Снарри-форум

- Кто это тебе сказал? - спрашивает Поттер.
Мои пальцы не сгибаются.
Слабость тыльной стороны ладоней. Так бывает после долгого сна, после трёх оргазмов подряд или после безумного страха.
Сегодня было всё.
- Если это всё твои домыслы, ты псих, - говорит Поттер.
Я чувствую засосы на своей сухой потрескавшейся коже.
- Или ты очень хорошо меня знаешь, - говорит Поттер.
Он и я. Лёжа на смятых грязных простынях.
Пыльная комната Сириуса Блэка.
Десятки лет назад он драл тут маггловских шлюх, которые никогда не возвращались обратно в притоны. Беллатрикс хорошо знала своё дело.
Десятки лет назад он ложился здесь под своего дружка-оборотня. Мне лень думать о том, рычали ли они тогда.
- Я не могу тебя не знать.
Шестьдесят восемь килограммов неорганизованности и шрам-молния на лбу. Юношеская капризность голоса. Глаза Лили Поттер.
За прошедшие три года совершенно ничего не изменилось.
Он просто женился.

24 октября 2000 г.
Меня зовут Северус Снейп. Я умер два с небольшим года назад.
Я узнал об этом в "Ежедневном пророке".
Траурные мантии на чёрно-белой колдографии. Гарри Джеймс Поттер держится за руки с Джиневрой Уизли. Фокус наведён на них. Смазанный фон, на котором можно различить тёмные пятна надгробий.
Погибшие выстроены в ряд.
Живые на первом плане.
Погибшие - забытые предположительно_герои.
Живые - люди, имеющие право трахаться и зарабатывать деньги на построение счастья.
Им кажется, что война ещё не закончилась.
Чтобы тебя перестало волновать количество смертей на твоей совести, надо просто умереть.
Они могут не найти твоё тело, но ты будешь считаться умершим.
Пусть даже так. Всё лучше, чем задушить себя рукой, которая не считает себя твоей собственностью, пусть и соединяется с твоим предплечьем по линии надреза.
Позор - это не разрядиться_навсегда, стоя на коленях.
Точное определение смотрите на странице 114.

10 октября 1998 г.
Это дом-катастрофа. Развалины гнилой мебели и осколки разбитых 40 лет назад бутылок лежали на полу вперемешку со страницами из книг и гнилыми объедками. В моей лаборатории всё покрылось пылью. Я знал, что практически все ингридиенты нужно заменить.
Быть живым, когда тебе ставят бронзовый памятник гоблинской работы в твоём настоящем доме, невыгодно. Но учесть это я не успел.
Слёзы феникса против препарата для остановки крови.
Я мог успеть принять только одно средство, чтобы ждать 15 минут перед приёмом другого.
Если интервал будет меньше, то я умру.
Если интервал будет больше, то я умру.
Но, кажется, у меня получилось. Я жив и не могу выйти из дома, в котором стены исписаны суицидальными высказываниями.
Моя мать была уродливой женщиной с плохим характером.
Мой отец был некрасивым мужчиной с отвратительным характером.
Я меланхолик с чёрными дырами вместо глаз. У меня быстро загрязнающиеся длинные тёмные волосы и сломанный нос.
Зовите меня Северус.
Зовите меня мистер Снейп.
Я больше не профессор.
Я собираю гнилые кусочки прошлого с пола голыми руками.
Никакой магии. Здесь нет ни одного волшебника на пятнадцать миль вокруг. Меня обязательно обнаружат.
Я стою во дворе над ямой, полной мокрой осенних листьев, и вытряхиваю туда весь собранный за сегодня мусор.
Обрывки колдографий.
Бутылочные осколки с моей кровью на них.
Книги отца со страницами, вырванными моей матерью.
Книги матери со страницами, вырванными моим отцом.
Я мог бы собрать всё это, склеить и отнести в местную библиотеку.
Или прочитать и, может быть, понять образ их мыслей.
Но на самом деле мне интересно только то, как они встретились и с чего взяли, что подходят один другому?

19 октября 1998 г.
Неподалёку от моего дома свалка. Магглы приносят туда продукты или сломанную мебель.
Здравствуй, пахущий мочой шкаф с белыми пластиковыми ручками и продавленными полками.
Здравствуйте, баночки с просроченными йогуртами и маринованными грибами, открывать которые я бы не стал даже под угрозой серии Круцио.
Здравствуйте, битвы с немагическими аборигенами, которые тоже хотят есть и жить в чуть лучших условиях, чем сейчас.
В горах банановой кожуры и туалетной бумаги каждый кусок колбасы - сокровище.
Мятая жестяная банка хотя бы с ложкой растворимого кофе - ценность, стоящая жизни.
Поэтому я там и не роюсь.
Я подкараулил одного аборигена и привёл в дом. Теперь он сторожит второй этаж, а я в его обличии выбираюсь в город, глотнув оборотного зелья, которое ношу с собой уже давным-давно.
Одного часа хватает, чтобы поменять галлеон на фунты, купить еды и кофе и вернуться.
Абориген кормит меня недоваренными в дырявом чайнике овощами.
Я снимаю обрывки штор с грязных окон и заворачиваю в них горелые, рваные, пустые журналы.
Журналы, которые читала моя мать.
Журналы, которые ненавидел мой отец.
Абориген ложится спать на полу кухни примерно там, где раньше был стол.
Так органично выглядит кажущееся мёртвым тело на грязной плитке. Моя кухня могла бы быть похожей на морг, если бы здесь был стол.
Абориген глухонемой, а мне осточертели овощи.
Я не имею права себя раскрыть, зайдя в "Дырявый котёл" и попросив нормальной человеческой еды.
Я слишком долго сижу в этом доме, разгребая свои мысли и мусор, которого, кажется, становится только больше.
Человек не может произвести столько хлама за свою жизнь? Двое могут. Особенно если это мои родители.
Я пью холодный растворимый кофе без сахара из треснутого стакана и ем холодную варёную морковь.
Абориген спит, завернувшись в мою мантию. Сегодня моя очередь охранять вход.
Холод мешает заснуть.
Давящее тёмное небо, полное дождевых туч, крики из мокрых подворотен. Парень на третьем этаже дома номер 5 дрочит на ведущую вечерних новостей.
Холодный кофе мешает путаться в собственных мыслях.
Пара на первом этаже дома номер 11 выясняет отношения. Их пятнадцатилетний сын, скрючившись в приступе ломки, протирает задницей мокрый тротуар где-то в Лондоне.
Холодная варёная морковь помогает сосредоточиться на отвращении к жизни.
Я запускаю руки в карманы и думаю о Лили Эва... Лили Поттер.

21 октября 1998 г.
У меня закончилось оборотное зелье.
Мы с аборигеном разбираем мою лабораторию. Я вспоминаю, как утилизировать свернувшуюся кровь дракона. Абориген сидит на столе и вертит в пальцах безоар.
Книжная полка вся в пыли, плесени и трупах насекомых. Под столом всё ещё лежит эротический журнал, вырванный у меня из рук матерью летом после пятого курса.
Я держал в правой руке свой член и смотрел на фотографию рыжей магглы с большой грудью. Если прищуриться, можно было представить, что у неё зелёные глаза и небольшая щель между передними зубами.
Я смотрел на фотографию и двигал рукой вокруг члена так, как, мне казалось, мне бы сделала handjob эта самка с неестественным четвёртым размером и лицом Лили.
Я осознанно дрочил впервые в жизни, и меня почему-то совсем не волновало, что за дверью раздаётся стук приближающихся шагов.
И когда мне оставалось менее трёх секунд до того, чтобы кончить, в чулан ворвалась мать, наорала на меня, выхватила у меня журнал и бросила под стол с реактивами.
Я не помню, что говорил и как меня бил отец, у которого я взял это издание.
Я не помню, как долго со мной не разговаривала мать.
Только помню, что я больше никогда не представлял себе Лили при мастурбации.
Где-то в течение следующего учебного года мы окончательно и поссорились, да. Я был в её глазах Упивающимся Смертью, она для меня осталась Лили-Которая-Так-Ничего-И-Не-Поняла-Эванс.