Снарри-форум

Я не знаю, что ты решил,
Я не знаю, кто там с тобой.
Ангел небо ниткой зашил
Синей и голубой.

Низкое осеннее небо как будто разорвали, а потом наспех зашили синей ниткой, так что клочки топорщатся в разные стороны. Солнце даже не пытается выглядывать из прорех, зная всю безнадежность таких попыток. При пасмурной погоде совершенно невозможно определить, что за время суток на дворе – утро или уже вечер. Впрочем, что мне за дело? Я давно потерял счет времени.
Комната с неубранной постелью выглядит неряшливо. Северусу бы это не понравилось. Но его нет.
Я стал избегать больших городов. В городишках, вроде Литтл-Уиннинга, где я провел детство, можно за целый день не встретить на улице ни одного человека. Мне это нравится. Все свое время, а его у меня много, целых 24 часа в сутки, каждый день, я предпочитаю проводить в одиночестве. Ходить по саду. Дышать горьким осенним воздухом. Вспоминать все, что нас с тобой связывает. Собирать твой образ, как одно большое воспоминание, из множества маленьких.
Принимать шум облетающей листвы за шорох твоих шагов и твоей мантии.
Однажды утром мне даже почудилось твое дыхание над моим ухом. Проснувшись, я вцепился зубами в подушку.
Помнишь, тогда тоже была осень, с кустов уже облетели все листья, но красные ягоды еще цепко держались за ветки, и ты стоял, разглядывал их и, наверное, думал, что единственное зелье, на которое бы они сгодились – морс. Слишком мирный напиток. Слишком неподходящий к нашей жизни, которая летит, не разбирая дороги.
Помнишь… Наверное, помнишь. Так и слышу твой голос: «Я никогда на память не жаловался, Поттер».
А я вот забыл. Как это вышло? Что за дурное волшебство провело черту между нами?

Я не помню вкуса потерь,
Я не в силах противиться злу,
Каждый раз, выходя за дверь,
Я иду к твоему теплу.

Все звуки, когда-то жившие в этом доме, попрятались. От былых времен осталось только тиканье часов. Иногда мне страшно выходить за порог: нет уверенности, что хотя бы это сохранится, когда я вернусь в следующий раз.
Наверное, потому я и решил остаться здесь. Старый дом на краю поселения, отмеченного не на всех картах Англии, удивительным образом консервирует прошлое, не давая ему окончательно растаять в холодном воздухе.
Только здесь – стоит лишь поплотнее прикрыть за собой дверь – оживают тени вчерашнего дня.
И я как наяву слышу твои шаги. Твой голос – эхо голоса.
Твой смех.
Чувствую запах твоего табака…
…и твои ласковые губы – тебе почти всегда удавалось скрывать нетерпение.
Но не в тот наш первый раз. Я тогда попросил тебя остаться – ну, в своей манере попросил, конечно: вцепился в мантию и заявил, что, куда бы ты ни пошел, мне теперь только одна дорога – за тобой. Ты покачал головой и аккуратно разжал мои пальцы, но от меня так просто было не отделаться. Я тотчас преградил тебе путь к входной двери, и ты, наверное, понял, что я не шучу. Тебе и самому было не до шуток в тот момент. Ты спросил, в своем ли я уме и понимаю ли, чего прошу, а когда получил положительный ответ, нагнулся ко мне и поцеловал. Вот здесь, у этой самой двери, которую я помню спиной, лопатками, затылком… и горячие руки, которые подхватили меня и понесли в дом, на диванчик в гостиной, потому что о спальне ни один из нас в тот момент даже не подумал…

Это там, в тенистом саду
Белый стол, как белый олень,
Высекает копытом звезду -
Так начинается день.

Здесь очень красиво весной, когда сад наполнен благоуханием цветов. Ты вынес на улицу столик и два плетеных кресла, а на чердаке отыскалась маггловская керосиновая лампа. Вечерами ее свет сводил с ума всю окрестную мошкару…
…Мне нравилось валяться в траве, под кустом цветущей акации, и наблюдать за тобой. Кажется, ты мог часами не менять позу, только переворачивал страницы. Иногда поднимал голову, искал меня глазами и, найдя, быстро отводил взгляд.
Я никогда не понимал, зачем тебе эти книги. Может быть, они давали тебе возможность отвлечься от мысли, что уже завтра придется покинуть это кресло, и этот дом, и, оставив меня, идти туда, куда, разрывая кожу огненной болью, зовет метка.
На фоне светлого весеннего неба качались цветущие ветви. Я переворачивался на бок и доставал палочку. Мгновение – и по саду важно разгуливает серебристый олень. Он всегда являлся к тебе с одним и тем же посланием: «Я люблю тебя». Ты откладывал книгу, подходил и опускался на корточки рядом со мной. Твое лицо на фоне цветов акации и светлого весеннего неба. Нам не нужны были слова. Я улыбался. Ты улыбался в ответ…
…Я всегда раньше тебя начинал клевать носом. Ты предлагал: «Пойдем в дом?», но я отказывался, и просто дремал у тебя на плече, убаюканный шелестом страниц. Мы оба не знали тогда, сколько времени нам отпущено.

Ты выносишь огромный зонт,
Он похож на крылья сосны,
Заслоняешь зонтом горизонт -
Так начинаются сны.

Небо все лето поливало Годрикову Лощину дождями. Дорожки размокли так, что я всерьез подумывал обзавестись лодкой. В саду поселились лягушки и голосили ночи напролет, восхваляя Бога Ненастья. В воздухе постоянно висела изморось, казалось, что на городок и его окрестности набросили мокрую ткань, и она скрыла солнце, зацепившись за верхушки деревьев. Стоя босиком на влажных досках террасы, – мне нравилось это ощущение, когда босыми ступнями по деревянному настилу, – я смотрел, как в деревне, погруженной в туман, зажигаются огоньки окон.
А потом ты где-то раздобыл маггловский зонт, огромный и, разумеется, черный. Как только я, забыв придержать хлопающую на сквозняке дверь, выходил в сад проститься с угасающим днем, ты тотчас являлся следом. Молча раскрывал зонт и вставал рядом. Я прислонялся к тебе спиной, и мы некоторое время смотрели, как среди деревьев появляются все новые и новые огни.

Там в камине теплится жар,
Ты толкаешь створки окна
И из рук выпускаешь шар -
Так восходит луна.

Зимний воздух прозрачен, и звон колоколов маленькой деревянной церкви был слышен, наверное, на несколько миль вокруг.
Вечер подкрадывался каждый раз слишком быстро. Ты курил прямо в гостиной, задумчиво глядя в огонь. Наш дом – это место, куда можно вернуться и, сев у огня, сделать вид, что ничего больше не существует на свете, кроме этого кресла и этого уютного пламени, гудящего за каминной решеткой. Тебе было спокойно тут, а это дорогого стоит.
Я нашел одну такую замечательную вещь – большущий клетчатый плед. Не знаю, какие мысли терзали тебя в тот вечер. Ты хмурился, и я, желая посмешить тебя, завернулся в этот плед с ног до головы, оставив лишь глаза да нос, и так ходил по дому. Ты довольно долго терпел, а потом, наконец, сгреб меня в охапку:
- Ну и чего ты добиваешься?
- Забирайся сюда, тут полно места для двоих!
Мы стояли у окна под этим пледом, и луна серебрила снег, недавно выпавший на усталую землю. Ты достал палочку и вызвал своего Патронуса – я тогда впервые его увидел. Это была лань. Тоненькая, хрупкая, она ходила по саду, но лунный свет мерк рядом с ее сиянием. Я затаил дыхание. А потом ты закрыл окно и, зарывшись носом в мои волосы, прошептал: «У нас даже больше общего, чем ты думаешь». Я думал, ты говоришь о Патронусах, но ты усмехнулся и совсем тихо закончил: «… у нас – один плед на двоих».

Я не знаю, что ты решил,
Я не знаю, кто там с тобой.
Ангел небо ниткой зашил
Синей и голубой.

Ты учил меня бороться за то, во что веришь. Когда я провел ритуал, который должен был защитить тебя от смерти, я ставил на карту жизнь – но не любовь. Нет, нашу любовь я не предал бы, никогда. У меня есть оправдание: я действительно верил, что должен всеми доступными мне средствами спасти – не магомир, не своих бывших друзей, – тебя. Только я не рассчитал цену.
«Глупый, глупый ребенок!» – нежно говорил ты, покрывая мое лицо поцелуями. Но у глупости, которую ты готов был мне прощать, нашелся предел.
В том, что ты ушел, целиком и полностью моя вина, Северус. Просто я не понимал тогда, что любовь к тебе дороже жизни. И я хотел как лучше… ты же знаешь.
Нельзя отправлять Патронуса вникуда, поэтому Сохатый просто бродит по саду и, наконец, скрывается среди деревьев. Я некоторое время слежу, как его серебристая шерсть мелькает среди черных стволов.
Понимаешь, он совсем разленился, мой Сохатый, он согласен относить сообщения только одному человеку, и только короткое «i love u», ни строчкой больше! Ну, да. Это, в общем, всё, что я могу сказать тебе.
Пока я думаю об этом, Патронус возвращается. Но он не один. Рядом с ним – тонкая серебристая лань. Еще одна маленькая луна, спустившаяся с небес прямо в сад. Она подходит ближе, а мне вдруг становится одновременно холодно, жарко, душно, нет, я просто забыл, как дышать, и стремительно поднимаюсь с крыльца. Моя палочка со стуком ударяется о деревянные ступеньки, но я этого не слышу. Потому что шаги, которые я никогда не спутаю с шорохом листьев или шумом ветра, уже звучат на дорожке, ведущей к дому.