Снарри-форум

Глава 1. Пролог

По-моему, я умер.

Если смерть действительно такая скучная штука, советую всем вам сопротивляться ей до последнего (если вы не из тех, кто, хм, заслуживает, хм, Авады Кедавры). Когда ты мертв, вокруг ничего нет. Только твердая непреодолимая преграда впереди и еще одна – прозрачная, колышущаяся – позади. Не пошевелиться.

Даже в Азкабане я мог ходить по камере. Думаю, я очень скоро сойду здесь с ума.

...

- Ау!

...

Признаю, это было по-детски: так неосторожно дразнить Беллатрикс вместо того, чтобы следить за её палочкой. Ремус мог бы прочитать на эту тему одну из своих фирменных («Что ты, Сириус, никакая это не лекция!») нравоучений. А Гарри...

Нет, я больше не могу думать о Гарри.

...

Есть тут кто-нибудь? Честно говоря, я надеялся на встречу с друзьями и родными. Не это ли нам обещают ясновидящие? Так где же Джеймс и Лили? Дядя Альфард? …Регулус?

Скучно.

Меня зовут Сириус Блэк. Я волшебник и анимаг. Мой крестник - Гарри Поттер, и он когда-нибудь убьет Темного Лорда. Снова. Я провел двенадцать лет в тюрьме за преступление, которое не совершал. И теперь я здесь.

Даже не вздумайте умирать.

Глава 2. Вам не кажется, что ваше место в жизни определено от рождения?

«Сядь прямо, Сириус».

«Ты - Блэк, Сириус».

«Не разговаривай с магглами, Сириус».

«Держись подальше от этих Поттеров, Сириус».

«Почему ты не можешь быть таким, как Регулус, Сириус?»

Он сжимает кулаки, а в ушах у него звенит сотня ворчливых голосов, напоминающих его родственничков. Родители Мэри Энн Аркетт в последнюю минуту передумали и отправили её в Бабатон; Сириус просто знает, что его вызовут первым – так и случилось

Он вздергивает подбородок (Выше нос, Сириус. Ты лучше их, Сириус.) и не оборачивается на Джеймса, с которым ему удалось поболтать в поезде, ни от кого не прячась, и, что ничуть не удивило обоих, крепко сдружиться.

Он победит эту шляпу.

«Все Блэки учились в Слизерине, Сириус. Тебе будет полезно завести друзей на этом факультете».

Он поспорит со шляпой, а если она ему не подчинится, пойдет к директору школы. А если и это не сработает, он... он вообще не будет учиться и станет жить как сквиб.

«Сделай так, чтобы мы гордились тобой, Сириус».

Он собирается стереть их гордость в порошок, насколько на это способен одиннадцатилетний ребенок. От них не убудет.

Однако Сортировочная Шляпа едва касается его головы – и тут же слетает. Она объявила его факультет, даже не посоветовавшись с ним.

Но Джеймс ухмыляется, так что Сириус встает и направляется к гриффиндорскому столу.

Я был первым из рода Блэков, кого отправили в Гриффиндор. Последний раз кто-то из Блэков учился в Рейвенкло в 1699, в Хаффлпаффе - в 1510. Мать послала мне кричалку.

Глава 3. Любовь с первого взгляда

Сириус Блэк верил в любовь с первого взгляда.

С каждого взгляда.

Сегодня это могла быть Леда Хендерсон, завтра - Рик Зеллингер, но пока Сириус не обратил внимания на кого-то другого, объект его привязанности оставался для него центром вселенной.

Джеймс смеялся над ним и называл это похотью, но однажды Эванс вылила кувшин тыквенного сока ему за шиворот, и он перестал говорить об этом - только жаловался, что ему приходится страдать от любви по два раза на дню. Питер поначалу превозносил избранников Сириуса до небес, а как только любовь остывала, начинал высмеивать их.

Ремус же только качал головой и вновь утыкался в книгу.

Я влюблялся раз в неделю. Говорите, что угодно, но это была любовь. Я дарил свое сердце незнакомому человеку, стоило ему лишь улыбнуться, и забирал его назад, едва что-то начинало идти не так. Ремус никогда не понимал, что для меня любовь и преданность - совершенно разные вещи. Возможно, именно поэтому он без возражений позволил им забрать меня в тюрьму.

Глава 4. Отпущение грехов

В спальне было тихо, насколько возможно, учитывая, что Джеймс храпел, Питер дрочил, а Ремус встал в третий раз за ночь, чтобы проверить свою домашнюю работу.

Сириус натянул одеяло на голову, закрываясь от света. Только заглушающее заклятие могло бы убрать этот шум, но это было бы нечестно.

- Ремус, ты мне слегка мешаешь, - сказал Питер. Его голос звучал напряженно, и Сириус замер. - Прекрати, а то я буду всю ночь этим заниматься.

- Не в первый раз! - пробормотал Ремус и зашуршал пергаментом. Свет просачивался сквозь одеяло.

- Ремус, - расстроено хныкнул Питер сонным голосом.

- Тогда задерни свой полог.

- Люпин, - сонно фыркнул Джеймс, и Сириус услышал, шуршит его одеяло. – Кое-кому утрм на трнировку.

Он захрапел чуть ли не раньше, чем договорил, и Ремус вздохнул. Раздалось громкое хлопанье книг о книги, обиженный шелест пергамента – а потом Ремус погасил верхний свет и произнес освещающее заклятие послабее.

- К двадцати годам буду в очках, - пробормотал он и заскрипел пером. С кровати Питера вновь понеслось пыхтение, которое с каждой секундой становилось все чаще и чаще.

Сириус оставался под одеялом, пока Питер не охнул и затих. Сириус представил, каким влажным и горячим могло бы быть чужое дыхание рядом – но мог ощутить только собственные вздохи. Он оставался под одеялом, пока Ремус не убрал книги - гораздо спокойнее на этот раз - и в спальне не воцарились темнота и храп.

Сириус не убирал с головы одеяло, потому что это была *такая* ночь.

Он перевернулся, вжимаясь возбужденным членом и разгоряченным лицом в простыню. Питер, наверное, думал о Виолетте Браун и о её буферах под подаренным на день рождения джемпером. Во всяком случае, Сириус представлял себе именно это, когда дрочил.

Но иногда у него возникали мысли, которых он боялся. Как можно было трогать себя, вспоминая ночь, когда они вчетвером забрались в ванную старост, плескались, смеялись и чуть не попались Флитвику? Сириус сунул руки под подушку, чтобы держать их подальше от члена.

Он не может - и не будет – дрочить на своих друзей, но и грудь Виолетты ему не удавалось представить. Он скрипнул зубами, сжал кулаки и попробовал думать об арифмантике.

И тут же он вспомнил о мальчиках, что ходили с ним на арифмантику. Фулфорд. Боунс. Снейп.

Сириус застонал и снова перевернулся. Тяжелое одеяло проехалось по его возбужденному, натягивающему пижамные штаны члену. Опять Снейп. Только не это! Он мерзкий грязный тип, ничем совершенно не привлекательный – даже если бы Сириусу нравились парни, а это не так.

Но уж лучше думать о Снейпе, чем о ком-то, кого он уважал.

Сириус сам не успел понять, когда его рука сжала член сквозь влажную ткань пижамы. Несколько грубых движений, и поток прорвал плотину. Снейп упал на колени от проклятья, Снейп извивается под ним во время драки, Снейп нагнулся над котлом, а Сириус прижимается к его заднице и дрочит его член.

Он кончил, сжимая уже свой собственный член, а не Снейпа.

- Ну наконец-то, - пробормотал Джеймс. - А теперь спи, Мерлин тебя за ногу.

В четырнадцать лет я все пытался выбить из Снейпа дерьмо. Мне потребовалось ещё два года, чтобы принять, что я хочу трахать не только девочек, но и мальчиков. Но сомневаюсь, что я когда-либо признавался себе, что мне хочется трахнуть Снейпа.

Сейчас в любом случае слишком поздно.

Глава 5. Мечты

Одна из них - о мороженом «Хогги бакит». Пятьдесят восемь и две третьих разных вида, девять видов глазури и бумажный зонтик, который, если вы сможете прикончить все за один присест, превращается в галлеон. Он знает это, потому что им с Джеймсом удалось это на седьмом курсе, и Фортескью вывесил их фотографии на витрине: они с измазанными мороженым лицами смеялись, подзадоривая клиентов пробовать "Хогги бакит" - всего-то за двенадцать сиклей! Фотографии провисели семь месяцев, пока кто-то не повторил их рекорд.

Еще он мечтал о том, что сделал бы со Снейпом, если бы когда-нибудь вновь встретил его. За несколько лет его фантазии изменились от «вмазать по его огромному уродливому носу» до «спросить, как он мог совсем мальчишкой помнить все эти черномагические заклинания», а затем и «попросить его рассказать о школьных временах, неважно каким бы отвратительным Сириус в этих историях ни выглядел, потому что воспоминания ускользают, а провалы в памяти пугают куда больше злобы Снейпа».

И, конечно, есть еще Джеймс, Лили и Гарри. Иногда Сириус успевает предупредить их, и они спасаются. Иногда он не позволяет Хагриду забрать у него Гарри и остается с крестником вместо того, чтобы гнаться за Петтигрю, а потом они живут счастливо. Но подобные мысли привлекают дементоров, так что уже через год он перестает об этом думать.

А потом... потом сам Петтигрю - и Сириус больше всего любит мечтать об этом, когда в камеру тянет сквозняком, и дементоры прячутся у двери. Гнев обжигает Сириуса изнутри, отгоняя холод Северного моря и притяжение дементоров, потому что хотя злиться даже приятно, он не чувствует себя счастливым, представляя, как сдавливает пухлую шею Питера, как течет багровая кровь, вылезают из орбит глаза, распухают губы и язык. Затем Питер трансформируется, надеясь убежать, но Сириус готов к этому и даже ждет с нетерпением – потому что тогда он сможет медленно раздавить крысу и услышать, как ломается каждая крошечная косточка прежде, чем Питер умрет.

Когда я увидел Хвоста в газете и узнал, что он рядом с Гарри, это дало мне силы сбежать, но долгое время до этого у меня не было других планов, кроме как осуществить свои мечты.

В Азкабане остаешься наедине со своими собственными мыслями. А потом пропадают даже они.

Глава 6. На пустынном острове...

У него есть…

Мантия. Она превратилась в лохмотья, и, каждый раз, стирая ее в чистой воде бухточки, он боится, что она расползется, и это отдалит его ещё на один шаг от возможности выглядеть по-человечески. Соль засыхает белыми полосами, скрывая то, что мантию сшили на другом острове, в другом море. Вода здесь такая же синяя, как и его глаза, кажется, но от нее не пахнет льдом и отчаянием.

У него есть…

Защищающие его мягкие крылья, крылья, которые перенесли его в необитаемый рай. Когти, добывающие для него дичь. Клюв, который приводит в порядок его волосы или – когда Сириус по ночам превращается в собаку – шерсть, говорит с ним: щелкает, свистит, щебечет и снова и снова не дает ему сойти с ума.

У него есть…

Маленькая пачка писем, написанных на школьном пергаменте и перевязанных бечевкой, которую он сплел из волос из хвоста гиппогрифа. Сириус прячет письма между двумя плоскими камнями, чтобы спасти от ветров, бушующих на побережье. Ара приносит их с совиной почтовой станции на Мадагаскаре. Письма открывают ему горизонт, напоминая, что мир не заканчивается тремя вещами.

У меня не было того, что - кого - я действительно хотел, но это история моей жизни. Отправьте меня в рай, и он станет просто очередной тюрьмой.

Глава 7. Какой момент вы бы изменили в своем прошлом, будь у вас такая возможность?

- Дамблдор хочет быть Хранителем нашей тайны.

Сириус оторвал взгляд от чашки чая и посмотрел на Лили, сидевшую за столом напротив него. Джеймс облокотился на стойку, скрестив руки на груди. Сириус, как всегда, едва войдя, посадил Гарри к себе на колени, и сейчас внимание ребенка было полностью сосредоточено на пуговицах его мантии.

Сириус собирался сказать что-нибудь умное. Он не знал пока что, но пытался придумать.

Джеймс смотрел в пол:

- Возможно...

- У меня идея. - Что-то забрезжило. Как обычно, вдохновение пришло, когда он в нем нуждался.

- Дамблдору и так есть, о чем беспокоиться. Они не смогут достать его, поэтому на всякий случай будут преследовать меня.

- Бродяга...

- Но это буду не я.

Идея полностью оформилась, и он резко вскочил и начал кружить по комнате, придерживая Гарри одной рукой и жестикулируя другой. - Это будет другой человек - может, Питер, но вы пустите слух, что это я, и я ударюсь в бега, и мы, может, даже поймаем шпиона!

- Это... это довольно неплохая идея, Сириус, - сказала Лили. Сириус изумленно моргнул, а Джеймс за спиной Лили изображал полнейшее изумление, пока она, не оборачиваясь, не запустила в него печеньем.

- Я никогда не говорила, что все идеи Сириуса идиотские - только большинство из них.

- Может, это и сработает, - сказал Джеймс.

- Точно сработает. - Сириус посмотрел на Гарри. - Правда, малыш?

Гарри фыркнул.

***

- Дамблдор хочет быть Хранителем нашей тайны.

Сириус оторвал взгляд от чашки чая и посмотрел на Лили, сидевшую за столом напротив него. Джеймс облокотился на стойку, скрестив руки на груди. Сириус, как всегда, едва войдя, посадил Гарри к себе на колени, и сейчас внимание ребенка было полностью сосредоточено на пуговицах его мантии.

Сириус собирался сказать что-нибудь умное. Он не знал пока что, но пытался придумать.

Джеймс смотрел в пол:

- Возможно...

- У меня идея. - Что-то забрезжило. Как обычно, вдохновение пришло, когда он в нем нуждался.

- Дамблдору и так есть, о чем беспокоиться. Они не смогут достать его, поэтому на всякий случай будут преследовать меня.

- Бродяга...

Гарри завопил и замахал пухлым кулачком, и Сириус заметил, что на его мантии не хватает одной пуговицы, за секунду до того, как Гарри сунул её в рот.

- Боже, парень!

Сириус попытался выудить пуговицу, Джеймс бросился вперед, а Лили вскочила, уронив стул. Ничего. Сириус перебросил ребенка через колено, хлопнул его по спине, и маленькая черная обслюнявленная пуговица упала на пол.

- Бу, - сказал Гарри и пустил слюни.

Джеймс поставил стул Лили на место и снова подогрел для всех чаю, но пока Лили накладывала закрепляющее заклятие на каждую пуговицу Сириуса и произносила речь, которая была наполовину нотацией, наполовину похвалой, идея улетучилась в никуда – туда, откуда она пришла.

Только... Я... Не делайте этого со мной.

Боже.

Глава 8. Тот, кто смеется последним...

Чаще всего он не помнит, почему он смеялся. Тогда он забывает про смех и вспоминает, когда подслушивает чужие разговоры.

- Он безумен?

- Как Шляпник.

- А глядя на него не скажешь.

- Он всё время здесь смеется. Если это не безумие, тогда я не знаю что.

И именно тогда он вспоминает. Думает о Питере, и как он всегда старался произвести впечатление на Джеймса. Думает о Ремусе, который никогда не пытался попробовать свои силы в чем-либо, кроме домашних заданий. Думает, как глупо было считать, что Ремус его предал.

Легионы Зла говорят:

- Присоединяйся к нам или умри.

А Ремус отвечает:

- Можно я подумаю и дам ответ на следующей неделе?

И тут я снова начинаю смеяться, и волшебники в за дверью моей камеры качают головами. И это ещё забавнее, не так ли, потому что они не знают Ремуса.

Не смешно? Что ж, именно поэтому я здесь, а вы - нет.

Глава 9. Какую эпитафию вы бы хотели видеть на вашем надгробии и почему?

Они собираются в углу сада. Благодаря магии двор дома номер двенадцать на Гриммаулд Плэйс гораздо больше, чем это вообще возможно в городе - небеса не позволяют Блэкам ютиться, как крысам, - и Гарри выбирает место подальше от дома, рядом с раскидистой ивой у ручья. И дерево, и ручей когда-то были образчиками эстетического совершенства, но без ухода они вернулись к естественной несовершенной красоте - как и человек, с которым сейчас собираются прощаться.

Пришли немногие. Гарри со своими друзьями. Ремус, Кингсли, Toнкс, Стерджис, Эммелин, Мундугус. Половина семьи Уизли - Артур и Билл не смогли улизнуть с работы, а Джордж вот уже неделю не выходит из-за светобоязни после очередного эксперимента.

Дамблдор пришел сказать несколько слов - что-нибудь мудрое и успокаивающее, что, без сомнения, поможет им противостоять грядущему. Ремус тоже говорит - о далеком прошлом и человеке, которого он когда-то знал, а не о последних месяцах и человеке, с которым , как ему кажется, он познакомился вновь.

Гарри ничего не говорит, потому что всё слишком свежо и слишком несправедливо, и он пока не понял, как жить, не срываясь в гнев или плач. Он стоит поджав губы, с сухими глазами и смотрит прямо перед собой, не видя собравшихся людей.

Но именно Гарри, когда другие уходят, выводит надпись на камне, взятом с садовой дорожки.

"Бродяга", - пишет он, потому что знает, как Сириус ненавидел свое имя. - "1960-1996". Гарри думает о том, что еще он хочет сказать, и, возможно, отвергает сотни банальных фраз, глядя на поверхность камня. Или, может быть, он всё уже знает и просто горюет.

В конце концов Гарри пишет: "Он тоже жил".

Потом, поскольку Сириус Блэк по-прежнему считается преступником в розыске, Гарри переворачивает камень надписью вниз, и вжимает его в черную землю.

Думаю, так все и было. Я знаю, что у меня не может быть обычных похорон - тела нет, и нет никакого способа доказать мою смерть без риска для Ордена. Но ведь они не смогут просто продолжать жить, будто ничего не случилось.
Они не смогут.

Конец