч-чиш-ш-шка опас-с-сен»… «под защ-щ-щитой Дамблдора»… «с-с-слабос-с-сти, с-с-слабос-с-сти, у каж-ж-ждого ес-с-сть с-с-свои с-с-слабос-с-сти» … «пус-с-сть з-з-за ним с-с-следит тот, кого ведет ненавис-с-сть» … «это так прос-с-сто, с-с-слиш-ш-шком прос-с-сто».
Вдруг Волдеморт резко обернулся, и одним цепким движением сдернул маску c лица стоящего слева от него человека. Платиновая прядь волос сверкнула в полутьме, капюшон слетел с головы. Бледное аристократическое лицо казалось серым при свете луны.
- Люц-ц-циус-с-с, - зловещее шипение просто парализовало. Это были звуки, в которых не осталось уже ничего человеческого. Казалось, Волдеморт смакует страх и полное подчинение склонившегося перед ним человека. – Пора. Пус-с-сть твой щ-щ-щенок докаж-ж-жет с-с-свою вернос-с-сть…
Светловолосый маг опустился на оба колена и, поймав рукой, усеянной драгоценными перстнями, подол черной мантии Гарри, прикоснулся к ней губами.
- Да, мой Повелитель.
Кровь кинулась Гарри в голову, сердце бешено колотилось где-то в ушах. Они говорят о Драко. Они говорят о Драко!!! Все завертелось перед глазами, окружающее потеряло четкость, разные звуки слились в какую-то дикую какофонию. Гарри замахал руками и…
- Гарри, Гарри! Проснись! Да, проснись же, Гарри!..
Гарри резко сел на кровати и тут же зажмурился от яркого света чьей-то палочки. Шрам полыхал огнем от острой боли.
- Нокс, - прозвучал взволнованный голос Рона, и свет тут же погас. Рука друга успокаивающе легла на гаррино плечо. – Парень, ты в порядке? Ты кричал… Опять кошмар?
Гарри неуверенно кивнул и обхватил голову руками. Что это было? Все происходящее во сне казалось невероятно реальным. Он до сих пор мог чувствовать затхлый запах полусгнивших надгробий и слышать тихое шуршание шелковой мантии Люциуса Малфоя, когда тот опускался перед ним на колени… Господи, он был Волдемортом. Он был в голове Волдеморта.
Гарри потер кулаком глаза. Третий кошмар за неделю. Хотя, пожалуй, ни один из первых двух не был так реален, как этот. Нападения на маглов, пытки, насилие, издевательства Пожирателей, которым Гарри стал свидетелем в эти ночи, не шли ни в какое сравнение со свистящими звуками голоса Темного Лорда, исходившими из его собственного рта.. Они, казалось, проникали под самую кожу, как миллионы крошечных копошащихся жучков. И чем спокойнее, даже мягче, был голос Волдеморта, тем сильнее становилось чувство надвигающейся опасности.
- Что там у вас? – хлопание босых пяток о каменный пол, и вот уже заспанное лицо Дина склоняется над гарриной кроватью.
- Э-э-э… ну, ты знаешь. Плохие сны и все такое, - Рон изобразил на своем лице самую глупую из своих улыбок и почти непритворно вздохнул. – Слишком много всего навалилось…
Дин понимающе закивал, переводя на Гарри полный сочувствия взгляд.
- Гарри, твой шрам… - раздался встревоженный голос Невилла, в то время как он, одной рукой почесывая затылок, другой осветил гаррино лицо. – Он распух!
Дин внимательно пригляделся.
- Невилл прав! Никогда не видел, чтобы шрамы… - тут он запнулся, и несколько смущенно пробормотал:
- Но я и шрамов таких ни у кого раньше не видел… Ты уверен, что все в порядке? Может, тебя отвести в больничное крыло?
Рон переглянулся с Невиллом, а Гарри торопливо помотал головой, за что расплатился очередной вспышкой боли в шраме. Никто из его друзей, кроме, пожалуй, Гермионы, Рона, Невилла и Луны Лавгуд, не знал про его связь с Волдемортом, и Дамблдор считал, что лучше, чтобы все так и оставалось, как можно дольше. После происшествия в отделе Тайн в Министерстве, ареста Люциуса Малфоя и других присутствующих там Пожирателей, Темный Лорд, казалось, залег на дно. Нападения на маглов существенно сократились, и шрам не беспокоил Гарри в течение целого года. Гермиона даже надеялась, что, возможно, каким-то чудесным образом, его связь с Волдемортом оборвалась. Однако с первым появлением Поля Силы ночные кошмары возобновились, причем на этот раз видения были настолько четки, что, придя в себя, Гарри еще долго не мог выкинуть из головы искаженные ужасом и неверием лица людей, их предсмертные крики, полные муки и страдания, и ощущение полной своей беспомощности. Порою шрам начинал болезненно пульсировать прямо во время занятий, наливаясь кровью и заметно увеличиваясь в размерах. Было чистым везеньем, что никто из учеников до сих пор не догадался, что происходит. Люпин утверждал, что узнай люди о том, что сознания Гарри и Темного Лорда хоть как-то связаны между собой, это поселит панику в рядах волшебников. Он и так стал практически изгоем, как среди гриффиндорцев, так и во всей школе, из-за недавней демонстрации Поля Силы. Пророк, со своей стороны, упорно отмалчивался на эту тему, благодаря своевременному вмешательству Министерства, однако Гарри чувствовал, что это лишь временное затишье перед бурей. Отец Забини уже несколько раз приезжал в Хогвартс, и, хотя никто не знал, о чем он говорил с директором, после этих встреч Дамблдор выглядел, как никогда, разбитым и усталым, будто только что выдержал нелегкую битву.
Когда Гарри выписали из больничного крыла спустя пару дней после последней «атаки Поля», как с легкой руки Рона они все теперь именовали гаррины выбросы магии, первый же «выход в свет» стал для него настоящим испытанием. Стоило мальчику войти в Большой зал, как все разговоры мгновенно прекратились, и множество пар настороженных глаз уставилось на него в напряженном молчании. Никто так и не сказал ни слова за весь обед, хотя Гарри все время чувствовал на себя ощупывающие и оценивающие враждебные взгляды ребят. Это было еще хуже, чем на Втором курсе, когда все считали его наследником Слизерина. И даже хуже того дня, когда Дамблдор объявил о его участии в Тремудром Турнире. Гарри плохо помнил, как умудрился впихнуть в себя несколько тостов с маслом; как у него хватило самообладания переброситься с Дином парой ничего не значащих фраз и, кажется, даже изобразить улыбку в ответ на его несмешную шутку; как он нашел в себе достаточно отчаянья, чтобы оторвать взгляд от своей тарелки и встретиться глазами с Малфоем, который лишь приподнял бровь в притворном изумлении и равнодушно отвернулся в сторону. Но он был уверен, что никогда не забудет, как выходя из Большого зала, потерянный, одинокий, расстроенный до невозможности, уловил всеобщий вздох облегчения. Облегчения от того, что он, Гарри, ушел. Как будто они счастливо избежали столкновения с чем-то диким, опасным, непредсказуемым; с тем, чему бы лучше просто не существовать. Но вот он ушел - и снова возобновились разговоры, и люди закопошились за своими столами, спеша что-то сказать, что-то услышать, чем-то друг с другом поделиться. Такое знакомое, такое привычное ежедневное копошение! И это острое желание разделить свою жизнь с кем-то таким же удивительно живым, удивительно настоящим! А Гарри, был ли он еще жив? Был ли он еще Гарри или уже только «повелитель Поля»?
Тогда, выйдя из Большого зала, Гарри аккуратно прикрыл за собою дверь и обессиленно прислонился лбом к холодной каменной стене. Никогда раньше он не чувствовал у себя внутри такую пустоту и такую всепоглощающая жалость к себе. Обиду. Неприятие. Ощущение ужасной несправедливости происходящего. Если бы он был чуть более саркастичен, то он, пожалуй, усмехнулся бы: что бы там ни говорил Ремус о их политических позициях, его, предполагаемого Спасителя магического мира, уже боялись. Боялись настолько, что даже слизеринцы, сталкиваясь с Гарри в коридорах Хогвартса, не нападали на него, как обычно, а лишь кидали на него неприязненные злобные взгляды. Их ненависть и страх, казалось, можно было пощупать, настолько материальны они были. Стоило посмотреть на любого из них, собранного, жесткого, взвинченного, как тугая пружинка, и было очевидно, что они не забыли ничего: ни Забини, ни арестов их родителей, ни извечной вражды их факультетов, и лишь чувство самосохранения сдерживало их бессильную ярость. И эти юные последователи Салазара кружили вокруг Гарри, как маленькие злобные зверьки, всегда настороже, всегда готовые вцепиться в него острыми зубками при малейшем проявлении слабости. Когда же Гарри не было поблизости, слизеринцы будто срывались с цепи, и каждый день кто-то из гриффиндорцев попадал в больничное крыло с каким-нибудь неприятным проклятием. Гермиона была вся сплошное негодование, остальные же упорно отмалчивались и становились мрачнее изо дня в день. Все прекрасно понимали, на кого на самом деле были направлены эти нападения. Что же касается Малфоя, то он проходил мимо с непроницаемым выражением лица, будто Гарри, вообще, не существовало. Ни слова, ни взгляда, ни малейшего жеста, который бы говорил об обратном. Ни ненависти, ни презрения, ни затаенной злобы. Гарри просто сходил с ума от этого полнейшего игнорирования. Подумать только, что когда-то он боялся встретиться с ним! Теперь он жаждал этой встречи наедине! Несколько раз он даже пытался поговорить с Малфоем, но застать его одного оказалось непосильной задачей. Создавалось впечатление, будто тот специально избегал любого столкновения с Мальчиком-Который-Выжил. Гарри не мог понять почему, и это еще больше выбивало его из колеи. На второй неделе занятий, Гермиона тоже отметила необычное поведение слизеринца.
- Да трусит он, - с чувством полного удовлетворения откликнулся Рон, намазывая ножом масло на булку. – Видишь, Гарри, во всем есть положительные моменты, даже в Поле Силы.
Гарри ничего не ответил. Драко не вел себя так, будто был напуган - он просто был другим. Если раньше Малфой постоянно цеплялся ко всем, кто не принадлежал к его факультету, делал разные сальные намеки и саркастичные замечания, то теперь максимум, чего от него можно было добиться, так это чуть изогнутой в притворном непонимании брови или холодной усмешки. Один его пристальный взгляд, полный невыразимого презрения, оказывал во много раз более сильное действие, чем множество оскорблений и нападок, к которым он прибегал раньше. Что-то случилось с ним за лето. Что-то, что заставило его повзрослеть. Драко теперь был точной копией своего отца – расчетливый, ледяной, отстраненный. И Гарри это категорически не нравилось.
Впрочем, однажды, ему все же удалось перекинуться со слизеринцем парой слов. Гарри тогда шел от Снейпа, уже привычно плутая по лабиринту подземелий. Профессор лично готовил для Мальчика-Который-Выжил успокаивающее зелье и предусмотрительно держал его в своих личных комнатах под сильным защитным заклятьем. Это было странно, потому что о существовании зелья и знали-то всего несколько человек, но у Гарри уже не было сил чему-либо удивляться: после ночных тренировок с Дамблдором у него оставалось ровно столько сил, чтобы хватило дойти до Мастера Зелий, выпить положенную ему дозу микстур и без приключений доплестись до собственной кровати в башне Гриффиндора. Однако в этот раз, вместо занятий директор аппарировал их с Гарри в Аврорат на допрос только что пойманных Пожирателей Смерти. То, о чем они со спокойными лицами рассказывали под действием Веритасерума, повергло его в полный шок. Опыты над маглами, скрещивание людей и магических существ, принудительная замена органов – его чуть не вывернуло наизнанку. Уже знакомое покалывание магии Поля, легкое жжение в глазницах – Гарри готов был броситься на преступников с кулаками, почти обезумевший от приступа гадливости. Если бы рука Дамблдора не лежала на его плече, успокаивающе поглаживая напряженную спину мальчика, если бы не холодное, чуть отстраненное выражение лица директора с налетом легкой брезгливости, совершенно не свойственной ему, - вряд ли Гарри смог бы сдержать себя. Но именно потрясающее самообладание старого мага, скрывающее под собой не меньшую ярость, чем его собственная, помогло Гарри в самый последний момент взять себя в руки. Он отступил назад к стенке, и, опустившись на корточки, пытался повторять слова концентрации, чтобы привести свою внутреннюю магию в равновесие, как и учил его директор. Когда ему удалось немного прийти в себя, Дамблдор с помощью настроенного порт-ключа немедленно перенес его в лабораторию Снейпа, где Гарри заставили выпить удвоенную дозу зелья. И хотя его руки все еще продолжали мелко трястись, а дурнота и неприятные позывы в желудке не спешили проходить, злость и возмущение заметно притупились, а в голове стало легко и уже привычно пусто. В таком состоянии он и находился, когда, проходя по одному из множества коридоров подземелья, услышал приглушенные голоса из-за неплотно закрытой двери.
- … его ожидают серьезные неприятности, уж об этом позаботятся, не сомневайся! – говоривший буквально выплевывал каждое слово.
- Меня это мало волнует, но Поттер всегда выходит сухим из воды, – знакомый манерный голос с тягучими интонациями заставил сердце Гарри пропустить один удар.
- Не в этот раз, Малфой, слышишь? Не в этот раз! – злобное, полное чистейшей ненависти, карканье подтвердило его догадку.
- Чего ты от меня хочешь, Нотт? – досадливо, но осторожно.
Мерзкий, какой-то нездоровый смех.
- Много чего, Малфой, ох, много чего! – еще один смешок, шуршание одежды. Кто-то резко втянул воздух. - Я, знаешь ли, всегда был любопытен. Так сказать, от природы... кхе… И подумать только, как много можно узнать, если оказаться в нужном месте и в нужное время…
- Избавь меня от своих жалких…
- Не перебивай меня, Малфой! – угрожающе, почти истерично. – Я все знаю! Ты ведь понимаешь, о чем я? Я ВСЕ знаю про твои шашни с Золотым мальчиком!
Нарочитая пауза – дает время сообразить, проникнуться, принять.
- Что бы ты себе ни навоображал, Нотт, это не имеет никакого отношения к настоящему, - медленно, каждое слово взвешено и просчитано.
- Я видел тебя в больничном крыле! - Нотт аж взвизгнул. Гарри легко мог представить, как несколько капель слюны слетели с его искривленных злобой губ. Но что там про больничное крыло? - И тебе лучше бы быть более покладистым, блондинчик, а не то о твоих ошибках узнают те, кто не будет к ним так снисходителен, как я или… Забини… - последнее имя было произнесено с нескрываемой иронией.
Малфой помолчал пару мгновений, будто прокручивая в голове только что услышанное. И снова безупречно презрительные интонации:
- Ты пытаешься мне угрожать, Нотт?
- Что ты, что ты! – наигранный испуг. – Малфоям не угрожают, ДРАКО, тебе ли этого не знать? – Гарри кожей чувствовал, как на лице Теодора Нотта расплылась отвратительная самодовольная ухмылка. – Я ставлю тебя перед фактом. Просто… имей это ввиду… когда придет время…
Пронзительная тишина, шелест ткани о ткань, звук недолгой борьбы, тихий вздох, торопливые шаги, скрип открывающейся двери – Гарри еле успел отпрыгнуть в сторону. Мантия слизеринца беззвучно полоснула его по лицу, и вскоре Нотт исчез за поворотом. Гарри с облегчением выдохнул, сделал несколько шагов к выходу из лабиринта подземелий и уже собирался незаметно нырнуть в ближайший пролет, как что-то острое уткнулось ему под ребра. Палочка. Судорожно сглотнув, он медленно обернулся и наткнулся на пристальный взгляд чуть прищуренных серых глаз.
- Жить надоело, Поттер?
Гарри не мог вымолвить ни слова; сердце, минуту назад стучавшее, как сумасшедшее, казалось, совсем перестало биться. Каждой клеткой своего существа он ощущал тепло, исходящее от тела стоявшего перед ним человека. Драко Малфой. Вот он тот, о ком Гарри думал, не прекращая, на протяжении нескольких месяцев. Вот он, так нежно любимый, желанный до исступления, перед ним, на расстоянии всего лишь вытянутой руки, так близко, и так невообразимо далеко. Вот он, такой живой, натянутый внутри, как струна, с чуть подрагивающими от внутреннего волнения – неверия, раздражения, усталости – ноздрями своего узкого аристократического носа. Идеальный даже в своем негодовании. Отросшие волосы Малфоя были завязаны в хвост, и лишь одна светлая прядь, выбившись из прически, вольготно падала на его бледное осунувшееся лицо. Губы сжаты в тонкую линию, глаза зло поблескивают из-под бесцветных ресниц. Гарри, как зачарованный, поднял руку и провел дрожащими пальцами по напряженному, четко очерченному подбородку.
- Драко…
Одно быстрое движение – и Гарри больно стукнулся затылком о камень, прижатый упругим юношеским телом к холодной, промерзшей стене. Ледяные пальцы мертвой хваткой сдавили его горло, а щеку опалило прерывистое горячее дыхание.
- Поттер. Я знаю, ты упрямый дурак. Но все же надеюсь, ты поймешь: держись от меня подальше, Поттер.
Малфой резко отпрянул от него, серебристые глаза сверкнули в полутьме. Он развернулся на каблуках, обдав Гарри волной сырого воздуха, и зашагал вглубь подземелий, туда, где несколько мгновений назад растворилась фигура Нотта. Первым побуждением было кинуться за ним, что-то объяснить, потребовать в ответ его объяснение, но Гарри не двинулся с места. Лишь аккуратно коснулся рукой шеи в том месте, где красные следы, оставленные цепкими длинными пальцами, обещали превратиться в весьма болезненные синяки.
Гулкое цоканье каблуков уже замерло вдалеке, а Гарри еще долго стоял, обхватив себя руками и мелко подрагивая то ли от промозглого холода, то ли от беззвучных слез, катившихся по его горящим щекам.
Когда он вернулся в башню Гриффиндора, уже светало. Возле погасшего камина, свернувшись клубочком на уютном диванчике, в обнимку с очередной книжкой дремала Гермиона. Она так и не дождалась его вчера, но упрямо оставалась в Гостиной, где ее и сморил тревожный сон. Гарри несколько мгновений просто смотрел на нее невидящими глазами, потом подобрал лежавший на соседнем кресле плед и бережно укрыл им девушку. Бедная, бедная Гермиона. Она совсем измучила себя из-за этого Поля.
Оказавшись в своей кровати, Гарри еще долго перебирал в голове последние события, крутя их в разные стороны, как кусочки сложного паззла, которые все никак не хотят встать на положенные места. Аврорат, Пожиратели, маглы, подземелья, Нотт, Малфой – он не заметил, как погрузился в сон. Невыпитая склянка с Заграждающим зельем одиноко стояла на прикроватной тумбочке.
И вот результат – очередной кошмар, очередной мостик, перекинутый между его сознанием и сознанием Темного Лорда.
В порядке? Нет, Дин, он отнюдь не был в порядке! Что из того, что с ним происходило в последнее время, можно было, вообще, назвать хоть отдаленно напоминающим порядок? Может быть, то огромное количество зелий, под действием которых он целыми днями ходил на ватных ногах со странным стеклянным блеском в затуманенных глазах? Или, может, ночные видения с бесконечными пытками, убийствами, насилием, которые посещали Гарри в те дни, когда по настоянию директора он не принимал ни Заграждающее зелье для сна, ни другие успокоительные микстуры? А может быть, полнейшее равнодушие ко всему, чувство ненужности, обреченности – вся эта ужасная депрессия, в которую он погружался с каждым днем все больше и больше. Ни настойчивая забота Гермионы и Ремуса, ни напускная веселость Рона, ни занятия с Дамблдором не могли вытащить Гарри из его маленького мысленного чуланчика, в который он спешил спрятаться, чуть только выпадала малейшая возможность побыть одному. Он знал, что выглядит просто жалко, но ничего не мог с собой поделать. Он то винил себя во всем, начиная со случая с Забини и заканчивая всепоглощающим страхом, который он внушал окружающим; то испытывал неконтролируемые приступы ярости и злости на всех тех, кто заставлял его чувствовать себя не таким, как надо, фриком, ненормальным. Психом, которому для того, чтобы держать себя в руках, необходимо упиваться зельями до полнейшего одурения. Уродом, который должен был умереть еще в младенчестве, но, который, по несчастному стечению обстоятельств, выжил тогда и все продолжает выживать несмотря ни на что. Да, да, да - теперь он в полной мере ощущал себя Чудо-Мальчиком, как его иногда помпезно величали газеты, вот только в своих мыслях это слово он произносил не восторженно, а с непередаваемыми горечью и отвращением.
- Я приведу МакГонагалл, - быстро решил Рон, внимательно вглядываясь в гаррино лицо, будто спрашивая: ты тоже думаешь, что это правильное решение?
Гарри слабо улыбнулся:
- Я, я схожу с тобой. Нет, все нормально, Дин… честное слово. Просто бессонница... ничего серьезного.
Декан Гриффиндора в наспех надетой ночной мантии и с немного помятым со сна лицом выглядела, как сова, которую оторвали от чистки перышек, - нелепо и очень встревоженно.
- Гарри, ты уверен?
- Конечно, я уверен! – мальчик нетерпеливо прикусил губу. – Волд... то есть Тот-Кого-Нельзя-Называть уже знает про… Поле, - женщина слегка дернулась, когда он произнес последнее слово, но ничего не сказала. - Я, я слышал его мысли! Он что-то задумал, и это имеет отношение к Малфоям! Их нужно остановить, нужно что-то сделать, пока ничего не случилось!
- Люциус Малфой – слишком значимая фигура, чтобы его можно было просто так обвинить, Гарри…
- Все знают, что Люциус чертов Малфой - Пожиратель Смерти, как и вся его проклятая семейка! – Рон со злостью сжал кулаки.
- Мистер Уизли! – МакГонагалл в шоке посмотрела на рыжеволосого парня. – Постарайтесь не допускать подобных выражений в своей речи… - Рон понурил голову, и выражение ее глаз слегка смягчилось. – За ним следят. Члены Ордена. Но у авроров на него ничего нет. И… я ничего вам об этом не говорила! – ее взгляд стал немного обеспокоенным.
- Но это просто невозможно! Он просто купил все этих…– снова взвился Рон, но тотчас же прикусил язык, поймав ее очередной укоряющий взгляд.
- Гарри, директора сейчас нет в школе, но я предупрежу его, как только он появится, - МакГонагалл вздохнула и мягко потрепала рукой мальчика по голове – демонстрация привязанности, совсем не свойственная ей, обычно такой строгой и собранной. – Я, я понимаю, как тебе сейчас тяжело, Гарри. Главное, помни: ты ни в чем не виноват.
Она кинула еще один недовольный взгляд на все еще кипящего Рона, и ее лицо вновь приняло чуть отстраненное выражение:
- А теперь идите в спальню. Все-таки еще ночь. Мистер Уизли, мистер Поттер…
Рон уже повернулся, чтобы уйти, когда Гарри нерешительно произнес:
- Это задание Волд… Темного Лорда… Он говорил о… Драко Малфое… Тот-Кого-Нельзя-Называть что-то от него хочет... - Гарри не знал, что еще сказать. Его беспокойство о слизеринце могло показаться странным, но он не мог не упомянуть о нем. Гарри не знал, получил ли Малфой Метку, участвовал ли он в тех нападениях, невольным свидетелем которых он был уже на протяжении нескольких ночей. Он просто хотел быть уверен, что с Драко все будет в порядке, что о нем... позаботятся…
МакГонагалл нахмурилась:
- Если мальчику что-то угрожает, мы примем меры. Но я не думаю, что в этом будет необходимость, - она не говорила напрямик, но Гарри прекрасно понял, что она имела ввиду. То, что Драко, как и его отец, станет Пожирателем смерти, было предопределено с самого его рождения. Не было ни единого шанса, что этого не случится, раньше или позже. Была ли у него уже Метка, или нет – не имело значения: Драко Малфой не являлся заботой Ордена. Если он еще и не стал врагом сам, он уже был сыном врага.
Гарри тяжело сглотнул и кивнул.
- Хорошо.
Рон недоуменно посмотрел на него, но решил не задавать вопросов. По пути в башню Гриффиндора ни один не проронил ни слова.
День обещал быть таким же малоприятным, как и все предыдущие. Схлопотав на пару с Роном Тролль за домашнюю работу по зельям, Гарри сидел за столом Гриффиндора в Большом зале и, бесцельно ковыряя ложкой в размазанной по всей тарелке каше, лениво прислушивался к разговору лучших друзей. Впрочем, правильней будет сказать, что говорила одна Гермиона.
- Нет, это просто выше моего понимания, как за работу, на выполнение которой давалось больше двух недель, можно было получить самый низкий бал! – как всегда, когда она волновалась, лицо девушки покрылось некрасивыми красными пятнами. – Две недели, Рональд Уизли! Две недели! Уму не постижимо!
Рон с тоской посмотрел на оживленно болтающих Лаванду Браун и Симуса Финнигана и, издав самый тяжкий из своих вздохов, перевел глаза на пышущую праведным гневом подругу.
- Гермиона, зелья! Это всего лишь зелья! Зелья и Снейп – о чем тут еще можно говорить?!
- Что ты хочешь этим сказать? – Гермиона закатила глаза.
- Ну как же? Снейп, гриффиндорцы и такое взаимное-превзаимное чувство –ненависть называется. Ничего не напоминает?
- Роооооооооон! – простонала девушка, но тот лишь довольно хмыкнул и кинул на Гарри победоносный взгляд. – Вон Гарри тоже получил Тролль, а ведь он все утро писал эту работу – на целых два свитка! О чем это говорит? Сне-й-п! он никогда не поставит гриффиндорцу нормальную оценку.
- Между прочим, я получила Превосходно, в отличие от некоторых, - Гермиона с вызовом вздернула вверх подбородок.
- Ха-ха-ха. Я просто поражен, что ты не получила сразу два Превосходно: за 5 свитков, посвященных приготовлению Веритасерума, заметь, во всех его вариациях – ума не приложу, зачем ты все это писала! -, и еще за те дополнительные 3 свитка, в которых ты возмущалась, что его так редко используют на судебных процессах, - Рон скорчил кислую мину, всем своим видом показывая, какими скучными и бесполезными от считает изыскания подруги.
- Между прочим, если бы ты хоть иногда утруждал себя подумать о причинах и следствиях…
Гарри мысленно простонал и отвернулся в сторону, стараясь сосредоточиться на чем-нибудь другом. Пожалуй, если и было что-то хуже самих зелий, так это нескончаемые споры Гермионы и Рона по поводу учебы. Абсолютно бесполезные и однообразные споры первой ученицы и самого последнего раздолбая в классе. Где-то очень глубоко в душе Гарри подозревал, что оба его друга получают какое-то мазохистское удовольствие от своих перебранок. Хотя, озвучь он свои мысли вслух, он был уверен, что они отрицали бы все с завидным единодушием.
Взгляд Гарри лениво скользил по столам Равенкло и Хаффлпаффа. Вот Ханна Эббот, тощая невыразительная хаффлпаффка, склонилась к рыжей девочке с неряшливыми косичками и что-то горячо зашептала ей на ухо, поглядывая на кого-то и нервно хихикая, а та с комично серьезным выражением лица периодически кивает ей в ответ, вгрызаясь зубами в сочное зеленое яблоко. Вот она снова хмурит лобик, внимательно вслушиваясь в трескотню своей соседки, - и сок от нового укуса брызжет во все стороны. Несколько капелек, по-видимому, падают на книжку сидящего за соседнем столом мальчика, потому что Джастин раздраженно встряхивает потертый фолиант и, аккуратно пригладив растрепанные страницы рукой, вновь погружается в чтение. И в этом все равенкловцы, подумалось Гарри. Рядом с ним Лиза Турпин размашистыми движениями нетерпеливо прокручивает свиток, заполненный замысловатыми каракулями, а за ней виднеется оживленная мордочка Панси Паркинсон, которая, манерно поджимая накрашенные губки, что-то увлеченно рассказывает. Ее собеседника Гарри не видит, но это и не имеет значения, потому что того, кто его интересует больше всех, сейчас в Большом зале нет, как не было его и на завтраке, и на вчерашнем ужине.
Гарри пальцами отстукивал какой-то ритм по поверхности стола, продолжая свои вынужденные наблюдения, и непроизвольно вздрогнул, когда чья-то теплая ладонь неожиданно накрыла его руку.
- Гарри. Как дела? – Джинни Уизли, с каждым годом все больше и больше похожая на свою мать, улыбалась ему светлой и немного застенчивой улыбкой.
- Э-э-э… все отлично… то есть, если честно… так себе… - Гарри смутился, мысленно ругая себя самыми последними словами за косноязычие. Господи, это же Джинни! Славная маленькая Джинни. А он запинается, как первогодка! – Как, как твои дела, Джин?
Джинни улыбнулась еще лучезарнее:
- Отлично! Завтра будет первый в году поход в Хогсмид, и папа прислал мне немного денег на… развлечения, - она мило покраснела и, наклонившись к самому его лицу, так что несколько пушистых прядей ее длинных рыжих волос щекоткой скользнули по гарриной щеке, доверительно прошептала:
- Только не говори Рону. Мама сказала, что он не умеет обращаться с деньгами, и обязательно накупит себе какой-нибудь съедобной гадости, поэтому ему почти ничего и не дали с собой. Они все лето по этому поводу ругались, - девочка немного отстранилась от Гарри и автоматически сдунула небрежно упавшую на глаза челку.
Гарри неловко улыбнулся. Почему-то общение с Джинни всегда выходило каким-то неуклюжим. Раньше он просто не знал, как вести себя с ней, младшей сестричкой своего лучшего друга, смотревшей на него широко раскрытыми глазами, в которых плескалось восхищение чистейшей пробы. Что бы он ни спрашивал у нее, она неизменно краснела, как морковка, и, что-то сбивчиво пролепетав, быстрее молнии убегала прочь. Многие поговаривали, что Джинни была влюблена в Гарри, причем еще до того, как увидела его, но он упорно отрицал все слухи. Даже после той неудачной валентинки на втором курсе, которую настырный эльф пропел Гарри на глазах у всей школы, мальчик по-прежнему видел в ней лишь маленькую стеснительную девочку. Однако время проходило, и по мере того, как Джинни взрослела, Гарри все чаще слышал, как в гостиной Гриффиндора мальчишки обсуждают ее фигуру, чувственный рот и красивые волосы. Сам он никогда не замечал всех этих ее неоспоримых женских достоинств, и это неимоверно смущало его. Чем он так отличался от остальных, что ни ее глубокий мелодичный голос, ни забавные солнечные пятнышки, щедро рассыпанные по миловидной мордашке – ничто не вызывало в нем никакого отклика?! Гарри всей душой хотел, чтобы она ему нравилась, чтобы от ее улыбки у него замирало все внутри; хотел видеть ее в те своих особенных снах, после которых он просыпался мокрый, со сбившимися вокруг ног простынями, но бесконечно удовлетворенный… На шестом курсе он даже пригласил Джинни на Рождественский бал, но нет… нет, нет, нет! Это было совсем не то воспоминание, с которым он был готов иметь дело в данный момент. Гарри тряхнул головой, пытаясь выкинуть из нее все ненужные и сложные мысли. О чем там говорила Джинни? Ах, да – Рон…
- Да, я слышал, он что-то говорил об этом… - пробормотал Гарри, не зная, что еще ей сказать... – Как, как твоя учеба?
- Что? А, все хорошо, немного отстаю по Предсказаниям, но это ничего, - она махнула рукой, - я слышала, Гермиона, вообще, бросила их еще на третьем курсе.
Гарри усердно закивал головой. Наступило неловкое молчание.
Черт, черт, черт! Гарри неловко поерзал на скамейке, всем сердцем желая, чтобы девочка пересела на пустующее место возле Парвати Патил, но Джинни все так же сидела рядом и, по всей видимости, совсем не спешила уходить. Гарри украдкой взглянул на нее: Джинни смотрела в сторону, погруженная в какие-то свои мысли. Однако мгновением позже, будто почувствовав на себе его взгляд, она резко повернулась к нему, вспыхнула, как маковый цвет, и тут же снова отвела глаза. Гарри разрывался между желанием иронично закатить глаза и спрятаться под столом – не самые гриффиндорские порывы, если честно.
Гарри повернулся к Джинни боком и, пытаясь не обращать на девочку внимания, скользнул еще одним скучающим взглядом по залу. В общем шуме и гаме едва было слышно, как негромко скрипнула дверь, и на пороге появилась слизеринская троица – Серебряный Принц и его верные телохранители. Ха, Серебряный Принц. Сердце Гарри пропустило один удар. Глупое, вульгарное название, вычитанное Лавандой в каком-то магловском романе. Гарри всегда удивляло, как быстро оно прижилось в Хогвартсе. Он знал, что Драко терпеть не мог, когда его так называли за глаза, и порою подтрунивал над ним из-за этого. Помнится, Малфой тогда начинал дико злиться, и секс, который следовал за этим, больше был похож на драку – необузданную, злую драку, в которой они оба изо всех сил боролись за доминирование. Однако, глядя сейчас на стройную фигуру слизеринца, отмечая краем глаза его царственную осанку, гордую посадку головы и бесстрастное выражение острого бесцветного лица, Гарри не мог не признать, что это прозвище, на самом деле, удивительно шло Малфою.
С трудом пересилив себя, Гарри отвел глаза от слизеринского стола и уже было открыл рот, чтобы прервать затянувшееся молчание, как Джинни, словно собравшись наконец-то с духом, вдруг сама заговорила тихим неуверенным голосом:
- Гарри… ты ведь знаешь, что со следующей недели начинаются тренировки по квиддичу… - она запнулась, и ее плечи невольно поникли. – и, понимаешь, мы тут подумали… ну, ты так сильно занят в этом году… эти твои новые…. СПОСОБНОСТИ… и… и занятия с Дамблдором… ну, все такое, - Джинни закусила губу, не зная, как произнести вслух то, что она должна была сказать. Гарри удивленно вскинул брови.
- Ты боишься, что у меня не найдется времени для квиддича? – он был потрясен тем, что она, должно быть, подумала, что он теперь бросит их команду на произвол судьбы. – Я уверен, директор пойдет нам навстречу… Я… да, возможно, нужно будет назначить другого капитана…. Рона или Парвати, у нее, кажется, хорошая хватка… - Гарри слегка закусил нижнюю губу, прокручивая в голове лица членов команды. -Хотя… хотя нет, я думаю, я и сам справлюсь со всем. Не волнуйся, все будет в порядке, Джин, - он ободряюще улыбнулся девочке.
Джинни молчала, старательно изучая свои ногти.
- Что-то еще не так? – Гарри охватило чувство беспокойства.
- Понимаешь…. Понимаешь, Гарри, ребята... то есть, мы все, мы думаем, что тебе лучше, вообще, не играть … в этом году, - запинаясь, произнесла девочка, комкая в руках подол своей новой школьной мантии и изо всех сил избегая его недоверчивого взгляда.
- То есть как это, не играть? – Гарри даже растерялся.
Джинни обреченно вздохнула и, все так же не поднимая на него глаз, торопливо продолжила, почти шепотом:
- Рон был против этой идеи с самого начала, он пытался отговорить их, но ребята, они… то есть мы… то есть они, они же не знают тебя так, как он...
- И? – Гарри нетерпеливо перебил ее. – И что? Они знают, что я хороший ловец! Что еще нужно?
- О Гарри! Ты не просто хороший ловец, ты просто невероятен на метле!.. но…
- Тогда в чем дело?
- … понимаешь, они, они боятся…
- Они боятся…Чего? – и тут же мгновенная догадка заставила все его тело напрячься. – О!..
Джинни совсем ссутулилась и смотрела на него умоляющими, полными еле сдерживаемых слез глазами:
- По-по-пожалуйста, не злись на ме-ме-меня…
Она протянула к нему руку, желая успокоить его, показать, что она понимает его, поддерживает, но Гарри со страшным выражением на побледневшем лице резко отшатнулся от нее. Не может быть. Этого просто не может быть. Это какой-то кошмарный сон – я проснусь, и все будет, как раньше. Гарри не мог побороть желания ущипнуть себя и тут же поморщился от боли… Не сон. Не кошмар. Все, все – НА САМОМ ДЕЛЕ. Нет, это просто, просто невероятно! Он не мог поверить своим глазам, ушам – ни одному из своих чувств. Должно быть, я сошел с ума… Или весь мир обезумел, потому что ОНИ НЕ МОГЛИ ТАК С НИМ ПОСТУПИТЬ!!! Потому что помимо всего, что в этом году свалилось на его голову, его собственные друзья – ДРУЗЬЯ! - хотели еще и исключить его из команды; да, собственно говоря, его, похоже, уже исключили из-за … о черт!
- Кто, кто это решил? – его громкий раздраженный голос заставил сидящих за соседними столами обернуться, но сейчас это уже не имело для него значения. Внутри него поднималась волна гнева, и он просто не видел причин держать себя в руках.
- Мы, мы все, Гарри… мы просто подумали…
- Вы собирались по этому поводу? Вы ОБСУЖДАЛИ это за моей спиной? – Гарри еле сдерживался, чтобы говорить более или менее спокойным тоном, а не кричать на нее изо всех сил, как бы безумно ему этого ни хотелось. Краем глаза он заметил на себе расстроенный взгляд Невилла и сконфуженное лицо Гермионы, от чего его внутренняя ярость мгновенно увеличилась в несколько раз. Они знали! Дьявол, они знали и НИЧЕГО ему не сказали!!!
Рон старательно делал вид, будто его здесь не было, хотя, судя по его покрасневшим щекам, он тоже очень внимательно прислушивался к происходящему.
- … что так будет лучше…
- И кому же стало лучше, Джинни? – Гарри сам не понял, откуда вдруг взялся этот язвительный тон, и как на его лице смогла нарисоваться ТАКАЯ саркастичная ухмылка. Он совершенно точно не умел так улыбаться. – Тебе легче? Не похоже, чтобы очень! – он резко встал из-за стола. – Конечно, если вы хотите, чтобы в этом году Кубок Школы выиграл Слизерин, то, не сомневаюсь, это было самым верным решением!
На слове «Слизерин» головы всех присутствующих невольно повернулись в сторону стола змеиного факультета. Слизеринцы настороженно смотрели в ответ. Кое-кто презрительно улыбался. Некоторые выглядели откровенно враждебно, как ощетинившиеся породистые собаки, готовые как тут же кинуться в схватку, так и послушно отступить в тень, повинуясь команде своего хозяина. Хозяин. Гарри прищурил глаза, ища знакомое лицо, и почти сразу же встретился взглядом с Драко Малфоем. В отличие от своих сокурсников, он казался абсолютно равнодушным ко всему происходящему, и лишь в глубине его глаз плескались искреннее, неподдельное любопытство, удивление и даже вызов ему, Гарри. Смерив мальчика заинтересованным взглядом, Малфой чуть изогнул губы в подначивающей ухмылке, и это стало последней каплей в чаше гарриного терпения.
- Гарри, - Гермиона обеспокоенно схватила его за рукав мантии и осторожно потянула вниз, на лавку, но Гарри со злостью выдернул свою руку и повернулся к рыжеволосой девочке.
- Кого вы выставите против Малфоя, Джинни? Роуз? Или Гамильтона? Думаешь, они способны принести вам победу? - с каждым словом Гарри говорил все громче и громче. К тому моменту, как он уже практически перешел на крик, все присутствующие в зале смотрели только на него, и в абсолютной тишине раздавался лишь звук его злого, надтреснутого голоса. - А, может, ты думаешь, что, как ловец, ты достаточно хороша для этого сама?! Боюсь тебя разочаровать, дорогая, но это не так! Ты ничто, Джинни! Ты всегда была только ничем! Я, я… Поверить не могу, что ты настолько глупа, чтобы хоть на минуту подумать, что ты можешь сравниться СО МНОЙ!!! Что хоть кто-то из вас может со мной сравниться!!!
Джинни прикрыла рот рукой, в шоке глядя на мальчика. Рядом с ней моментально выросла долговязая фигура Денниса Криви.
- Прекрати, Поттер! – мальчик, казалось, был готов кинуться на Гарри с кулаками. – Ты чертов псих!
- Деннис, успокойся! Пожалуйста, Деннис, - испуганно забормотала Джинни, глядя на то, как расширяются зрачки гарриных глаз, делая их практически черными; как яростно раздуваются ноздри его широкого носа; как сжимаются кулаки его побелевших от бешенства рук. – Деннис, все в порядке, честное слово.
- Нет, не в порядке. Джинни. Как ты можешь позволять ему так разговаривать с тобой! – мальчик снова повернулся к Гарри. – Ты, ты… Я не верил, когда об этом все говорили, но это правда, черт возьми. ЭТО ПРАВДА! Ты чертов недоделанный псих, Поттер! И… ты не единственный ловец на свете…
- Нет?! – Гарри перебил его, моментально ухватившись за его последнюю фразу, и издал недоверчивый смешок. – Ты так думаешь, Криви?! Ты ДЕЙСТВИТЕЛЬНО в этом уверен?!
Он резко шагнул к младшему мальчику, и того вдруг подняло вверх и с силой швырнуло на несколько метров назад, будто невидимая рука со всего размаху откинула его, как тряпичную куклу. По залу прокатился вздох ужаса. Гермиона обменялась с Роном испуганными взглядами, беззвучно произнося – З-Е-Л-Ь-Е..? – на что последний, с мгновенным пониманием, округлил глаза и усиленно замотал головой из стороны в сторону. З-А-Н-Я-Т-И-Я С-О С-Н-Е-Й-П-О-М – также беззвучно повис в воздухе ответ, и они одновременно вскочили из-за стола. Гарри действительно не принимал Успокоительное зелье в те дни, когда у него были тренировки с Дамблдором или окклюменция со Снейпом. Это было опасно, потому что ему все еще плохо удавалось самому контролировать свои вспышки гнева, но директор настаивал, чтобы на занятьях эмоции мальчика не были замутнены никакими психотропными аппаратами. В течение нескольких недель Гарри, окруженному заботой друзей, почти удавалось держать себя в руках, хотя эмоции так и бурлили в нем. То, на что раньше он и не отреагировал бы, просто не заметил – теперь вызывало вспышки неконтролируемого гнева. Малейшая обида, косой взгляд – все что угодно могло в мгновение ока вывести его из себя. Снейп предупреждал, что «игры Дамблдора» плохо закончатся, и в первую очередь, для Гарри, но, видя, что ничего страшного не происходят, они все постепенно расслабились. И вот, похоже, произошел предвещаемый срыв... и сейчас они стояли, дрожащие, перепуганные, совершенно не представляя, что теперь делать. Гарри казался просто неуправляемым.
Гермиона придвинулась поближе к напряженному, как струна, мальчику. Но он, казалось, даже не заметил ее, глядя потемневшими от ярости глазами на распростертого на полу Денниса Криви. Тот смотрел в ответ растерянно и как-то очень беззащитно.
- Ты считаешь, это справедливо, Криви? – Гарри обиженно, как-то совсем по-детски поджал губы. – Ты думаешь, в этом есть моя вина?! – он наступал на мальчика, и с каждым его шагом, по телу Денниса прокатывалась очередная волна болезненной судороги, а с его губ срывался приглушенный стон. Гарри было остановился на мгновенье, будто ненадолго придя в себя, и быстро забормотал, обхватывая себя трясущимися руками:
- Ты боишься меня… я чувствую, я вижу, как ты боишься, Криви. Я не псих. Я… Ах, просто не бойся. Не бойся меня, Деннис, я не хочу причинять тебе боль. Я не такой. Я, правда, не хочу… но ЭТО ТАК НЕСПРАВЕДЛИВО! – глаза Гарри снова опасно сверкнули, и в воздухе запахло озоном. – Я так стараюсь держать себя в руках, Деннис, но ты так чертовски неправ! Я НЕ ПСИХ!!! А ты, ты сейчас так жалок, Деннис! Ты такое ничтожество! Тупое магловское ничтожество. Ты НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЕШЬ! Ты совсем ничего не понимаешь, Деннис! Да ты и не способен понять меня! Почему я должен жалеть тебя?! Почему я должен жалеть ВАС ВСЕХ?!
- Гарри, пожалуйста, - дрожащий, срывающийся голос Гермионы практически не доходил до его сознания. Перепуганные ученики с дикими выражениями на лицах оглядывались по сторонам, но встречали лишь такие же полные ужаса взгляды. Учительский стол был пуст – по какому-то несчастному стечению обстоятельств, все преподаватели были вызваны Дамблдором на совещание...
- Вы такие трусы - все вы! Что, испугались одного Мальчика-Который-Выжил?! – Гарри хрипло засмеялся, уже откровенно издеваясь над сокурсниками. Он снова ощущал в себе покалывание могущественной магии, как и тогда, в разговоре с Ремусом. И, черт возьми, ему нравилось это ощущение! Его надтреснутый голос гулким эхом проносился по залу. – Ну же, вы, волшебники! ВОЛШЕБНИКИ! Что вы ведете себя, как крысы?! Я один, а вас много, чего вы боитесь?! – Гарри расхохотался каким-то чужим, вызывающим по всей коже мурашки смехом. В зале послышалось небольшое шевеление, и несколько старшекурсников, будто только придя в себя, вскочили на ноги, судорожно вытаскивая из карманов мантий палочки. Кто-то что-то заговорил, где-то в углу стола Равенкло раздались тихие всхлипывания. Увидев направленные на него палочки, Гарри почти ласково улыбнулся, и покачал головой.
- А может вы и правы, может, вам СТОИТ бояться меня… - он с любопытством посмотрел на свои голые ладони, а потом легонько взмахнул левой рукой – и в то же мгновение волшебные палочки вылетели из рук своих хозяев, а те с криками боли резко опустились на колени.
- Поттер, прекрати! Поттер, слышишь?!– чей-то гневный голос, чей-то, чей-то… ах, это не имело никакого значения…
- Вас так много… - протянул Гарри, недовольно поморщившись, и с силой закрыл руками уши. - Вас слишком много и вы слишком громко боитесь – ПРЕКРАТИТЕ НЕМЕДЛЕННО БОЯТЬСЯ МЕНЯ!!! – по залу пронеслась серебристая молния, и стол Хаффлпаффа вспыхнул огнем. Всеобщее молчание взорвалось испуганными криками, девчачьим визгом и громким топотом множества пар острых каблуков. Кто-то кинулся на него сзади, на периферии зрения мелькнула вспышка рыжих волос, потом было обжигающее жжение в глазах и кончиках пальцев, всплеск какой-то невероятный силы где-то внутри него, захвативший его полностью и понесший, понесший вверх на волне истеричной радости, мощи, невероятного могущества - и вот обидчик уже лежит на полу в неестественной, надломленной позе.
- Роооооооооооооооон! – громкий вопль около самого его уха, вопль, от которого будто разрывается что-то внутри. Затуманенными, словно охваченными огнем глазами Гарри видел, как пронеслась мимо него Гермиона и упала около недвижимого тела друга. Рон. Гермиона склонилась к мальчику, изо всех сил тормоша его за плечи. Рон. Не крик, а почти стон, полный ужаса, неверия, отчаяния. Рон. Что я делаю? ЧТО. Я. ДЕЛАЮ. Рон.
Гарри, вытянув перед собою руки, как в трансе, пошел на всхлипывающие звуки гермиониного голоса. Рон, Рон, Рон… Вдруг девочка резко вскинула голову и закричала, глядя на него злыми бесстрашными глазами:
- Уходи! Слышишь, уходи!!!!!!!!!!!!!
Гарри остановился, как вкопанный. Все внутри него разрывалось от пульсирующей в каждой клетке его тела магии. Слова Гермионы смешивались с истошными воплями окружающих его людей, и единственное, чего ему хотелось, так это заставить их всех замолчать, заставить их всех исчезнуть раз и навсегда –чтобы они, наконец, оставили, оставили его, Гарри, в покое. Он знал, что он мог это сделать. Он хотел этого. Он чувствовал, что ДОЛЖЕН это сделать, иначе его просто разорвет на части эта неведомая сила! Но также он видел перед собой залитое слезами лицо Гермионы, и что-то внутри говорило ему: это неправильно, Гарри. То, что происходит - это неправильно. Гарри пытался сфокусировать растекающиеся мысли, но сила, гораздо более могущественная, чем он сам, затапливала его с головой – ее становилось все больше и больше, и все его благоразумные порывы таяли, таяли, таяли… Он уже весь горел, весь пылал, охваченной жаждой действия, жаждой свершения. Ему хотелось взлететь, хотелось метать молнии, хотелось громко кричать – во всю силу своих легких, лишь бы этот экстаз, переполняющий его, наконец-таки нашел выход наружу…
Но все же что-то было не так. Что-то было не так, и Гарри из последних сил пытался сдержать себя, хотя бы еще на мгновение; пытался услышать, понять, что ему с искаженным лицом, в исступлении кричала Гермиона. Но, Господи, ее голос казался таким тихим и слабым, таким незначительным в сравнении с властью, которую он ощущал в себе каждой порой, каждым волоском своего тела. Властью покорять.
Сотни эмоций проносились через все его тело, наполняя его небывалой легкостью. Казалось, он плавился и растекался блаженной лужицей, и это было чистейшее удовольствие. Древняя могущественная магия подчиняла, заполняла, одаривала. Надо было лишь отдаться ей, довериться, раскрыться – и можно было бы дальше гореть в этом текущем по венам пламени, слепнуть от разноцветных искр, прыгающих перед глазами; можно было поджечь, покорить, уничтожить все вокруг и самому сгореть в этой эйфории, в этом чувственном совершенстве.
- Гарри! Я прошу тебя! Гарри!!!!!!!!!!!!!!
Он не чувствовал ни рук, ни ног, ни миллиметра собственной кожи. И в то же время он будто весь состоял из нервных окончаний. Гарри вдохнул полной грудью – и, боже, какой сладкой была боль, раздирающая его грудную клетку на части.
- Гарри! ПОЖАЛУЙСТА! ГарриГарриГарри!!!!!!!!!!!!!
Гермиона плакала, заламывая руки, и Гарри поймал себя на мысли, что не может понять, почему она плачет, ведь это такое счастье – гореть, гореть, гореть… Ах, она же еще не знает! Милая Гермиона - ему хотелось поделиться с нею. Гарри весело засмеялся и взмахнул рукой. Одежда на Гермионе вспыхнула ярким пламенем. Кто-то совсем рядом заверещал, но одно гаррино досадливое движение плеч – и вопль ужаса превратился в стон боли. Огонь перекинулся на соседние столы. Запахло горелым деревом и паленой кожей. Лица, мантии, огненные вспышки мелькали перед глазами, словно в загадочном языческом танце.
- Гааа-рриии!!! – полубезумный, на грани отчаяния крик пробился в его сознание. Гарри слегка приоткрыл закрытые в экстазе глаза. Все вокруг полыхало пламенем. Но сквозь дым и копоть, которые разъедали его глаза, он заметил слабое голубоватое свечение впереди. Расталкивая людей вокруг, спотыкаясь о какие-то предметы, Гарри, полуослепший, медленно двинулся вперед. Шаг, второй, еще один шаг. Идти становилось все труднее, попытки дышать причиняли адскую боль. Он уже почти ничего не слышал, он уже давно ничего не ощущал. Но каким-то шестым чувством Гарри понимал, что он должен, должен идти вперед. Рядом с ним проносились вспышки каких-то заклинаний, пару раз его окатило водой, он все время натыкался на чьи-то тела, которые тут же исчезали с его пути, едва он успевал разглядеть испуганные искаженные лица их хозяев. Еще последнее усилие – и он у цели.
Гарри сощурил измученные глаза, и в тот же миг слабое свечение сменилось вспышками ослепительного яркого света, исходившими из 3х палочек, направленных на него.
- ПЕТРИФИКУС ТОТАЛУС!!!
- Экспеллиармус!!!
- СТУПЕФАЙ!!!
Последнее, что Гарри увидел, прежде чем погрузиться в темную пустоту, были растрепанные волосы Снейпа, разметавшиеся по его белому, как смерть, лицу.
… Гарри несло течением вниз по темной реке. Он лежал на волнах недвижимый, практически бесчувственный, без единой мысли в голове. Казалось, он уже целую вечность несется вперед, то уходя с головой под воду, то всплывая на поверхность, будто выталкиваемый вверх неведомой силой. Он думал, что, быть может, он всю свою жизнь вот так вот и плыл, и не было никогда ничего другого: лишь журчание реки и одиночные всплески брызг, окатывающих его со всех сторон.
Постепенно пейзаж начал меняться. Серое небо над головой сменило робкое солнышко, чьи лучи почему-то причиняли жуткую боль, касаясь его обнаженной кожи. Серые пустынные берега раскрасили редкие вспышки зеленого. В воздухе повеяло ветерком, и вот уже Гарри стал различать какие-то звуки, запахи.
С каждым мгновением палитра ощущений, охватывающих мальчика, становилась все ярче и разнообразнее. Он будто заново учился чувствовать: каждый новый нюанс изумлял его безмерно. Ему хотелось смеяться, но он не знал, как это сделать. Он не знал, есть ли, вообще, такое понятие – смеяться. Вот рядом с ним пронесло течением маленькую рыбешку, и это было странно и удивительно, что есть на свете такое существо – рыба. Вот монотонное журчание реки прорезала звонкая птичья трель, и Гарри казалось невыразимым блаженством просто лежать и слушать, и впитывать в себя эти чудесные переливчатые звуки.
Спустя еще какое-то время вернулось осязание. Дикая, неожиданная чувствительность подбиралась постепенно, начиная с кончиков пальцев ног и заканчивая шейными волосками. Слишком сильно, слишком ярко - Гарри почти задохнулся от нахлынувших на него ощущений. Это было ново, и страшно, и необычно. Он помнил, что знал эти ощущения раньше, но это было так давно, что все равно что не было, вообще. Но он помнил… и как же странно было что-то помнить! Обрывки каких-то образов, слов, воспоминаний возникали в его голове, и кружились, как в чехарде, и, казалось, царапали его мозг изнутри – и, наконец, это было утомительно, почти что неприятно.
Гарри поморщился и принял вертикальное положение. Тут же его ноги коснулись земли –и вот уже исчезла река, и даже звук ее; и даже ее запах, казалось, оставался лишь на его влажной коже. Но вот и его не стало. Гарри огляделся вокруг. Он стоял посередине огромного зала. В воздухе вокруг плыли зажженные свечи, по стенам висели старинные гравюры – и да, он знал, что это именно они, и что это есть их название, но он не понимал их смысла, не понимал, почему назвал их именно так. Просто это казалось правильным. Все пространство зала занимали 5 столов: 4 из них стояли в ряд, последний – будто возглавлял колонну. Сверху на мальчика глядело вечернее небо. Звезды на нем образовывали замысловатые фигуры, которые постоянно двигались. менялись, переплетались друг с другом.
«Гарри»
Тихий голос донесся откуда-то сзади. Гари хотел обернуться, но чьи-то теплые ладони ласково опустились на его голые плечи, и он замер, купаясь в новом ощущении. Это было… хорошо. Это было словно очутиться дома, хотя Гарри не был уверен, что в точности значит это слово. Он просто был дома.
Гарри почувствовал на своей шее горячее дыхание, и по его позвоночнику пробежала дорожка сладких мурашек. Он чуть передернул плечами, и позади него раздался приглушенный смешок.
... во всем теле какой-то невыразимо приятной, тягучей мукой. И да, он знал это ощущение, он очень хорошо его знал! Вот только откуда?
«Гарри»
Нежные, как у ребенка, ладони скользнули по его груди вниз, едва коснулись легким движением напряженных мышц живота и остановились на его бедрах.
«Гарри»
«Гарри»
«Гарри»
Он весь подался назад, желая всем телом почувствовать такое щедрое, манящее тепло стоящего позади человека, но ласкающие его руки тут же исчезли, и он провалился в пустоту.
Теперь он летел, падал – вниз, вниз, вниз, и казалось, этому полету не будет конца.
«Нетерпеливый»
Язвительно. Печально. Голос, казалось, жалел о чем-то.
«Не бойся»
Гарри удивился - я не боюсь.
«Иди, Гарри»
Куда?
«Просто возвращайся»
Воздух вокруг стал сгущаться, сдавливая его тело со всех сторон, пережимая вены на шее. Что-то мешало ему дышать, в голове зашумело – и звенящая тишина прорезалась множеством звуков. Чьи-то шаги вдалеке, шуршание одежды, звон стеклянных колбочек – просыпаться в больничной палате, кажется, становилось для него чем-то привычным…
Гарри уже собирался открыть глаза, чтобы убедиться в своей догадке, как услышал из-за двери приглушенные голоса, с каждым мгновеньем становившиеся все громче и отчетливее.
- Мальчик лежит без сознания, Вы не можете его забрать…
- Без сознания? Полагаю это редкой удачей! Мы не знаем, насколько опасен он будет, стоит ему прийти в себя.
- Как врач, я категорически запрещаю, вы слышите?! – Гарри почти мог представить Помфри, упрямо упершую руки в широкие бока и смотрящую на кого бы там ни было своим горящим непримиримым взглядом.
- Как главу Аврората, меня не интересует мнение школьной медсестрички! Этот мальчик - преступник, и я должен думать о безопасности остальных учеников! - резкий неприятный голос разнесся гулким эхом по палате.
- Он уже вторые сутки лежит без сознания! Уровень его магии находится практически на нуле! Да у мальчика едва ли хватит сил, чтобы произнести собственное имя – о какой опасности Вы говорите?!
- Вы! Вы! Вы просто - глупая, упрямая женщина!!! Этот МАЛЬЧИК, с Вашего позволения, разнес все левое крыло замка и отправил в больницу треть учеников с увечьями разной степени, среди которых многим нет и 13 лет! Мы имеем дело с Полем Силы! Ни Вы, ни я, ни даже Ваш драгоценный Дамблдор – никто не в состоянии предсказать его поведение, когда он очнется!!! Святой Мерлин, да я должен был забрать его сразу после первого проявления силы, когда пострадал тот несчастный мальчик, Забини. Но ведь влияние Дамблдора практически безгранично, да? И вот к чему привела эта слепая вера в его непогрешимость!!!
- Не смейте так говорить о профессоре Дамблдоре в моем присутствии!!! И… - Помфри тихонько всхлипнула. - Гарри не преступник, Вы не можете забрать его в тюрьму.
- НЕ МОГУ?! Да будь жертв даже в десять раз меньше, он все равно был бы обеспечен пожизненным сроком в Азкабане – и это в самой благоприятной для него перспективе!... – мужчина громко сморкнулся. - Все, мне надоели эти бессмысленные споры. Левитируйте мальчика в соседнюю комнату и…
- Поппи, уберите палочку, Гарри остается здесь, - твердый, уверенный голос Дамблдора раздался от двери.
- Альбус Дамблдор! Что, что Вы себе позволяете? Немедленно…
- Гарри Поттер находится под защитой школы, которую я, как директор, со всей охотой ему предоставляю…
- Вы не имеете никакого права! – взвизгнул неприятный голос.
- Позвольте уверить Вас, дорогой МакМиллан, я прекрасно осведомлен о своих правах и… мое решение остается прежним: Гарри будет находиться здесь до тех пор, пока Вы не предоставите мне документ, заверенный всеми членами Визенгамота и…
- Да Вы хоть представляете, что Вы несете?! – в голосе Главного Аврора звучали недоверчивые нотки. - Мне потребуется несколько недель только на то, чтобы созвать суд Визенгамота в полном его составе…
- Весьма прискорбно. Но что поделать? Правила есть правила. Мы вынуждены их соблюдать... - в голосе Дамблдра звучала неприкрытая ирония.
- Вам это не сойдет с рук, Дамблдор!
- Я готов ответить за каждый свой поступок, однако не Вам призывать меня к ответу.
- Мы еще поговорим! Мы еще встретимся с Вами, и обстоятельства нашей встречи будут не самыми приятными для Вас, ДИРЕКТОР! Вы подвергаете опасности жизни детей! Вы...
- Я признаю, что то, что случилось вчера днем, - полностью моя вина, но, к счастью, ничего не поправимого не произошло, так что позвольте мне самому решать, как поступить в данном случае…
- Я добуду эту чертову бумагу, и Вы на пару с Поттером вместе сядете в Азкабан!
- Я буду ждать с нетерпением, господин Главный Аврор. А теперь будьте добры покинуть палату. Гарри нужен покой.
Послышалось громкое фырканье, тяжелые шаги и звук резко захлопнутой двери. На лоб Гарри опустилась мягкая ладонь.
- Как он, Поппи?
- Все так же, профессор. Все так же. Жар, и ни на что не реагирует.
- Он уже приходил в себя?
- Нет. Но прошел всего один день. После такого всплеска магической активности – право, это чудо, что он остался жив… - Помфри тяжело вздохнула. – Бедный мальчик.
- Я вижу, Вы не испытываете перед ним всеобщего страха? – Гарри почти чувствовал, как на губах директора заиграла его обычная загадочная улыбка.
- Страха? Нет… не знаю. Его сила чудовищна, да, мы сами видели ее разрушительные последствия вчера, но Гарри, он не заслужил всего этого. Такой хороший, такой добрый и вежливый мальчик. Это просто ужасно.
- Все образуется, Поппи. Все еще образуется.
- Вы полагаете, профессор? – в голосе женщины звучала нотка надежды.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 2
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума