Снарри-форум

Глава 6.

Воскресенье Гарри провел, помогая Рону. Оказалось, что гербология – вполне удобоваримая вещь, особенно если заниматься ей не потому, что «надо», а по собственному желанию. Он никогда особо не принимал всерьез этот предмет, по большей части не обращая на него никакого внимания – сдавалось все само собой. Сейчас же он читал справочник по восточно-европейским травам так, будто это сборник сказок, уносящий в поистине волшебную страну…
Календулу для любовного зелья нужно собирать к вечеру, когда полуденный зной уже спадет, но листочки еще будут нагреты солнцем. Для лучшего эффекта нужно сначала обвязать несколько стебельков шелковой лентой и только потом срезать. А еще запах календулы отпугивает кентавров…

- Ну, что?- Рон опустился рядом, водружая на стол очередной фолиант. «Особенности взаимодействия ядов с кровью драконов восточно-европейских пород» было серебром выведено на старой коже.
Гарри оторвался от календулы и удивленно моргнул, ожидая, пока услышанные слова приобретут смысл, а затем отрицательно покачал головой. Друг кивнул и раскрыл книгу. Этот вопрос он задавал раза два в час, но ответ не менялся. Поттера это радовало.

За те месяцы, что прошли со смерти Гермионы, Рон не переставал искать противоядие к яду, который был нанесен на ранивший ее стилет. В тот день рыжий вместе с Герм, отбиваясь от добродушных шуток друзей, отправились на разведку, чуть впереди отряда, и как назло напоролись на молодых Пожирателей. Их было трое: двоих пришлось убить, а последнего они попытались захватить в плен, но, подпустив девушку поближе к себе, тот неожиданно сделал выпад вперед, выхватывая спрятанный в рукаве кинжал. Гермиона автоматически отшатнулась и вскинула руку, закрываясь от удара, так что лезвие лишь царапнуло по локтю, а в следующий момент Пожиратель упал, уставясь застывшими в удивлении глазами на Рона, сжимающего палочку дрожащими от напряжения пальцами. Он едва успел подхватить на руки девушку, у которой внезапно земля ушла из-под ног, и бережно опустить на траву. Она умерла быстро, всего через несколько минут, не приходя в сознание. Казалось, что Гермиона просто спит, и только судорожно сжимавшиеся на рукаве юноши пальцы свидетельствовали о боли…

Рон не мог этого забыть. В первую минуту он не понял, что происходит… А когда понял, то ужас от собственного бессилья охватил его. Ужас, что на его руках сейчас умирает самый дорогой ему человек, а он ничего не может сделать, вынужденный смотреть и ждать…
В книгах утверждалось, что противоядия от этого яда нет, но он искал. Гарри не понимал, зачем ему это, но видел, как друг успокаивается, очередной раз откладывая в сторону прочитанную книгу. Возможно, мысль о том, что она умерла лишь из-за его незнания, и он мог спасти ее, была для него ужаснее вероятности в конце концов найти лекарство.
Иногда друзья помогали ему – кто-то просто потому, что было свободное время, кто-то пытаясь убедить его бросить это дурное занятие. А Гарри нравилось читать. Временами он так увлекался, что забывал, зачем это делает и что ищет. Он ничего не говорил Рону по поводу того, что это глупая трата времени, чувствуя, что молодой человек еще не готов забыть. Только искренне надеялся, что скоро это пройдет.

Начавшиеся занятия заставили время вновь бежать быстрее. Начались стычки между студентами, шалости младшекурсников, ежевечерние отчеты у Снейпа… Гарри настолько привык к такому распорядку дня, что часто во время уроков ловил себя на мысли, как будет говорить то-то и то-то в своем докладе.
Профессор по-прежнему ругался и язвил, но придраться к оценкам не мог – повода никто из «учителей» не давал. И не сказать, что Северус Снейп был этим огорчен – он надеялся именно на их лояльность, потому что равновесие в школе после войны было хрупким, как никогда. Впрочем, дети меньше взрослых подверглись воздействию всех этих ужасов. Они оставались детьми...

Следующий «взрыв» произошел в четверг и вновь на уроке Защиты. Гарри уже начинал верить, что эта должность, действительно, проклята.
Дело было в том, что Поттер, наконец-то, придумал, как выполнить указание Снейпа реабилитироваться в глазах учеников. Он решил попробовать сменить стиль преподавания, заинтересовать их, расположить к себе, следуя примеру Рона. Вспомнив, какой интерес на третьем курсе вызвало занятие с боггартом, юноша в течение трех дней методично обследовал почти всю школу, пока, наконец, в одном заброшенном кабинете, в ящике письменного стола, обнаружил это существо. Оно по-прежнему превращалось в Дементора, только прежнего эффекта на молодого человека это уже не оказывало.
На следующий же день он привел в этот кабинет не представляющих, чего ожидать, и поэтому громко и возбужденно перешептывающихся детей. При слове «практика», произнесенном им в самом начале урока, многие начали испуганно озираться, и ему пришлось потратить еще минуты три, уверяя их, что все будет вполне безопасно и даже забавно. Неужели они думали, что он продемонстрирует им что-нибудь вроде непростительных проклятий?

Гарри казалось, что это дурной сон…
Сначала все шло нормально. Вспомнив совместными усилиями все, что полагалось знать о боггартах, и повторив заклинание, дети уже нетерпеливо поглядывали на стол, и Гарри даже довольно хмыкнул про себя – кажется, его тактика была правильной.
Дементор, неожиданно появившийся посреди комнаты, напугал многих, но когда Поттер взмахом палочки одел его в розовое с рюшечками и цветочками покрывало вместо темных лохмотьев, а вокруг, весело чирикая, начали летать два маленьких снегиря, третьекурсники не смогли сдержать улыбок. Боггарт, растерявшись, посмотрел на стоявшую рядом девочку и превратился в огромного, лохматого и злобного пса, который приглушенно рычал и капал слюной на пол. Гарри удивленно отметил про себя, что кто-то в этом мире все еще боится обычных собак… Девочка, коротко вскрикнув, мгновенно сжалась от испуга, но все-таки не забыла правильно произнести заклинание, движимая скорее простейшим инстинктом самосохранения, чем сообразительностью. Пес с удивлением взирал на свою челюсть, которая, как вставная у стариков, внезапно выпала изо рта, оставив его беспомощно чмокать большими коричневыми губами… Темная шерсть завилась, а на голове теперь красовался огромный красный бант в крупный горошек. Класс засмеялся, да и губы самого «учителя» едва заметно дрогнули в улыбке – настолько забавно выглядела эта псина.

После этого дети приободрились и начали действовать смелее, а Гарри окунулся в мир детских страхов. Тут было все: и смерть родителей, и горгулья, и вампир, и банальная темнота, которую мальчик вначале попытался отогнать заклинанием «Люмос»… Когда заклинание вроде бы попробовали уже все, и боггарт заметался, не зная, куда деваться от смеха, Поттер поднял палочку, намереваясь уничтожить его… Но неожиданно существо резко бросилось в сторону, к одному из мальчишек, который еще в начале урока отошел в угол, да так и простоял там все время. Зная, что ребенку ничего не грозит, юноша замер, ожидая превращения…

Перед ним стоял Гарри Поттер. Такой, каким он был сейчас: высокий, худой, с развитыми от физической нагрузки, широкими плечами, растрепанными черными волосами… Непроницаемое выражение загорелого лица, пересеченного от левого глаза до подбородка грубым рубцом… И глаза, невыражающие ничего, пустые, мертвые, устремленные на перепуганного ребенка… Рука с палочкой медленно поднимается, направляя острый кончик ему в грудь… И настоящий Гарри успевает пробормотать хриплое «Редикулюс» прежде, чем его фантом открывает рот.
Хлопок, и лишь сизоватый дым напоминает о происшедшем здесь…
Неестественно ровным голосом юноша сообщает об окончании урока и идет к двери. Класс хранит молчание,- можно представить, сколько мыслей вертится в их маленьких головках, сколько слов, которые вот-вот вырвутся наружу, они держат внутри, - и двигается следом за ним. А потом еще три урока, и Гарри проводит их, стараясь не думать о том, что случилось на первом…
Что он стал САМЫМ УЖАСНЫМ КОШМАРОМ мальчика, чьего имени даже не знает…

Снейп тяжелым витиеватым ключом отпер дверь директорского кабинета и вошел внутрь. По его приказу эльфы убирались здесь каждый день, поэтому ни пыли, ни грязи, ни паутины – ни малейшего признака заброшенности не было в этой комнате. Вообще-то, полагалось уже давно перебраться сюда, но он тянул так долго, как только мог… Не в силах совладать с собой. Минерва, как и он, появлялась здесь редко – кабинет стал своеобразным музеем Альбуса Дамблдора, не хватало только его самого и Фоукса, улетевшего вскоре после похорон.
Северусу здесь не нравилось, потому что он прекрасно помнил, как убил того, кто был ему вместо отца. Пусть это был лишь тщательно разработанный план, позволявший Снейпу восстановить пошатнувшееся доверие Лорда и подобраться к нему ближе всех других Пожирателей. Пусть это, действительно, коренным образом повлияло на Поттера, сделав из мальчишки могущественного мага, впитывающего необходимые знания как губка. Все произошло так, как и предсказывал Дамблдор – старик будто знал все наперед. Пусть он сам умолял убить его… Сути это не меняло…
На середине стола, на высокой подставке из слоновой кости, сделанной в форме драконьей головы, загадочно поблескивая сложным узором, лежал металлический шарик, размером чуть больше теннисного мяча. Мужчина медленно подошел ближе, с невольным благоговением скользя взглядом по замысловатым граням рисунка. Казалось, линии движутся абсолютно хаотично, так, что ни одной завершенной фигуры нельзя было выделить среди них. Но Северус знал, что искать.
Взяв шарик в руку и внимательно осмотрев его со всех сторон, мужчина наткнулся на знакомый изгиб. Поудобнее перехватив в ладони тяжелый ключ от директорского кабинета, он приложил витиеватую ручку к найденному месту. Едва слышно зазвенев, металлические грани сошлись, а затем, оплавившись, срослись воедино. В тот же момент глаза Снейпа широко распахнулись, словно ему открылось что-то новое, невероятное, невидимое обычному глазу…
Уже через несколько секунд мужчина заморгал, отнимая ключ от внезапно похолодевшего шара, и дрожащими от напряжения руками положил артефакт на место. Каждый раз сделать это было все легче, хотя желание навсегда остаться в том ласковом, наполненном туманом пространстве было огромным… Действие было схоже с заклятием Империо, только намного тоньше, а потому и сильнее… В первый раз, когда зельевар воспользовался этой вещью, созданной Основателями, он чуть было не поддался… Все-таки прав был Альбус, когда говорил, что быть директором Хогвартса не всем по силам. Насколько знал Снейп, по меньшей мере, двух директоров, недостаточно сильных для этой должности, шар так и не выпустил из себя. Дамблдор же мог оставаться в нем часами, наблюдая за жизнью школы; именно для этого и был создан этот артефакт – чтобы директор всегда был в курсе происходящего. Если сможет.

Рискуя жизнью, Северус попробовал сразу же, как только заполучил ключ. Он смог… Это стало главным экзаменом для него самого и решающим аргументом для Министерства. После того, как он повторил это на глазах проверяющих, его утвердили в должности. Пробовать кого-то еще было рискованно – после потерь, понесенных магами во время войны, каждый волшебник был на счету. Экспериментировать с кандидатами никому не хотелось – неизвестно, сколько из них затерялось бы в глубинах шара до того, как его коснулся бы достойный…
Снейп решительно направился к выходу из комнаты. Теперь он знал, где искать Поттера.

Гарри сидел на холодном каменном подоконнике, слушая тишину и ветер, бессмысленно бьющийся в стекло. Спина его вплотную прижималась к стене, отделяемая от нее лишь тонкой преградой белоснежной рубашки. Мантия, сброшенная ранее, валялась на полу.
Юноша смотрел в небо. Ему должно было быть холодно, но кожа горела, а в горле стоял ком, мешающий глубоко дышать. Руки, лежащие на колене согнутой ноги, упирающейся в подоконник, нервно двигались: то замирали, то вновь приходили в движение, впиваясь ногтями в кожу. Вторая нога свешивалась, едва доставая до пола.
Свет луны, уже выступившей из темноты небосвода, падал на открывшуюся в расстегнутом воротнике рубашки шею и молодое лицо, беззастенчиво выставляя напоказ все чувства. Отчаяние – безграничное, болезненное и какое-то потерянное – отражалось в зеленых глазах. Широкий белый рубец, пересекающий все лицо от левого глаза до подбородка и грубо рассекающий губы, освещенный луной, еще ярче выделялся на загорелой коже.

Северус, скрытый темнотой, замер в нескольких шагах от юноши. Если бы Гарри не был так погружен в себя, то наверняка заметил бы его, еще когда мужчина только зашел в галерею, несмотря на то, что двигался профессор совершенно бесшумно. Поттер же явно не хотел что-либо видеть или замечать сейчас, он словно отгородился невидимой стеной из собственных мыслей от всего мира. Еще пару часов назад, ожидая его в своем кабинете, Северус заготовил несколько язвительных реплик, которые должны были затронуть мальчишку и заставить его еще раз задуматься о своей будущей жизни.
Но к тому, что он увидел сейчас, мужчина оказался не готов. Сам он, оказавшись в подобной ситуации, отнесся к этому легко – подумаешь, какой-то глупый мальчишка боится его! Это было не самое худшее в жизни, а при его манере поведения – рано или поздно должно было случиться. Намного сильнее Снейпа разозлило то, что весь третий курс Гриффиндора видел его в идиотской шляпе и платье.

Но Поттер был другим. С одиннадцати лет ему внушали, что он - герой. А если нет, то обязательно станет, победив Воландеморта, в его понимании – концентрат абсолютного зла. Первый удар он получил, когда ему внезапно объяснили, что убийца Дамблдора – его главный союзник и помощник, а само убийство – лишь очередной гамбит, на редкость удачно разыгранный… Тогда – именно тогда! – впервые пошатнулись его понятия о добре и зле. Северус был уверен, что до этого мальчишка особо не задумывался над происходящим. Безусловно, убийство людей накладывало отпечаток, как и смерть друзей. Но все равно он продолжал воспринимать эту войну как борьбу добра и зла, «наших» и «тех». А тут вдруг оказалось, что последний шаг к уничтожению абсолютного зла он может сделать лишь благодаря тому, что «абсолютное добро» было убито примерно на пять ступенек ранее. Лишь таким путем…

На месте Гарри, Северус смутился бы… А юноша, наверняка, запутался. С его-то гриффиндорской четкостью в понятиях, когда белые – налево, черные – направо, а серость всех оттенков воспринимается как трусость… Но дело даже не в этом. Следующие удары стали намного страшнее. Поттер верил, что совершил благое дело, и Снейп даже готов был с ним согласиться, но мальчик забыл об одной особенности человеческого характера – отвратительной неблагодарности. Он, оправдав ожидания общества, жаждал любви – настоящей, заслуженной. Благодарности и покоя, в конце концов. А тут ему в лицо бросают, что он - убийца. А потом, оказывается, еще и боятся больше всего на свете…

Когда ожидаешь чего-то, веришь всем сердцем и разумом, а потом вдруг не получаешь этого – ох, как же это ломает человека! Северус знал.
Чаще всего в таких случаях люди обвиняют общество, государство, правительство… Но Гарри Поттер не был бы собой, если бы не обвинил себя. Гриффиндорская нелогичность во всем – даже в чувствах – и угрызения совести за пролитую кровь…
Не сломался.
Нет.
Но был близок…
Наверно, не будь Снейп так напуган, он ощутил бы что-то вроде отвращения или презрения. Но он не мог… Все это было неправильным в корне. Тот Поттер, которого он знал, и вот эта кукла с обрезанными веревочками, пустая, ничего нечувствующая – они никак не сходились в его сознании. Изломанный Поттер пугал его.
Схожие чувства Снейп ощутил лишь однажды, когда вынужден был наблюдать смерть единорога. Очень медленную смерть, заполненную серебряной кровью… Юноша был сейчас похож на того единорога: с бессмысленным взглядом в небо, пряча боль глубоко внутри. И еще Гарри напоминал его самого… Много, много лет назад Снейп сам, в перепачканной маггловской кровью мантии (благо, черное так хорошо скрывает красные пятна) сидел в директорском кабинете и смотрел в никуда… Тогда Альбус помог ему: он очень медленно, но все же вернул ему чувства…и смысл жить…и саму жизнь…

Северус уходил, оставляя позади окно и молодого человека, твердо решив помочь ему почувствовать вновь.