Снарри-форум

ЭЙЕРС РОК

Раннее февральское утро просачивается сквозь запотевшее стекло, электронные часы на прикроватном столике высвечивают «05:30 a.m.», под смятым одеялом хранятся остатки тепла – и запах чужого тела, запутавшийся в простынях.

С тех пор, как ты работаешь в центре, у тебя занимает два часа четырнадцать минут ежедневно, чтобы добраться до этой комнаты. На твоем окне – початая бутылка чилийского полусухого и фотокарточка с видом Сантьяго.

Он уехал, не прощаясь, в ночь, и, хотя ты никогда не можешь точно предугадать время его возвращения, ты не ждешь его раньше, чем через месяц: длительные перелеты, часовые пояса, мили, широты, меридианы. Если бы ты ставил флажки на глобусе в тех местах, откуда он регулярно шлет тебе фотокарточки, то глобус напоминал бы ощерившегося дикобраза.

В прошлый раз он приехал на Рождество – как обычно, не предупреждая. После длинного рабочего дня, когда ты, измотанный, шел от станции метро по промерзшему тротуару, таща на ужин какие-то замороженные смеси, он окликнул тебя: человек из другого мира. Оказывается, ему идет загар. Оказывается, он носит не только черное.

- А вы все корячитесь по хозяйству, - как обычно, язвит он, и ты выдаешь в ответ измученную улыбку, уже чувствуя запах моря и диковинных трав.

Без единого слова он отбирает у тебя твои пакеты и эффектным жестом вытряхивает все их содержимое в мусорный бак. Вместо этого на стол в твоей узенькой холостятской кухне приземляется коробка, полная кокосами, папайей и ещё какими-то удивительными фруктами, названия которых ты никогда не знал; длинная бутылка, оплетенная лианой с черно-красной жидкостью, плещущей внутри. От этого плеска можно сойти с ума; от мантии Снейпа пахнет песком и морем.

- Откуда на этот раз? – слабым голосом осведомляешься ты, и он шлепает вслед за всем этим богатством на стол очередной трофей – на этот раз карточка с видом длинного песчаного побережья.

- Примитивнейшее туристическое местечко, - он презрительно закатывает глаза, - Мальдивы. Нигде больше этого растения я не встречал.

И ты киваешь, чувствуя, как от глотка заморского пойла отогревается все внутри… это работа Снейпа. Как он бросает небрежно – научная деятельность. Долгие аппарации, аэропорты, акклиматизации длиной в неделю, смена стран и континентов, полушарий, полюсов. Колесить по миру, составляя крупнейший справочник по зельеделию – его новый проект.

И вы пьете вино, и он показывает тебе, как правильно вскрывать кокос. Он смеется над твои замерзшими ушами, а ты привычно обижаешься: не каждому же просыпаться в дороге на пути в Кейптаун.

Ночью он уедет, щелкнув тебя напоследок по красному от зимних морозов носу, а когда ты проснешься и пойдешь чистить зубы перед тем, как нырнуть в метро, он будет за много миль от тебя.

- Где ты работаешь? – спросит он без интереса.

- Все там же, - уклончиво отвечаешь ты.

- Офисный мальчик? Разносишь кофе в обеденных перерывах? – он задумчиво запускает в волосы свою узкую длинную ладонь, - надо бы пристроить тебя в другое место.

Но ты только пожимаешь плечами и, глядя с утра на толкучку в метро, вставишь в уши наушники плеера. Через неделю почтальон привезет тебе пригоршню отшлифованных северным морем блестящих камешков с пометкой «километров десять к западу от Рейкьявика», или упаковку отборного кофе с привкусом миндаля и имбиря с запиской «Зальцбург, городская площадь, кофейня «Моцарт», шесть утра».

Ты не помнишь, как давно началось все это. Вероятно, с тех пор, как все они оставили тебя, а он один – пожалел. Хотя его жалость больше походила на злорадство. Приятно, наверное, писать тебе письма, сидя на пустынном берегу океана или на освещенном закатным солнцем холме где-нибудь далеко-далеко, где нет ни утренней давки по пути на работу, ни вечно озабоченных делами менеджеров на перекуре во дворе офис-центров, ни дешевых супермаркетов, ни счетов за газ-водопровод, ни всей этой городской волокиты, в которой ты крутишься уже больше пяти лет. А он – что?

Навестит раз в несколько месяцев, проверит, не умер ли ты там ещё.

Но когда он уезжает, заглянув лишь на вечер, как всегда, твои долги по кредитной карточке чудесным образом списываются, а счета, ушедшие в минус, сами по себе восполняются. Время от времени он, используя какие-то свои старые связи, ищет тебе новую, более подходящую работу.

Спустя несколько часов после того вечера, как он смеялся над твоими посиневшими ушами, на прикроватной тумбочке оказалась шерстяная шапка с красно-золотой полоской от уха до уха, болванская такая шапка. Ты заметил, что с некоторых пор сочетания отдельных цветов вызывают у тебя тошноту.

Магглы говорят, что это что-то сезонное.

Ты так не думаешь…

Это жалость по-снейповски называется. Оплетенная лианой бутылка летит в стену, и ты тихо стонешь про себя, запертый в четырех стенах, мечтая оказаться где угодно, где угодно, хоть в Европе, хоть в Азии, хоть на гребанных Карибах, лишь бы не втыкать сейчас в уши плеер и не спускаться в магглское метро. Он ненавидит тебя, думаешь ты, завязывая шарф и натягивая тукло-серый свитер, он всячески пытается показать тебе, что его жизнь разукрашена, разрисована чудесами, как китайская шаль, а твоя – нудная будничная волокита.

Да, думаешь ты, он тебя ненавидит. А помогает тебе только для того, чтобы тебе стало от этого ещё гаже. И ты идешь на работу и целый день ходишь по офисам Сити со стаканами кофе. Но потом, когда, спустя недели, ты успокаиваешься, и он приезжает снова, приносит пластинку кубинских песен и две здоровенные сигары, от которых ты кашляешь, но все равно вдыхаешь сладкий, терпкий дым.

Вы слушаете музыку до трех ночи, и он вызывает такси. Отбирает у тебя подаренную сигару: «курить, Поттер, вредно» - и выходит в ночь, опустив капюшон мантии. Потом ты ещё несколько минут бесцельно бродишь по квартире; на кухне столбом стоит в застывшем воздухе остывший сладковатый дым и хриплый женский голос поет на неизвестном тебе языке – поет про любовь, про горечь, про разлуку.

Ты долго не можешь заснуть, голова кружится от того, что ты по глупости впервые в жизни затянулся крепчайшей сигарой, и ты выходишь на улицу, в мороз, тупо пялишься на две снежные полосы, оставленные колесами такси, и неожиданно для себя – плачешь.

Сам даже не осознаешь этого. Просто чувствуешь, как слезы катятся по лицу. Стоишь и размазываешь их по щекам. Из твоих окон звучит припев «Мне нравишься только ты», и это ужасно глупо, потому что, конечно же, Снейп тебе не нравится, напротив, ты его ненавидишь.

А потом ты идешь обратно в дом и пишешь ему письмо. «Какого черта?! – пишешь ты, - зачем ты делаешь это? – карандаш ломается, - зачем приходишь, помогаешь, зачем расстраиваешь меня впустую, ты же не можешь меня забрать с собой, ты же не можешь показать мне все эти места, да, все эти страны, ты не можешь вернуть меня в магический мир, ты не можешь вернуть мне мою силу волшебника, ты же ничего, ровным счетом ничего не можешь сделать, зачемзачемзачем…»

А потом ты вспоминаешь, что не знаешь его адреса. Кто знает, где он встречает утро сейчас.

Наверное, все эти годы ненависти привели только к тому, что он привык думать о тебе, и сейчас не может забыть твою опухшую от недосыпания рожу. Ты чистишь зубы, убираешь со стола и ложишься спать, и всю ночь тебе снится дьявольский смех, и направленная на тебя палочка, и последняя битва с Темным Лордом, где ты победил и проиграл одновременно.

Письмо так и остается скомканным клочком бумаги, отброшенном в угол. А через неделю тебе приходит новая открытка: на ней изображена огромная глыба, освещенная лучами закатного солнца, розовая снизу и ярко-красная сверху. Лишь крохотная фигурка человека у её основания дает почувствовать масштаб: гигантский…

«Гора Улуру, иначе говоря – Эйерс Рок. В переводе с языка австралийских аборигенов «Опознавательный знак на тропе сновидений». Самый большой монолит в мире. Меняет цвет с течением суток. Что ещё из простых туристических истин? Когда меня уже здесь не будет, эта каменюга станет темно-бордовой, как кровь. Выше нос, Поттер!»

Он не ответил тебе, зачем он делает это. Зачем приходит на один вечер и уходит, небрежным жестом взлохматив тебе волосы или шлепнув по щеке. Ты не знаешь, что он хочет от тебя, но его присутствие – зримое и незримое в твоей жизни – это твой опознавательный знак на тропе сновидений, это то, за что ты цепляешься в своей магглской жизни.

Это то, что осталось после того, как ты ушел. Все, что осталось – стопка карточек, экзотические фрукты, камешки с исландских берегов и остатки венского кофе в жестяном чайничке на плите. Все, что у тебя осталось.

Но, когда ты слушаешь новую модную песню по радио, проходя вдоль по лондонскому Сити, твой взгляд цепляется за отражения незнакомцев в витринах, и тебе вдруг кажется, что это он. Оборачиваешься – и видишь незнакомый профиль.
Где он сейчас, вот что тебе интересно.

В той самой пятисотлетней пивнушке в Праге, что знала до-колумбовские времена, той самой, где надо преодолеть восемь скользких, заплесневевших ступенек?

В степях Казахстана, где можно стоять, раскинув руки и подставив лицо горькому, полынному ветру, пытаясь избавиться от призраков прошлых битв?

В крохотном беленом домике на одной из узких уличек Толедо, слизывая лимонный крем с чьих-то теплых пальцев?

Конец