Снарри-форум

Слышу, в груди вечерней -- солнце, как сердце, колотится
Даже в эти размеренные, сумрачные часы.
Вроде никто и не гонит, а так уходить не хочется,
Век бы сидел и слушал, как дождь за окном частит.
В. Савенков

Накрапывал мелкий и монотонный декабрьский дождь. Я брел по заброшенной грунтовой дороге, теряющейся в тумане. Шорох мелких камешков эхом вторил моим шагам — неуклюжим, неровным, осторожным.
Удивительно светлое небо и запах мокрой опавшей листвы. А по пути — пробивающиеся среди крупного гравия и плотной, слежавшейся глины зеленые травинки. И влажный, успокаивающий воздух, перемешанный с каплями дождя.
Дорога, на которой рано или поздно встретится уютная сельская гостиница с камином, не подключенным к сети, яблочным пирогом и горячим чаем, запахом хвои и корицы и приветливой хозяйкой, верящей в долг по случаю праздника.
Я загадал дожить до Рождества — и могу принимать подарки: рассеянный свет, приветливый дождь и бредущего рядом человека, так же, как и я, пытаюшегося ощутить рождественское утро сразу всем телом.

Три дня назад пропал Поттер. И Метка слабыми толчками давала о себе знать — пока лишь намекая, еще не требуя. Я метался по школе, теребил Дамблдора и пытался понять, есть ли у нас надежда, если «золотой мальчик» умрет.
— Северус, судьба Гарри была предопределена еще до рождения, но не пророчеством. Пророчество — это всего лишь хорошее оформление. Нам нужен был символ. И мы с Николасом создали его. Пришлось повозиться, конечно. Просто нам было нужно время — я давно сделал все, что мог. Наступит момент, когда Риддл потеряет свою силу. До тех пор — Поттера заменит Лонгботтом.
Голос Дамблдора был ровным, слова размеренно падали — это только стратегия, не более того.
Хотел бы я знать, что он говорит за глаза обо мне. Что я — ценная фигура в его игре, но и ферзя можно заменить пешкой? Сколько он даст за мою жизнь саму по себе — без ролей и позиций?

Позавчера меня вызвал Лорд. И вовсе не праздник поимки Поттера стал тому причиной. Лорд не любил быть должен, и долги следовало отдавать в старом году. Он задолжал мне — плату за отступничество. Пожалуй, это слишком много для того, чтобы выжить. Мне столько не нужно, мой Лорд!
— Не нужно, мой Лорд! — слова Поттера эхом вторили моим мыслям, а в глазах я видел отражение собственной жажды — он хотел жить не меньше, чем я. Любой ценой.
Перейти на другую сторону — это ведь и недорого. Я-то в курсе расценок.
«Проверка на преданность» — глупость. Я видел много раз: ничто не способно изменить решение Лорда, а уж оно принималось задолго до всяких проверок. Возврат — дороже перехода, я знаю. Сколько вы хотите, мой Лорд?
Проверка — фарс, но не сейчас. Сейчас, быть может, еще можно что-то сделать? Моя жизнь дороже любой цены, которую мне назовут. Потому что после смерти мне все равно не останется уже ничего. Так что — берите, не жалко!
А я, кажется, та цена, на которую согласен Поттер. Один из нас докажет, что лоялен к Лорду — уплатив жизнью другого. Не задумываясь — только дождавшись движения холеной руки Лорда. Вряд ли мальчишку можно упрекнуть. Просто победить, остальное не важно.
Подстегивающий холодный хохот Лорда и выжидающее молчание моих прежних соратников. Звериное пламя в глазах Поттера — и ярость, поднимающаяся от низа живота, напряжением переливающаяся в пальцы, сужающая внимание до одной-единственной фигуры передо мной, сжимающая зубы, оттачивающая движения, заставляющая забыть о боли — впрочем, забыть обо всем. Победивший — значит, живой…

И несколько часов спустя все такой же холодный хохот Лорда удаляется от двери камеры, в которой ненависть перекатывается из угла в угол: от меня — к Поттеру, от Поттера — ко мне.
Поттер пытается охладить водой обожженную, искалеченную руку —мне таки удалось швырнуть его в камин, он чудом успел опереться на локоть. Идиот! Кто так делает? Я пытаюсь показать ему, что ожог лучше зализать — костяное крошево, оставшееся от моих зубов по его милости, не позволяет мне говорить, кровь пробивается даже сквозь сомкнутые распухшие и непослушные губы.
Поттер указывает глазами на свой карман:
— Возьмите платок, сделайте тампон.
Батистовый платок с вышитой монограммой «GW» мгновенно пропитывается кровью, смешанной со слюной, но он прижмет разбитые десны, и, быть может, остановит кровотечение.
Поттер бесцельно смотрит в стену — раздробленные пальцы не слушаются его.
Я даже не могу метаться по этой крохотной камере, выстланной призрачно тонким слоем соломы, — со сломанной ногой особо не помечешься.
Но я хочу жить. И он — тоже. Любой ценой.

Вчера под вечер нас приходил проведать Лорд.
— Сегодня сочельник. Я загадал дожить до Нового года, — говорит Поттер минутой раньше.
— Завтра, — говорит Лорд. — Завтра и выясним, кому из вас благоволит Санта.
И я загадываю дожить хотя бы до Рождества.
А когда он уходит — я готов рыдать, готов придушить Поттера просто сейчас, если это хоть сколько-нибудь поможет: выходя, Лорд роняет палочку на солому. Раздавленную и вряд ли уже способную на нечто серьезное палочку Поттера. Что, спрашивается, я могу с ней сделать? Ни одному Упивающемуся Метка не дает прикасаться к палочке с пером феникса -- проклятая подозрительность Лорда! Да и не выговорю я сейчас никакого заклинания.
Поттер замечает мой взгляд — и то же бессилие отражается на его лице. Его перебитые пальцы вряд ли удержат и спичку.
Поттер бросает что-то нецензурное, и слава Мерлину, что я не могу ему ответить. Он узнал бы много нового!
Через час Поттер подползает к палочке и тянет ее зубами к себе, пытаясь двигать головой, как рукой, и что-то шептать. Тщетно, разумеется.
Я вспоминаю первое заклинание, которому учила меня мама — мы зажигали свечи на рождественской елке, мама мягко держала мою руку, направляя ее движение, и шептала мне на ухо нужное слово.
Я придвигаюсь и забираю обжигающую ладонь палочку у Поттера — от боли мне бы пришлось сжать зубы, если б они у меня были. А так — я сжимаю платок маленькой Уизли.
Вкладываю палочку в разбитую ладонь Поттера и смыкаю его пальцы. Он шипит и вскрикивает — ничего, ему-то есть что сжимать! Подумаешь, поломанные косточки — переживет! Чувства Поттера интересуют меня сейчас в последнюю очередь. Но я вижу лазейку в заборе, щель, за которой проглядывает жизнь — и уж не Поттеру меня останавливать!
Он понимает, чего я хочу, и движется к двери — я следом, подпрыгивая на здоровой ноге.
Совместная «алохомора» выходит у нас всего с пятого раза, а следующую дверь мы открываем просто со второй попытки.
Дамблдор был прав, чтоб ему Минерва «круцио» доброго утра желала! — Лорд теряет силу, и, думаю, Лонгботтом так и не успеет побыть «надеждой магического мира» — я видел глаза Лорда, в них уже проглядывает усталость, граничащая с измождением.
Это важно? Пожалуй, уже — нет.

У нас есть старая, поросшая травой дорога, по которой мы шли полночи, опираясь друг на друга и глядя на прячущиеся в облачном небе рождественские звезды; гостиница у дороги, где я буду неумело разжигать камин маггловскими спичками, а Поттер — смеяться надо мной; яблочный пирог с корицей, доверенная мне рука с раздробленными пальцами и мое исполненное желание — мы дожили до Рождества.