Название: Вверх и вниз по лестницам в шлеме Автор: Цыца Беты: Weis, Aldream Гамма: Nadalz Категория: слеш Жанр: romance Герои: СС/ГП, ДМ Рейтинг: NC-17, но не сразу, первые части можно читать как отдельный фик. Саммари, оно же Предупреждение: Проскакивают крепкие словечки, Гарри сочиняет хреновые стихи, а автор верит в большую любовь, несуразную, иррациональную и романтическую, какой она и бывает. Предупреждение 2: В моменты наивысшего накала эмоций – пунктуация авторская, то есть никакой. )) Дисклеймер: всё принадлежит Роулинг Примечание: Этот фик написан на битву «Канон vs AU» на «Астрономической Башне» Задание: Авторский фик 12 - Перекуем мечи на орала (временной промежуток между победой и эпилогом)
АУ-развилка: не было сцены в Визжащей Хижине и того, что после; Северус Снейп благополучно не участвовал в битве и не делился с Поттером своими воспоминаниями.
Спасибо фандому, любимым авторам, всему, что нам запомнилось и когда-то было свежо, и прекрасно, и вообще нафиг изменило нашу жизнь!
Отправлено: 01.06.08 21:17. Заголовок: Часть 1. КОВБОЙ ДЖОН..
Часть 1. КОВБОЙ ДЖОННИ
[align:right]– Не смотри на него с благоговением. Не смей! «Рычаг, педаль», это все, что Уизли знает.
– Это всё, что нужно знать, – парировал Рон.
– Vive la grande route! – раздраженно заключил Драко. – Тьфу на вас. Моя очередь вести машину.
mobius, «Третья сторона»[/align]
Он послал Джинни письмо от моего имени. ЭТА СУКА ПОСЛАЛА ЕЙ ПИСЬМО ОТ МОЕГО ИМЕНИ.
Надушенное письмо. Да он сам когда-нибудь видел гребаные любовные письма? Он их сам КОГДА-НИБУДЬ получал? Ну, там, в школе. Не знаю, на идиотский-мать-его-день Святого Валентина. Лежа в школьном лазарете, сломав себе чертов нос, или ещё что-нибудь в таком роде. Ну, знаете, такие любовные письма. Записочки, размытые слезами чернила, там, кляксы, неуверенные каракульки с ошибками, НОРМАЛЬНЫЕ ЛЮБОВНЫЕ ПИСЬМА.
Не это надушенное дерьмо в конверте.
Нет, ну нормально, нормально так день начинается. С утра пораньше я влетел на кухню, а он там сидит, нос в чашке кофе полощет. И Малфой рядом, блаженный такой, сидит себе, в ноутбук уткнулся.
– Совесть у вас есть? – начинаю орать я. – Это уже выходит за все рамки, вы совсем обал…
– Осторожнее, Поттер, не скажите чего-нибудь, о чем потом пожалеете, – спокойненько отвечает он, выливая в раковину остатки кофе. – Рад, что вы узнали и готовы приступить к репетиции достойного ответа.
– Что?.. Боже мой! Ах, как увлекательно! О каких интересных вещах вы говори… – он встал и молча дал мне по уху. Не сильно так, но по уху заехал.
А я стою, смотрю на него, как полный идиот. Как будто это не мне только что по уху дали, а, не знаю, Малфою. Ха! Как бы ни так. Драко у нас – святая святых, Драко никто пальцем не тронет. Пусть Драко хоть целыми днями проводит у компьютера, питается хоть кошачьими консервами, ругается, курит, и даже – удавиться от зависти можно – «водит баб». (Не водит, но всё равно). Конечно. Это же Драко.
– Поттер. А ну пришел в себя, быстро. Тебе сама мисс Уизли рассказала?
– Миссис Уизли передала! «Ой, да как это мило, да какой ты у меня романтичный, да какое чудное надушенное письмо, и пахнет совсем как профессор Снейп, надо же…» – запищал я, и Снейп сосредоточенно уставился в тарелку.
– Быть не может. Я использовал ваш парфюм.
– Да что вы? А я пошутил, знаете ли. Люди шутят даже заживо замурованные в шахте на полмили под землей.
Малфой поднял свою дурную башку и засмеялся.
– Ты себя с ними не сравнивай, Поттер, тебе куда хуже. Профессор вознамерился женить тебя уже в следующем месяце.
– Ах, вот куда…
– А ты, дурачок, только понял? – Малфой снова захихикал, и Снейп поднялся из-за стола.
– А теперь, когда все посвящены в подробности моего плана, – он вынул из кармана сюртука свернутый в трубочку листок и протянул мне, – изучите, чтобы быть в курсе дела. Это то, что было в письме. Как только мисс Уизли свяжется с вами повторно – я полагаю, во время последнего разговора с ней вы только и могли, что удивленно моргать и мычать нечленораздельно, как и полагается безумно влюбленному, – вы должны будете подготовить романтический ответ. Если не хотите, чтобы этим озаботился я.
Я молча выхватил листок и развернулся. Второй месяц. Второй месяц я живу с этим человеком.
Первая попытка свалить от него стала последней; а то, что происходит сейчас – её последствия. Я толкнул дверь и вышел на улицу. Звенящий Грин-Парк; мне бы никогда не хватило денег на такую квартиру. Теплый летний день, мчащиеся мимо машины, детская площадка с каруселью – шесть разукрашенных лошадей с тупыми мордами. Мое любимое место, единственное негласное мое убежище.
Здесь меня даже Малфой не доставал.
Все началось с того, что я свалил с учебной поездки в землю философов.
Гермиона чуть в обморок не упала, узнав о том, что у нас отменили экзамены. Экзамены-то отменили, а вот терять лучших учеников руководству школы не хотелось: а как же честь «выпустить» круглую отличницу Грейнджер, героя Поттера, зам. героя Уизли? Для этого вместо последних экзаменов, выпускного бала и последнего звонка и была придумана эта мучительная автобусная поездка. Хуже не придумаешь. Ещё в маггловской школе я удивлялся тому, что самым умным, победителям всяких викторин и олимпиад на школьных линейках почему-то дарят учебные книги.
Почему книги?!
Они уже и так самые умные, и наградой им должен быть отдых. Ну, там, подарили бы, как всяким лузерам, набор для бадминтона или билеты в кино, так нет же – им упорно дарят книги. Типа без отдыха, и всё, нечего расслабляться. Так и мы: пока все остальные наслаждались вечеринкой с коктейлями в Хогвартсе по случаю получения аттестатов, мы, как самые умные, тряслись по старушке-Европе. Дрезден, Марбург, Кельн. В общем, нас снова заставляли учиться.
А мы хотели морально разлагаться.
А нам – ухмыляющийся Снейп и уходящие в бесконечность узкие крутые улочки, и вперед, вперед, недоумки, не рассиживаемся.
Когда какая-то маленькая хаффлпаффка плюхнулась прямо на дорогу, а затем громко и отчетливо сообщила, что устала и хочет умереть, я думал, Снейп прибьет её к черту.
– Разминайте ноги по системе Ринке, – прошипел он. – И быстро все на колокольню.
Двести пятьдесят ступеней вверх.
В общежитии было скучно. Гермиона то перечитывала Гейне, то изучала систему Ринке, Малфой, конечно, сразу состроил кислую рожу и переехал в пятизвездочный люкс отеля напротив.
Мы с ним пересеклись только через несколько дней, когда он встретил меня с чемоданом в руках на пороге общежития.
– Куда? – быстро спросил он, буравя меня внимательным взором.
– Катись отсюда.
– Куда? – не меняя интонации, неумолимо проговорил Малфой. – Я с тобой.
– Что-о? Ей-богу, Малфой, это самое смешное, что я слышал за последнее время.
Так мы и стояли, вцепившись друг в друга на пороге разнесчастной общаги, пока Малфой не ухмыльнулся, деловито сунул руки в карманы и не объявил:
– Ты спас мне жизнь, помнишь? Я твой должник.
И произнес он это так, как произнес бы: «ты кусок грязи на подошве моего ботинка».
– Я при всем желании навредить тебе не смогу. Кстати, как ты собрался отсюда выбираться? Аппарировать-то на такие расстояния нельзя, окажешься в Тимбукту и по частям. A я умею водить машину.
– А угонять машину – умеешь?
Малфой пожал плечами и поправил прическу.
– Можно попробовать.
Ни угонять, ни водить машину Малфой не умел. После того, как он, грязно выругавшись, вскрыл её палочкой, я понял, что наше дело дрянь, и надо срочно отсюда валить. Денег на такси у нас не было, если не считать пригоршни галеонов у Драко, которые черт знает где меняют в этой земле философов.
– Давай, мать твою! – орал я. – Ткни в зажигание!! Вот я тебя сейчас убью, Малфой… Что? Что, тварь? Нет, лучше молчи! Что ты имел в виду, когда хвалился, что умеешь водить? Я только из-за этого согласился взять тебя с собой!
– Ну, – Малфой меланхолично пожал плечами, – в детстве папа пару раз дал мне порулить «Порше».
У меня, к счастью, не было времени думать, откуда у Малфоев «Порше», но я вытащил палочку и ткнул Драко в грудь.
– Так. Мы уже вмазались. Мне уже ничего не страшно. Так что если ты немедленно что-нибудь не придумаешь…
– Спокойно, – вдруг просиял он, – жди меня здесь. Я знаю, что делать.
Попавшаяся нам машина была той ещё колымагой. Мы минут двадцать шатались по улицам, пытаясь найти тачку, стоящую в каком-нибудь переулке, не у всех на виду. Кажется, это был старенький трехдверный «Фиат» бодрого зелененького цвета. Малфой просто влюбился в эту руину. Потому что она зеленая? Слизеринцы – идиоты… Интересно, далеко ли нас эта развалина увезет?
Я уже начал было думать, что Малфой свалил от греха подальше, когда он вернулся, таща за собой зареванную упирающуюся девчонку, ту самую, которая устроила бунт на площади у собора.
– Она нас отсюда увезет, – сообщил он и ткнул девчонку в спину: – Ну, быстро, иначе Поттер сожрет нас обоих.
Наверное, в этот момент у меня действительно было такое зверское выражение лица, что девчонка с ревом забралась на водительское сиденье, немного пошуровала палочкой в районе зажигания, и мы как понеслись вверх по этим улочкам, распугивая прохожих!
– Куда-а? – зарыдала девчонка, вцепившись в руль, как в спасательный круг.
– В пампасы! – радостно завопил Малфой с заднего сиденья. Юморист, блин. Я обернулся и дал ему по башке.
– В аэропорт. Малфой, как ты думаешь, в аэропорту есть обменники волшебной валюты?
До аэропорта мы рулили очень долго. Никто из нас не понимал значения всех этих «автострад» и «автобанов» и «А12 на север», «Зет-четырнадцать на юг». Девчонку звали Сью, она была чемпионкой по магическим викторинам для умников из Хаффлпаффа и наизусть знала всех гоблинских вождей, вместе с датами их рождения и смерти.
Почувствовав свободу, этот придурок Малфой открыл окно до упора и высунул голову, блаженно ухмыляясь от уха до уха.
– Что, мамочка тебя далеко одного не отпускала? – спросил я.
– Веришь, Поттер, не отпускала, – неожиданно честно ответил Малфой с таким видом, будто ему уже вообще все равно, что и кому он там говорит. – Блин, я обожаю машинки.
– Учись водить, – буркнула Сью с водительского сиденья и спустя несколько минут лихо зарулила на бетонную площадку.
Мы с Малфоем одновременно приставили к её шее палочки.
– Куда?
– Идиоты, – она закатила глаза. – Машине нужен бензин, всем нужна еда, а мне нужно в туалет.
Выскочила из машины и протянула ладони.
– Давайте деньги.
– Чего? – с глупым видом спросил я.
– Ей нужны деньги, Поттер, – пояснил Малфой, – это очень просто. У меня маггловских денег нет, я все на люкс потратил.
– Хм. А у меня они откуда? Переживем без еды.
– А бензин? – спросила Сью, глядя на меня, как на законченного малолетнего придурка. Что было неприятно. Мы с Малфоем были на полторы головы её выше, оба. – Гриффиндор и Слизерин. Мерлин, да чему вас вообще учат.
По лицу Драко было понятно, что он тоже чувствовал себя уязвленным. Длинный малфоевский палец уткнулся ей в грудь, где, несмотря на все девичьи ухищрения, очевидно, ничего не было.
– Слушай, кнопка, – Малфой даже наклонился, чтобы заглянуть ей в глаза, – ты что, такая умная, да? Всех гоблинов по именам знаешь, да? Вот и иди тогда, достань нам деньги. Это тебе не школьная викторина, ясно?
– Дурак, – обиделась Сью. – Никто не просил меня похищать из поездки! Я, между прочим, могу немедленно подать на вас в полицию, если в ваши твердокаменные головы ещё не дошло: вы совершаете преступление. Мой папа…
– Ах, Мерлин и Моргана, её папа! – Малфой всплеснул руками. – Её папа! И кто же твой папа такой, а?
Люди на заправке оглядывались на нас с подозрением: два рослых парня стоят и ожесточенно ругаются с маленькой девочкой в сандалиях.
Сью, хоть и была нашей ровесницей, выглядела лет на тринадцать, не больше. Девчонка как девчонка. Копна рыжеватых волос, короткая юбчонка, не закрывающая костлявые загорелые коленки, истоптанные сандалии.
– Мой папа – новый главный редактор «Еженедельного Пророка», – с достоинством произнесла она, развернулась и зашагала в сторону магазина.
А мы с Малфоем так и сели.
– Всё, – тихо сказал я, – хорош. Надо как-то вернуть эту пигалицу обратно. И самим… собирать шмотки и отправляться в Боливию. Как минимум. Или на Мадагаскар.
Малфой шмыгал носом и с сочувствием наблюдал за тем, как я, раскачиваясь, бормочу себе под нос: «Мы похитили дочку редактора «Пророка», мы похитили мать её дочку…»
– Да… да ладно тебе, Поттер, – пробормотал он, – ладно тебе. Oна, вроде, нормальная девчонка. И вообще. Главное, что мы вообще выбрались оттуда. Я уже больше не мог видеть эти колокольни. А автобус. А условия! Ты видел эти санузлы, Поттер?..
И его понесло с жалобами на транспортные неудобства, не устраивавших его соседей, жестокость преподавателей и все в таком роде. Мы сидели, пока не вернулась Сью, не заправила деловито шланг в бак машины, нажала курок – и стала отсчитывать литры.
– Что делает дитя «Пророка»? – спросил меня Малфой. – Кажется, меня разморило от жары.
– Вы оба должны мне по двадцать фунтов, – фыркнула Сью. – У меня папина кредитка.
С этими словами она вытащила карточку вроде той, которой мы открывали номера в общежитиях. И тут я все вспомнил. Вспомнил о дипломном проекте Гермионы, обеспечившем ей предложения работы как минимум в пяти крупных международных компаниях. Значит, пока мы долгие недели после битвы прохлаждались в ожидании чертовой поездки, она…
– Конечно, – кивнула Сью, – кредитная карта в наше время, знаете ли, единственная связь между маггловской и волшебной валютой. Принимается во всех банкоматах. Глупые, – добавила она, но нам уже было все равно. Мы любили этот мир.
Закончив, Сью села в машину и неожиданно разрыдалась.
– Ты что? Эй, ну что ты… – перепугано подскочил к ней Малфой, начавший всерьез бояться Сью.
– Отстань от неё, а, – сказал я. – Здоровенный парень, только что наорал на неё попусту, кому приятно?!
– А ты-то! Ты-то хорош, Поттер! Конечно, сейчас самое время сыграть благородного героя, когда дело сделано! Интересно, ты это всегда так делал, наверное, поэтому ты так знаменит?
– Конечно! Как же! А сам, значит, перетрусил, да?
– Правильно! Оставим Малфою роль главного злодея, ведь он так к ней привык!
– Залезайте, придурки, – произнесла Сью дрожащим голосом и вытерла слезы. – Как вы меня достали…
Дорога до аэропорта была долгой, и день клонился к вечеру. Мы так толком и не знали, правильно ли мы едем, постоянно сбивались с пути. Только когда мы увидели очередную табличку «До аэропорта двести пятьдесят миль», Сью решительно затормозила.
– Хватит, я и так сплю за рулем.
– Сью. Блин, – я потряс её за худенькие плечи. – Ну пожалуйста. Не так долго осталось.
– Ну пожалуйста?! – Малфой хлопнул дверью. – «Ну пожалуйста», Поттер? Ты, эгоистичная скотина – пусть девочка не спит вообще и не ест, и не пьет, и мы рано или поздно разобьемся?
Я посмотрел ему в лицо, и понял, что ужасно устал с ним спорить. Мы подкатили к дешевому мотелю.
– Здесь нет банкоматов, – пробормотала Сью, оглядевшись по сторонам. – Придется спать в машине…
– Ну нет, – Малфой решительно вышел. Мы с удивлением посмотрели ему вслед. Отлично просто. Судя по отсутствию рекламы и указателей, мы находились в тухлой немецкой глубинке. Мотель выглядел сущей развалюхой, и назывался он «У Долли».
Через несколько минут довольный Малфой распахнул двери.
– Странноватое, конечно, местечко, но нас поселят.
В холле он одарил немолодую, сильно загримированную магглу ослепительной улыбкой. Скользнув неопределенным взглядом по его узким голубым джинсам и распахнутой рубашке (правда, уже порядком мятой и пропотевшей после нашего путешествия), она протянула нам ключ. И тут я понял, куда мы попали. Маггла снова подняла глаза на Малфоя.
«Ну у вас и интересы, – говорило её лицо, – ладно тощий очкарик, так ещё и несовершеннолетняя девчонка… для разнообразия…»
– Нет, Малфой, – с убеждением произнес я.
– Да не трусь, Поттер, она от меня без ума. Проходи.
– Я хочу спать, – борясь с зевотой, произнесла Сью, и я понял, что она ещё не догадывается, куда нас привел этот чертов…
– Ладно. Но, Малфой…
– Да хватит уже нудеть. Я, между прочим, нашел для нас ночлег за бесплатно, а говорят, что Малфои только тратить умеют… – продолжая бубнить, он завел нас в ветхую комнату с алыми подранными обоями и ящиком телевизора. Окна были плотно зашторены, абсолютно всю комнату занимала огромная кровать с подозрительно высокими решетчатыми спинкой и изголовьем.
– Знаешь что, Малфой, – твердо произнес я, – ты, конечно, развлекайся тут как хочешь, а я уведу отсюда ребенка. Пойдем, Сью. Для тебя – все заднее сиденье «Фиата».
– Поттер, не издевайся над ребенком, да? Вот сам и спи на своем заднем сиденье, береги честь смолоду. А мы тут похрапим немного, и веришь или нет, никто к нам тут не придет…
– Да-да, конечно, за исключением твоей сексапильной подружки снизу…
– Даже если она сюда заявится…
– А она заявится… Я не позволю тебе, озабоченное чмо, прямо тут, при ребенке…
– Да она и понятия, к твоему сведенью, не имеет, и если бы ты не вставал сейчас в позу, Поттер…
– Кто понятия не имеет? – прервал нас сонный голос Сью. – О том, что мы в борделе ночевать собрались? Блин, может быть, вы все-таки закончите препираться и дадите мне поспать, а?..
Мы переглянулись. Малфой вопросительно приподнял брови, и я, соглашаясь, бухнул наш рюкзак на кровать.
Пока Малфой отмокал в горячей ванне, я пробовал без звука переключать телевизор, и хорошо что без звука, иначе я услышал бы такое… По всем каналам передавали одно и то же. И судя по тому, что старенький телевизор, казалось, сросся с ветхой комнатушкой, свежих новостей здесь не бывало.
Зато когда Малфой вышел, наконец, из ванной, оказалось, что горячей воды больше не осталось. Какая прелесть. Чертыхаясь и проклиная весь аристократический род Малфоев с момента его основания, я пару минут покрутился под холодным душем и выскочил.
– Какой ты синенький, – засмеялся Малфой.
– Я тебе зуб выбью, – мрачно пообещал я.
Мы вышли из номера, как следует закрыли дверь, и встали напротив, на балконе. Ночь была теплой. В этой глуши на неведомом шоссе было страшно и тихо, как на кладбище.
– Знаешь, – тихо сказал Малфой, – я никогда не бывал так далеко от дома один.
– Я тоже, – пробормотал я. – Подумать только, если бы не эта гребаная поездка, я бы ни разу не побывал за границей.
– Ну, это потому что ты лох, – ласково улыбнулся Малфой. Поковырялся в карманах, неожиданно достал пачку сигарет и закурил.
– Совсем обалдел?
– А что такого? – Малфой пожал плечами. – Когда мне было пятнадцать, это был мой маленький протест.
– А сейчас?
– Ну, большая зависимость.
Он затянулся и выдохнул колечко дыма прямо в неоновую вывеску мотеля с изображением стремной блондинистой тёлки в бикини. Видимо, той самой Долли.
Ночь плыла перед усталыми глазами. Кромешная темнота, лишь огни автострады.
– Когда вырасту, стану дальнобойщиком, – произнес я, уставившись в темноту и будучи уверенным, что Малфой не знает слова «дальнобойщик». – И, пожалуй, начну курить. Да. Буду брутальным бородатым мужиком в наколках.
– Когда я вырасту, набью себе «Слизерин Форева».
– Тебе одной татуировки мало?
Малфой слегка помрачнел.
– Хочу сзади. Там, где кончается шея и начинается позвоночник, есть такая выпирающая косточка. Вот на ней хочу.
– Как-то по-пидорски.
Малфой обернулся и выдохнул дым прямо мне в лицо.
– А кто сказал тебе, Поттер, что…
И тут прозвучал тот самый телефонный звонок, от которого мы оба подпрыгнули, и окончания фразы никто не услышал.
– Черт! Что это? Это твоя чертова подружка, Малфой, я знал…
– Заткнись, урод. Сними трубку.
– Что? Почему Я? Это твоя женщина…
– Я тебе дам твою женщину! Сними трубку!!
Когда я подошел к телефону, Сью сонно заворочалась.
– Я ТЕБЕ ПОКАЖУ ГУТЕ НАХТЕ, ПОТТЕР, – раздался в трубке громкий, неумолимый, уверенный голос.
– Что… Как… – Малфой подскочил ко мне и тоже прижался ухом к трубке.
– ВЫ ВООБЩЕ СООБРАЖАЕТЕ, ЧТО ВЫ ДЕЛАЕТЕ – КАК МИНИМУМ ДВА СЕРЬЕЗНЫХ ПРЕСТУПЛЕНИЯ ЗА ДВА ДНЯ, ПОТТЕР, ДВА ДНЯ…
Его голос в телефонной трубке ощущался как вопиллер, выплевывающий послание прямо в лицо.
– ВАМ МАЛО БЫЛО ПРОСТО ОТПРОСИТЬСЯ С ПОЕЗДКИ, НЕТ, ВЫ РЕШИЛИ СКРЫТЬСЯ ТАК, ЧТОБЫ ВАС НИКТО НЕ НАШЕЛ, ОСТАВЛЯЯ СЛЕДЫ ЗА СОБОЙ ПОВСЮДУ… И ДА, ДРАКО, ОТ ТЕБЯ Я ОЖИДАЛ ЧЕГО-ТО БОЛЕЕ УМНОГO…
Он выговаривал нам и выговаривал, а когда я повесил трубку, в комнате воцарилась мертвая тишина. Сью вскочила с кровати и открыла глаза:
– Куда едем? – начала она жизнерадостно, но Малфой посмотрел на нее таким зверским взглядом, что она осеклась на полуслове.
– В аэропорт, – мрачно объявил я.
– Ну вот, – Сью плюхнулась обратно в койку, – а мне всю ночь снилось, как я веду «Фиат» по дороге в Кейптаун.
– Мечтай больше. Все, встала и поехали. А мы тебе за это когда-нибудь…
– Что, Поттер?
– Ну, Малфой тебе когда-нибудь за это покажет стриптиз. А что, по опросу студентов Хогвартса за последние пару лет…
– А Поттер и на такое не способен…
– Да уж, куда нам до стриптиза, когда есть мозги…
– Ладно, ладно, – предчувствуя новую перепалку, Сью встала между нами. – Значит, мы теперь официально преступники, да?
Даже в тусклом электрическом свете комнаты было видно, как у нее загорелись глаза.
– Это мы преступники, Сью, – осторожно пояснил Малфой. – Ты-то не при чем.
– Да, Сью, ты жертва.
– Ненавижу быть жертвой, – она смешно сморщила свой курносый нос. – Хочу быть главарем банды.
* * *
– Ты узнаешь меня в красотке у барной стойки, Джонни, – соблазнительным голосом с хрипотцой произнесла миссис Робинсон. – Пароль: «не правда ли, это небо ало, как кровь?..». Я засмеюсь, выну из своей прически розу и протяну ему… Тогда ты и Слепой Крошка Митч достаете пушку и… ну, я надеюсь, вы усекли.
Внутренний двор мотеля озаряли рассветные лучи. Миссис Робинсон, поглядевшись в заднее крыло нашего блестящего Кадиллака, ничуть нас не стесняясь, подтянула повыше сползающий трикотажный чулок с наскоро приляпанной тесьмой красного кружева и воткнула в жалкий растрепанный хвостик лопух, сорванный у обочины.
Она была прекрасна. Глубокое декольте её платья, сшитого по последней моде дикого запада – из гардины – открывало тощие девчоночьи ключицы, тяжелые башмаки Слепого Крошки Митча были ей велики на четыре размера и болтались на ногах, так что пришлось привязать их шнурками к костлявым лодыжкам.
Мне же, Слепому Крошке Митчу, приходилось ходить босиком, в рубище и без очков. И жить в келье анахоретом. И питаться корешками. Правда, всё это оставалось за кадром, ведь теперь я был в банде Джонни и Катилины Робинсон, и мне за славно разыгранное представление пообещали сто тысяч золотых монет и достойный кофе впридачу.
Ровно в час икс, когда мир спал, и только бродяги и бандиты шатались по его темным улочкам, стук стальных набоек ботинок Катилины Робинсон сотрясал бетон автозаправки. Выбив дверь в салон мощным ударом ноги, она решительно прошла внутрь и под изумленными взглядами хозяина уселась прямо у стойки кафе.
– Вы… эээ… чего желаете? – бормотал он, сраженный красотой и яростью во взгляде великой и ужасной Катилины Робинсон, и, испугавшись вконец, шепотом добавил: – Вы сломали мне дверь.
Миссис Робинсон не ответила, лишь смерила его презрительным взглядом, достала из прически лопух и принялась вертеть его в ладони. Вторая ее рука легла на пояс, из-под которого торчала блестящая рукоять револьвера… но хозяину этого не было видно…
Трусливый подлец! Жаркая индейская кровь в моих венах взыграла и прилила к изуродованному шрамами лицу.
Столько лет вожделеть Катилину, столько лет, столько поколений… Да, но кто я… жалкий слепец… изуродованный в драке совсем юношей, пострадавший от рук злодея Джонни тысячу лет назад…
Её резкий, чувственный запах донесся до меня от дверей. Я буквально видел, как мнутся в её тонких пальцах лепестки алой розы!
Не помня себя от нахлынувших чувств, я бросился в бар, аккуратно обегая голыми ногами осколки стекла, оставленные Катилиной. Вожделенной Катилиной! Я чувствовал её так близко, что у меня начали трястись руки. Она была в двух шагах! И, кажется… она не спешила оттолкнуть жалкого калеку…
Не может быть – она САМА взяла меня за руку. Хозяин ошеломленно смотрел на то, как я жадно припал к ней поцелуем…
– Там небо красное как кровь! – с этим идиотским воплем – недоумок Джонни не потрудился выучить слова – в магазин влетел и сам ужас всех индейцев в округе – ковбой Джонни. Eго глаза метали молнии (я это чувствовал, хоть и не видел!), а прекрасные, цвета вызревшей на солнце пшеницы волосы разметались по плечам!
– И небеса, стало быть, плачут алыми слезами, – с недовольством пробормотала миссис Робинсон (дорогая, МОЯ миссис Робинсон!) и, задумчиво коснувшись губами лепестков редкого сорта лопуховой розы, протянула её мне – мне, а не Джонни…
– Как так! – бездарно взревел он, опрокидывая стол с поставленным на него стулом. – Как так! Ты – и жалкий Слепец Митч!? Слепой Крошка Митч!..
– А чем он хуже тебя, Джонни? – надменно спросила Катилина.
– Ээээ… кхмм, – робко встрял хозяин, – вы выбили мне стекло в двери и, кроме того, мы ещё закрыты.
На что ковбой Джонни засмеялся демоническим смехом, что, к его чести будет сказано, прозвучало вполне убедительно.
– Ну нет, старик! О-хо-хо-хо-хо!! – загоготал он. – Ну нет уж! Теперь ВСЁ! Всё, хо-хо! Эта шлюха вывела ковбоя Джонни из себя, и теперь-то уж я камня на камне здесь не оставлю! – он вытащил из штанов увесистый револьвер, наколдованный из телефона, и угрожающе потряс им в воздухе.
Миссис Робинсон была быстрее молнии! Лишь сверкнул камень в браслете, и в мгновение ока её револьвер уткнулся в грудь подлецу.
На несколько секунд воцарилась немая сцена, в течение которой я должен был невнятно выть и бегать босиком между полками с демисезонными шинами, изображая истерику.
– Ты доигрался, Джонни! – припечатала Катилина. – Теперь разозлилась и я, и видит Бог – все, что сейчас способно меня успокоить, это теплый круассан и чашка горячего, как кровь младенца, кофе!
Отчаянно импровизируя, я подлетел к хозяину, рухнул перед ним на колени и, показывая руками в пыльном рубище на кофе-машину, замычал.
– Иначе она разнесет здесь все ко всем чертям, – уже более спокойно подтвердил Джонни, кивая в нашу сторону, – я эту женщину знаю! Дикая кобылица…
После этих слов миссис Робинсон красиво развернулась и дала ему кинематографическую пощечину. А потом, вынув из-за корсажа кредитную карточку, швырнула на прилавок.
– Это тебе за твою несчастную дверь, старик. Но, клянусь Богом, ты нальешь нам кофе!
Поклон, поворот. Оба револьвера со стуком опустились на стол. На бледной щеке Малфоя алел след пощечины. Ковбой Джонни поделился сигаретами; Слепой Крошка Митч поднялся с пола, потирая грязные коленки, и закурил.
– А слепцу киньте голову того барашка, – с достоинство произнесла Катилина, прежде чем устало плюхнуться за столик, где нас ожидал совершенно бесплатный свежий каппучино.
– Малфой отвратительно переигрывал.
– И ржал как Санта-Клаус, – подтвердил я. – Вот ей-богу, Малфой, ты вообще читал сценарий? Ясно же, черным по белому написано: «сатанинский хохот»…
– Ну и что? Зато Сью расхреначила дверь. Её кто-то просил?
– Я думала, она отъедет! Везде же отъезжает!
– Думала она… тоже мне, блин, отличница, победительница викторин… Как гоблинов зубрить, так, небось, думать не надо…
– Хочешь, ещё раз тебе по морде заеду? Гарри! Правда, у меня классно вышло, а?
На остаток пути мы врубили какое-то местное радио, по которому крутили «Cowboy, baby!», и Малфой выпихнул меня на заднее сиденье: «Пусть тебя теперь потошнит, а я буду приставать к Сью».
Та же сияла, как начищенный пятак.
– Я ограбила магазин… Я ограбила магазин…
– Да, детка, ты украла целую чашку кофе с печеньем, – тихо угорал Малфой. – Я бы спер парочку зимних шин только из принципа, но когда вы расселись там обсуждать хохот Санта-Клауса, я вышел из образа. А жаль. «Ковбой Джонни пиздит шины» – неплохой вышел бы заголовок…
– Я дала пощечину мальчику…
– Заметь, самому сексуальному парню в Хогвартсе, по результатом опросов этого года и предыдущих. Эй, эй, ты на дорогу-то смотри…
– Я никогда раньше не давала пощечины мальчику…
За окном дорога сменялась дорогой, лес стоял стеной: греющиеся на солнце рыжеющие липки, красноватые клены, пушистые ели. Мы ехали ровно, быстро, по радио гремел резкий голос Джаггера, и Малфой открыл окно, впуская в пыльный салон «Фиата» дорожный ветер.
– Э, погоди, но мальчик-то у тебя был? Или вы там в Хаффлпаффе только и знаете что сидеть над пергаментами?
– Хе-хе, Малфой, они пользуются заколдованными перьями, мне Эрни говорил…
– Фу, пошляк! Сью! Как ты при таких раскладах ещё не потеряла веру в мужской пол?..
Дорога тянулась перед нами, пока мы не выехали на широкое шоссе, ведущее к аэропорту. Нам пришлось припарковаться черт знает гд ...
Цыца-дрица-ум-цаца
Пост N: 649
Зарегистрирован: 17.05.05
Рейтинг:
11
Отправлено: 01.06.08 21:17. Заголовок: Часть 1. КОВБОЙ ДЖОН..
... е, в лесу, чтобы не повязали, с угнанной-то машиной. И переть по этому лесу не меньше часа. Всё ещё переживая наше утреннее выступление, мы шли молча, глядя в рыжую листву под ногами.
В лесу было тихо и хорошо. Так бы там и оставались, но нет, мы шли и шли, пока не выбрались к ограде аэропорта. Мы с Малфоем по очереди перли рюкзак с вещами, пока Сью козой скакала по лужайкам, находя то грибы, то ягоды.
– Не ешь эту землянику, – менторским тоном произнес Драко, привыкший уже к роли папочки, – это лес у взлетной полосы, соображаешь? Она же грязная.
– Ешь, а то будешь нудной, как Малфой на пенсии.
– Поттер…
– Да, ковбой, детка. Накинь на меня своё лассо…
– Ура! – закричала Сью, взбегая вверх по бетонированной дороге. – Я иду покупать билеты!
– Это мы идем покупать билеты, – быстро сказал Малфой. – Давай нам свой паспорт и дуй за кофе.
Порядком уставшая Сью просто плюхнулась на бетонный пол в зале ожидания. Мы втроем сидели и пили горький аэропортовский кофе – жаль, не автозаправочный, – и я не удержался, стянул у Малфоя ещё одну сигарету и закурил.
– Я сделаю себе эту татуировку на заднице, – засмеялась она, – а чего это вы такие торжественные? Эй! Приключения продолжаются!
Допив свой кофе, она безошибочным стометровым отправила стаканчик в урну на другом конце зала. Вскочила и принялась прыгать вокруг, разминая ноги. Мы с Малфоем молча переглянулись, и у меня не получилось сдержать вздох. Сью остановилась и посмотрела на нас очень внимательно – и чуть испуганно.
– Правда ведь? Продолжаются? Мы вместе летим домой.
Мы молчали.
– А, ну если вы боитесь, что схлопочете за мое похищение, то не бойтесь, я же не буду на вас жаловаться. Мне же самой хотелось сбежать из ужасного Дрездена.
Малфой открыл рот, тяжело вздохнув, но Сью затараторила, не давая нам вставить ни звука.
– Нет, конечно, такого уже не будет, но нам же все равно будет весело, правда? Без машины, и ковбоев, и всего такого?
Мы встретились взглядами и по-детски удивленно распахнутые глаза Сью наполнились слезами.
– Нет, нет, нет… нет, вы… вы, кретины… вы не посмеете сказать мне это.
– Сью, – Малфой поднялся и попробовал её обнять. – Сью, послушай. Mы всё-таки похитили тебя, наворотили кучу преступных вещей, и пора бы вернуть тебя обратно.
Она отпихнула наши руки, и зарыдала во весь голос – другие ожидающие удивленно уставились на нас. Как на Слепого Митча и ковбоя Джо.
– Вот и правильно, что ты нас ненавидишь! – Малфой, придурок, нашел что сказать. – А помнишь, как ты рыдала, когда я тебя похитил? А Поттер? Как это всё было ужасно?
– Малфой…
Сью прекратила реветь и взглянула на нас сквозь слезы.
– Возьмите меня с собой. Пожалуйста. У меня… у меня же больше никогда такого в жизни не будет.
– Слушай, Сью…
– Не хочу ничего слушать. Возьмите меня с собой. Дальше.
У меня опустились руки. Бесстрастный голос по громкоговорителю объявил, что посадка началась, и Малфой мобилизовался. Одну ладонь он прижал ко рту завопившей и кусающейся Сью, другой рукой подхватил её под коленки и поднял на руки. И это всё пока я бесполезно прыгал вокруг и размахивал руками, бормоча: «Ну же, Сьюзен, взрослая тёлка уже, восемнадцать лет, а ведешь себя, как пятилетний ребенок…»
– Ай! Она кусается!
– Я даже не знаю, что тебе посоветовать, – буркнул я, пустившись за ними следом. Малфой сунул изумленной девушке на посадке посадочный билет Сью и сделал попытку улыбнуться той самой обезоруживающей улыбкой, что всюду открывала нам двери.
Уже поднимаясь на трап с конвоем из пяти таможенников, кричащих нам «Не положено!», Малфой поставил Сью на землю, резко встряхнул её за плечи и убрал ладонь от ее рта.
– Вот что, подруга. Мы увидимся с тобой в Лондоне. Поттер и я. Я ОБЕЩАЮ. Это слово Малфоя, усекла?!
– Буйнопомешанная, – ответил я на вопросительные взгляды служащих, и две стюардессы встали перед нами, обняв Сью за плечи:
– Пойдем, девочка.
Сью посмотрела на Малфоя так, как… как, в общем, не смотрят на человека. А на меня вообще даже не взглянула.
– Я обещаю! – ещё раз крикнул Малфой, когда Сью, стряхнув с себя руки стюардесс, в гордом одиночестве поднималась по трапу.
Мы стояли, уже за защитным стеклом, прижавшись к нему носами, и наблюдали, как сначала Сью заходит в салон, потом трап закрывается, и самолет начинает разбег. Стояли и смотрели так. Прижавшись носами. Как дети малые.
Стояли и смотрели.
– Мне надо позвонить матери, – мрачно произнес Малфой. – Стой здесь.
Стоять и снова думать о Сью было невозможно. Поэтому я сел на пол, поджав под себя ноги. Стало холодно. Малфой ушел, кофе остыл, а я сидел и представлял, кому сейчас мог бы позвонить я. Кому.
Разве что Гермионе. Почему я не позвонил Гермионе? Или Джинни, которая ждет, когда мы поженимся. Или кому-нибудь ещё.
Когда Малфой вернулся, мы уже знали что нам делать и куда идти. Миновав кордоны таможенников, под подозрительными взглядами окружающих мы, ободранные и загорелые, как бродяги-туземцы, вышли из аэропорта и сели на бордюр раскаленной дороги.
Солнце было высоко, полдень.
Мы сидели, и говорить ни о чем не хотелось. Шумели деревья, ревела взлетная полоса. Мы провели так не менее получаса, прежде чем прямо перед нам с громким хлопком аппарировал человек.
– Отлично, – процедил Снейп. – Я рад, что вы правильно поступили с девчонкой.
– Не с девчонкой, а с Сью, – буркнул я.
– Вот сейчас вы у меня поговорите. Надеюсь, вы помните, на чем мы условились.
Мы понуро покивали головами. Две сильных руки подцепили нас за шиворот и потянули вверх. В этот момент мы, наверное, были ужасно похожи друг на друга: два чумазых загорелых подростка. Лучшие выпускники школы Хогвартс. Герой войны… ну, и просто Самый Сексуальный Мужчина по результатам каких-то там опросов…
Цыца-дрица-ум-цаца
Пост N: 650
Зарегистрирован: 17.05.05
Рейтинг:
11
Отправлено: 01.06.08 21:18. Заголовок: Часть 2. ПОД КОНТРОЛ..
Часть 2. ПОД КОНТРОЛЕМ
[align:right]– Вы оба врёте. Вы ведь ничего не знаете. Я болен. Болен… И хотя я больше не хочу с вами спать, я всё равно люблю вас обоих.
Гарри потрясённо открыл рот. Наверное, Снейп дал Драко какой-то наркотик, не иначе…
– Тебя и Гарри. Ведь ты мне веришь? – Малфой положил руку Снейпу на плечо и повернулся к гриффиндорцу: – Вы верите мне?
Катри Клинг, «Предсказание»[/align]
И с этого дня началась совершенно другая жизнь.
Целая команда авроров была отправлена по нашим следам в Германию, чтобы стирать память всем, кто нас видел, и возвращать машину на законное место. Улаживать скандал с её хозяином. Улаживать скандал, который все-таки поднял главный редактор «Еженедельного Пророка». Наверняка несмотря на все старания Сью. Сью на нас обиделась, и это было очевидно, но мы всё равно продолжали верить в честь Хаффлпаффа и не сомневаться в том, что она старалась представить все в лучшем свете.
Мы думали о ней.
Много. С того самого дня, когда мы делали последние глотки свободы, сидя на бордюре раскаленного шоссе перед дрезденским аэропортом. И сейчас – за уроками, бесконечным чтением в послеобеденные часы, обучением искусству вальсировать и есть десятками различных видов серебряных вилочек.
– Да, – говорил Снейп, заложив руки за спину и неторопливо прохаживаясь от окна к дивану, – да, такое бывает. У детей сносит крышу от ощущения свободы и независимости. Да, ваш последний год в школе полетел ко всем чертям. Да, Поттер, вы полгода шлялись по лесам и жили в палатке. Уверен, это все было очень увлекательно. Да, Драко, я знаю, что ты…
– Профессор Снейп. При всем уважении…
– …и не произносите при мне слово «скучно», Малфой. Хуже этого может быть только «сами знаем». В противном случае я устрою вам весёлую жизнь, поверьте, устрою. Чтобы распутать чехарду ваших идиотских преступлений, мне пришлось потратить адское количество времени. А я не бездельничаю, Драко. Я пишу справочник по зельеделию и намереваюсь вернуться к преподаванию.
Образование и воспитание. Мы переехали в трехкомнатную квартиру в Грин-Парке, за которую приходилось платить вскладчину. С унылым и очень вылизанным видом на аккуратные парковые дорожки. Вскоре погода испортилась, и за окном зачастил косой английский дождик.
Мы рисковали не своей репутацией, а репутацией всей современной молодежи, так нам объяснил Снейп. Потому что мы – лицо той самой молодежи. На самом деле лицом молодежи мы стали немного позже, спустя несколько недель после нашего возвращения.
Это была суббота, и с утра Снейп выгнал нас на прогулку. Прогулки наши проходили так: Драко становился под сухим тентом на автобусной остановке и курил; я же должен был мокнуть под дождем и упорно маячить перед окнами нашей кухни, потому что оттуда на меня смотрел Снейп, писавший у окна свой чертов справочник.
То есть, если гулять буду я, то как-то понятно, что Малфой тоже гуляет, просто в другой стороне. На самом деле, все это была ерунда. На самом деле, Снейп наверняка подозревает, что Малфой курит, просто он в упор этого не замечает. А как можно не заметить, если он постоянно жует ядреную мятную жвачку, отбивая запах табака? Pаньше он никогда жвачку не жевал.
Так вот мы «гуляли», когда сизая министерская сова бросила мне в руки мокрый конверт. Уже через две секунды я вприпрыжку несся к автобусной остановке.
– Малфой! Малфой, мать твою! Кто нам написал!
– Сью, – моментально угадал он.
Его собеседник исчез так же незаметно, как и появился. На этой остановке Малфой уже перезнакомился со всеми. Изо дня в день находясь в непрерывной тусовке на чертовой остановке, он знал уже абсолютно всех входящих и уходящих. Мне оставалось только ржать над тем, как опустился славный род Малфоев, если их отпрыск ищет компании среди магглов, ждущих автобуса.
– Они хотят… не могу в это поверить.
– Ха, – протянул Малфой, – отчего же нет. Это, между прочим, традиция «Еженедельного Пророка», и ты о ней, дубинушка, слышал. В конце каждого года после выпускного «Пророк» публикует фотоссесию самых успешных студентов выпуска. Лучших учеников, скандальных личностей, спортсменов, и так далее. Тех, кто вскоре, по мнению «Пророка», должен прославиться. Это очень большая честь, толчок карьеры.
Последнее Драко произнес бесцветным голосом и сразу поскучнел.
– Это если нам с тобой грозит хоть какая-то самостоятельная жизнь, Поттер. Хоть когда-нибудь.
Дождь хлестал по крыше автобусной остановки. Сигареты Драко промокли.
– Да, но… ты же помнишь прошлогодние фото Вуда?
По лицу Малфоя расползлась старая добрая ухмылка. Обложка июльского номера «Пророка» девяносто седьмого года напоминала обложку какого-нибудь элитного эротического журнала. Вырезки с разворота не один месяц красовались во всех гостиных и душевых: полуобнаженный Оливер Вуд в легендарной мужской раздевалке токийского стадиона, где проходил последний чемпионат мира по квиддичу. В котором с разгромным счетом одержала победу молодая команда Англии.
– Да не бойся, Поттер, месяц-другой тренажерного зала под чутким руководством Снейпа… Ну, чем-нибудь тебя намажут, чтоб блестел, и…
– Я откажусь. Я на это не пойду.
– Успокойся ты, господи. Видишь же? Этим вопросом занимается Сью, и нам пора мириться… А что? Восемнадцать лет девушке, она-то в мальчиках знает толк…
– Не говори мне…
– Тебя всё равно надо снимать, ты же у нас герой с медалью. Будешь Орденом Мерлина первой степени прикрывать свое достоинство…
– Малфой!
– Я замерз, – он шмыгнул носом и оглянулся по сторонам. – Жвачку будешь? Пошли домой, пока он не начал нас искать с собаками.
Мы побежали через мокрый парк. Зайдя домой, Малфой стянул через голову абсолютно сухую толстовку и критически уставился на себя в зеркало.
– Что такое? – нахмурился Снейп, выходя из кухни с кипой бумаг.
– Зовут сниматься на обложку «Пророка»…
Малфой поджал губы. Я вспомнил, каких воплей стоило Снейпу заставить его подстричься на прошлой неделе. Роскошная шевелюра ковбоя Джонни была безжалостно обрезана по самые уши – «чтоб прилично выглядел». Малфой разве что не рыдал. Ругался, угрожал пожаловаться матери и отцу. Хотя отец, первым узнав от профессора о нашем дрезденском приключении, с готовностью вверил чадо в руки Снейпа.
Люциус Малфой доверял Снейпу, как же. Драко считал их разве что не лучшими друзьями. Честно говоря, боюсь вообразить Снейпа, испытывающего положительные эмоции к кому-либо. Не говоря уже о том, что едва ли… едва ли он способен на дружбу.
Я знал, о чем Малфой думал, глядя на себя в зеркало. Серая толстовка. Капюшон. Короткие волосы. Радуется, наверное, только тому, что в хмуром Лондоне быстро сошел тот плебейский летний загар, уступив место привычной аристократической бледности.
А ещё он думал о том, что если, вот только если Снейп сейчас, как он это обычно делает, повернется к окну и негромко, но очень отчетливо произнесет: «Никуда вы не пойдете», то он, Драко, вероятно, просто ляжет на землю и умрет.
Хе-хе, вот о чем он думал. Но, к нашему удивлению, Снейп ничего такого не сказал. Только пожал плечами, запирая бумаги в бюро:
– Ну, если хотите, только быстро. И ни с кем не шляться после съемки, а то пеняйте на себя…
Но Малфою не надо было объяснять дважды. Просияв, он ринулся в свою комнату и долго потом вопил оттуда – где его расческа, и где его крем, и что ему срочно надо в салон.
И хотя в письме было ясно сказано, чтобы мы не вздумали простудиться и заболеть, или растолстеть, или, там, наголо побриться, в дни перед съемкой (и перед нашей встречей со Сью) мы тупо бродили по улицам Лондона, в толстовках, куртках и кедах, как два маггловских подростка. Были выходные, и дождь то моросил, то прекращался. Снейп редко нас куда-то выпускал – по правде говоря, нам ничего не было дозволено. Мне к понедельнику предстояло научиться «пристойно вальсировать», научить меня должен был, разумеется, Малфой. Которому надо было выучить пару страниц из Гейне, наверстывая то, что мы пропустили из поездки.
Не знаю, что из этого было сложнее. Однажды мы от нечего делать выбрались в Косой Переулок.
– У тебя есть друзья, Малфой? – спросил я. – Такие, знаешь, настоящие, нормальные друзья, которые помогли бы нам выбраться отсюда? Ну или хотя бы прилетели среди ночи на голубом «Фордике» и увезли бы нас в паб, а к рассвету вернули?..
Малфой, конечно же, последнее не понял, а мне было неохота ему объяснять. Разве он поймет.
– Были, наверное, – он непонятно повел плечами. – А у тебя, Поттер?
– Наверное, были, – согласился я. Судя по идиотски-счастливым письмам Рона, моим друзьями пока хорошо и без меня.
Мы шли бок о бок по Косому Переулку, замерзшие и чувствующие себя совершенно несчастными. Переулок был пуст, ведь до первого сентября ещё куча времени. Скоро, вспомнил я, день моего рождения.
Это радовало лишь одним – возможно, как только мне стукнет восемнадцать, эра хорошего воспитания для меня будет закончена, и я смогу вырваться из этого гнусного книжного заточения. Малфоя один раз угораздило спросить у Снейпа, когда наш воспитательный спецкурс будет закончен, за что он получил ещё тридцать страниц ненавистного Гейне и три параграфа наизусть.
– Ему это просто нравится, – сказал Драко, – я знаю его садистскую натуру. Ему тупо нравится кого-то воспитывать. Сейчас ему скучно, и он чувствует, что вот-вот упустит свою любимую мишень. Ведь ты уже как-никак закончил школу.
– А ты? Ты здесь при чем?
– Ты знаешь, – задумался Малфой, – он не очень любит оставаться с тобой наедине.
– …Я так и думал, что ты это скажешь.
* * *
Когда мы увидели Сью, я лично чуть не заорал от счастья.
– Молчать, – она царственным жестом отодвинула фотографические штативы в сторону. – Времени в обрез. Я не желаю выслушивать ваши жалобы. Кстати, меня зовут Сьюзен, я руководитель крупных художественных проектов в редакции газеты «Еженедельный Пророк».
Крошечная, словно кнопка, в клетчатой мантии, с волосами, завитыми крупными кудряшками по последней моде, она деловито вышагивала между здоровенных дяденек-фотографов и унылых вешалок-стилистов. На нас она даже не смотрела. Совершенно неузнаваемая на фоне памяти о ревущей оборванке, с которой мы объехали пол страны-Германии.
– Что вы встали, как два истукана? – она сердито обернулась. – А ну, раздевайтесь. Надо посмотреть, с чем приходится работать.
– Но… – я замялся. – Сью, а что, нам надо сниматься го…
– Конечно, нет, – фыркнула она. – С твоими-то костями? Что встал? Снимай, снимай майку.
Подавив смешок и подмигнув мне, Малфой первым стянул штаны. Через несколько минут мы стояли посреди студии в одних трусах, покрытые мурашками, и чувствовали себя полными идиотами. Девушки-стилисты оглядели нас бесстрастными профессиональными взглядами.
– Этого одеть, – скомандовала одна из них, кивнув на меня и встретив одобрительный взгляд Сью. – А второго намазать автозагаром.
– Но… – возмутился Драко, но Сью его оборвала.
– Не хочешь делать то, что тебе говорят, катись отсюда, Малфой. У нас ещё Грейнджер на подходе.
– Гермиона? Вы будете снимать Гермиону? – обрадовался я.
– Некоторые, – критически произнесла Сью, – зарабатывают право на ежегодную выпускную фотоссесию хорошими оценками, а не крашеными волосами, – тонкий пальчик решительно ткнул в Малфоя, – или поиском приключений на свою задницу, – и, соответственно, в меня.
– Я понял, – быстро кивнул Малфой, – я согласен. Можно мы будем называть тебя «богиней»?
– Можно, – благосклонно произнесла Сью, немного смягчившись.
Через некоторое время посреди студии материализовался огромный сундук, полный странного тряпья – рваного и грязного, перешитого и обрезанного. Мне вручили пару широких, не по размеру, джинсов, продранных на заднице, и заляпанную машинным маслом майку. Малфою – секондхэндовские ковбойские сапоги с непонятного вида шортами и тонким свитером, растянутым на локтях.
– Кхм, простите, богиня, но…
– Лучше не спорьте, – тихо произнесла нам стилистка. – Она точно знает, что делает, молодые люди.
В воздух взметнулись с десяток палочек, преобразовывая, изменяя предметы, создавая иллюзии прямо в студии – и вот уже вдаль уходила пыльная, выжженная солнцем панорама, запахло маслом, табаком, бензином.
– Да это же…
– Это же наше шоссе! – вскричал Малфой. – О, Катилина! Ковбой Джонни у ваших ног!
– Брось дурачиться, Малфой, – оборвала она нас, – времени в обрез. Упаси бог кого-нибудь тут думать, что он самый важный. Кроме вас, нам сегодня снимать Гермиону Грейнджер в бальном платье, Невилла Лонгботтома в образе беспощадного убийцы…
– Это действительно беспощадно, – шепнул мне Малфой.
Засверкали пробные вспышки – положите руку сюда… придвиньтесь ближе… мистер Поттер, не делайте, пожалуйста, такое лицо… Мистер Малфой, не закрывайте мистера Поттера… мистер Малфой, не лезьте вперед, мистер Поттер, не прячьтесь за мистера Малфоя…
Сью критически посмотрела кадры.
– Молите Мерлина, чтобы из этого отстоя что-нибудь получилось, – пригрозила она.
В перерыве между съемками мы пили кофе на лестнице. Мимо сновали журналисты, репортеры, редакторы. Сью пчелкой кружилась в этой суете, лавировала в потоке спин, локтей и ног, добывая нам кофе. Лишь сделав несколько глотков и убедившись в том, что она умиротворилась, Малфой решился на вопрос.
– Сью… То есть, Сьюзен… Катилина… Вы ведь не обижаетесь на ваших верных поклонников? Ведь правда, Сью? Ты не представляешь, в какой мы с Поттером жопе.
Она недобро прищурилась.
– Я всего лишь выполняю свою работу. Это не значит, что я мечтала с вами встретиться.
– Да, но идея с шоссе… это ведь твоя идея? – на мне всё ещё были эти дурацкие джинсы, а на Малфое – автозагар, и на нас то и дело оглядывались проходящие.
– Это то, что вас объединяет, – со вздохом признала Сью, – ваш совместный побег. Вы бы знали, как об этом судачили, когда я вернулась. Светская хроника до сих пор не может успокоиться. Вы же были смертельными врагами.
– Ну… он спас мне жизнь. Я просто не имею права задушить его подушкой.
– Спасибо, Малфой. Я всегда знал, что ты меня ценишь.
– Да, и тем не менее, это очень романтично, – Сью поморщилась; слово «романтично» далось ей с трудом. – Каждому из вас ещё предстоит интервью. Малфой, сразу предупреждаю, тебе будут задавать особо непристойные вопросы.
– Да без проблем.
– Вот эксгибиционистическая скотина.
– Зашоренный ботан.
– Самовлюбленный…
– Разговорчики в строю, – неожиданно громко рявкнула Сью, и тут случилось что-то невозможное – грациозно подтянув сползающие шорты, в буйной суете перерыва, посреди всей этой гудящей редакции, на замусоренной окурками лестнице Малфой рухнул перед ней на колени.
– Ты простишь нас? За аэропорт, простишь? Я знаю, мы тогда могли бы забить на все это и рвануть в Лхасу, в Мекку, в Тимбукту… но… если бы это действительно случилось, мы бы уже не были теми, кто мы сейчас, правда? Сью?
Как и все наши сцены со Сью, со стороны это выглядело почти карикатурно – вымахавший выше всех Малфой на коленях перед крошечной Сью, сердито колотящей его по макушке.
– Ох, ну давайте ещё потратим пару часов на эту ерунду, – зашипела она. – Я дам вам свой мобильный – если не знаете этого слова, посмотрите в словаре – и вот тогда будете мне по телефону распускать слюни. Господи, ну конечно простила. Иначе ваши гнилые кости уже давно бы обгладывали соплохвосты. Блин. Как же вы мне надоели…
* * *
Утром я встал с постели со словами: «Я убью тебя».
С разворота «Еженедельного Пророка» на меня смотрели наши загорелые лица – очень мило, казалось бы, просто два парня посреди дороги, всё очень невинно…
И тем не менее.
– Я УБЬЮ ТЕБЯ!
– Ай! Боюсь! – Малфой вылетел из спальни и тут же наткнулся на каменный взгляд Снейпа.
– Я надеюсь, вы закончили обсуждать свою бессмертную красоту и соизволите спуститься к завтраку.
– Нет, вы не понимаете… – я попробовал обойти Снейпа, чтобы добраться до Малфоя, но железной лапой был отброшен в сторону.
– Бе-бе-бе, – тот состроил мне мерзкую рожу за снейповской спиной.
– Ах, ты…
– Поттер, я предупреждаю…
– Вы не понимаете…
– Я понимаю. То, что вы незнамо по какому праву засветились в «выпуске лучших», абсолютно не значит…
– Дело не в этом! Он… бессовестный… мерзкий… пидо…
– Хорошенько подумайте, прежде чем закончить это слово, Поттер. Вы не знали? Очень невнимательно с вашей стороны. Мне казалось, нетрадиционная ориентация мистера Малфоя – общеизвестный факт, по крайней мере, в школе. Ибо он, – грозный взгляд в сторону Драко, – в юные свои годы решил разыграть перед родителями бунтаря и с гордостью сообщил об этом всем, открыто. А вам, безусловно, следовало бы быть более осторожным. Но это же мистер Поттер, какая тут осторожность. Идите, ешьте свой омлет.
Я заглянул в залитую солнцем кухню. Казалось, надо мной смеются даже начищенные кастрюли. Малфой, ухмыляясь, жрал свою ветчину.
– Да ладно тебе, Поттер. Я же не написал, что мы с тобой спим.
– Но все знают, что мы живем вместе! И ты… гей! И мы с тобой сфотографировались вместе, Малфой!
– Я могу сказать, что ты не в моем вкусе, крошка.
Резко развернувшись, я собрался выйти из кухни, но впечатался прямо в твердокаменного Снейпа.
– Вы знали это, – прошипел я, – и ничего мне не сказали. Конечно же, гораздо веселее потом рассуждать о моей неосторожности.
Его глаза недобро сверкнули.
– Я был против вашей съемки вообще. Вам не нужна была огласка. Но как же – вы стремитесь к известности…
– Знаете что? Я ВАС НЕНАВИЖУ. Отойдите. Хватит с меня вас обоих.
Снейп не шелохнулся. Я несколько раз попытался вырваться из кухни под ехидные комментарии Малфоя, но куда там, с такой защитой ему бы в регби играть. От отчаянья я швырнул в него вилкой.
Когда Снейп заговорил, его голос был преисполнен холодной ярости.
– Ваши переживания – это ваши проблемы. Конечно, я не так глуп, как вы, и мог предугадать вашу истерику. Клянусь, я сумею вас успокоить освежающим чтением Шопенгауэра вслух и несколькими пробежками по парку. Tо же касается и мистера Малфоя. Тем не менее, Поттер, я смогу вам помочь, разумеется, если вы сами этого захотите.
– Идите к черту, – ответил я.
– Рискуешь, Поттер, – сказал Малфой.
– Так помогать или нет? Или вы согласны «встречаться» с Малфоем?
– Это лучше, чем жить с вами!
Когда Снейп встал, его лицо было мрачнее тучи.
– Очень хорошо, – проговорил он.
И мы с Малфоем остались одни.
– Педерастическая скотина.
– Ладно тебе, я же правда не писал про нас ничего такого, – обиделся тот. – А представляешь, что я мог бы им рассказать? Про мотель, например? Про ту ночь? Про все остальное? Поттер, слышишь? Он что-то громит в своей комнате.
Я помотал головой в ответ на последнюю фразу. В кабинете действительно что-то загремело, и послышался глухой удар, как будто стукнули кулаком обо что-то твердое.
– Тиран сраный.
– Иногда мне кажется, ты действуешь на него как-то не так.
– Я это знаю, но зачем тогда брать меня под свою опеку любыми возможными способами? Почему бы просто не оставить меня в покое?
– Сью прислала нам пять номеров «Пророка». Я вижу только один, у тебя в руках, а в камине валяются какие-то обрывки…
– О, Мерлин. Да по нему Мунго плачет.
Малфой встал и забодяжил нам обоим кофе. После отрезвляющей утренней истерики это было вполне неплохо.
– Куда кофе на пустой желудок? – рявкнул он. – Ща тут сдохнешь от язвы, а все обвинят меня, что я плохо готовлю.
– Спасибо за заботу, муженек… или женушка? Вот он, – я показал на комнату Снейпа, – кажется, не имеет ничего против моей смерти.
– Не без его участия. Думаю, он мечтает о долгих изысканных пытках.
– Шопенгауэром.
– И Ницше.
– И бальными танцами.
– И… а, ладно.
Допив кофе, мы пошли гулять, и курить, и вообще. Светило солнце, после двух дождливых недель июльская погода налаживалась. Я шел и размышлял, что о нас думают прохожие. Два гея, думал я. Два гея.
– Ну, рассказывай тогда уже, каково это. Только молчи, если это было с Крэббом или Гойлом.
– О боже, – Малфой помотал головой. – Крэбб, вечная ему память. Нет, у меня были другие… интересы.
– Много? – деловито поинтересовался я.
– О, да, – многозначительно протянул Малфой. – Поттер, я тебя умоляю.
Вернувшись, я затолкал Малфоя в комнату, а сам постучался в кабинет. Снейп был зол. Конечно.
– Я согласен, – быстро произнес я, глядя куда-то в угол комнаты.
– Чего?
– Я согласен на вашу помощь.
– Да неужели, – черные глаза сузились. – А с чего вы взяли, что теперь я так и побегу вам помогать?
– Не хотите, не надо! – не выдержав, крикнул я и развернулся. – Унижаться перед вами я не соби…
– Да стойте вы. Заходите.
В кабинете Снейпа было привычно много бумаг, свитки валялись на полу, книги стопками сложены по углам. Лупа и зеркала пускали по стенам солнечных зайчиков. Изо всех сил стараясь сделать независимое лицо, я опустился в кресло.
Снейп возвышался надо мной коршуном. Порывшись на столе, он нашел блокнот и перо.
– Как долго вы встречаетесь с мисс Уизли? – спросил он, чиркая что-то в блокноте.
– Два года. А что?
– Очень хорошо. Как давно вы видели её в последний раз?
– Гм… ещё до поездки. А зачем…
– До поездки? Она не волнуется из-за того, что прошло много времени, а от вас ни слуху ни духу?
– Она уехала на пару недель в Румынию, к брату… но…
– Каким было ваше последнее свидание? Что вы сказали ей напоследок?
– Что… ну, что обычно говорят девушкам… что я, это… буду скучать… Только я совсем не понимаю…
– Зато я понимаю, – резко сказал Снейп. – Вы с ней уже два года, и ещё не признавались ей в любви?
– Нет, но она…
– Нет, Поттер, – он опустил блокнот и сердито уставился на меня, – нет, Поттер, она не понимает. Одно хорошо, что вы уже два года вместе… Отлично, меньше работы…
– ДА КАКОЙ РАБОТЫ?
– Прекратите ОРАТЬ. С этих пор, если вы беретесь меня слушать, то слушайте и не перечьте мне ни в чем. Завтра же вы через камин свяжетесь с ней, адрес спросите у миссис Уизли. Увидите, скажете, как вы по ней скучаете, – он поморщился, – подарите ей цветы. Да, через камин. Цветы вам Драко купит, у вас нежные отношения… Да успокойтесь, пойдет и купит! Вы всё равно притащите какой-нибудь веник. И никаких слов ни о чем больше, ЯСНО ВАМ? Можете сказать, что у вас летняя отработка с Малфоем под моим присмотром. И ещё…
– Что ещё?
– Хорошо, что в Румынии нет «Пророка».
* * *
Славная июльская суббота в нашей квартире началась с душераздирающих воплей – даже как-то стыдно признаться, что опять с моих. С утра пораньше я бегал по комнатам как сумасшедший, раскидывая по сторонам вещи и пиная стены.
– Вы отправили ей чертово любовное послание! ОТ МОЕГО ИМЕНИ!!
Драко, что-то печатавший на кухне, перевел настороженный взгляд с меня на Снейпа и обратно, и стал быстренько собирать манатки.
– Пойду погуляю.
– Ты, говно ходячее, – снова заорал я, – ты наверняка был в курсе, да? Да, Малфой – ах, ну конечно, конечно, у вас тут милый маленький слизеринский заговор…
Железные и механические какие-то пальцы стиснули мою шею.
– Удушу, Поттер. Лучше успокойся.
Воспользовавшись паузой в перерывах между моими истериками, Малфой слинял в садик курить. На кухне было солнечно и тепло, утреннее солнышко нагревало ставни, пахло цветами и какой-то фигней из профессорских гербариев. И если бы он сейчас не душил меня посреди завтрака, это выглядело бы как очень милая семейная сцена.
– Успокоился? – вкрадчиво прошептали мне на ухо. – Сядь и ешь омлет.
– Я всё буду отрицать. Вы не обманете Джинни.
– Будете отрицать – отдохнете в маггловской тюрьме. В маггловской, Поттер, это ещё веселее, чем Азкабан. – Встретившись со мной взглядом, он заговорил уже более спокойно. – Я сказал, что женю вас, значит, женю. И это, заметьте, выгодно нам обоим. Вы избавляетесь от меня, Поттер, а я – от вас. Слава Мерлину.
– От… от меня? – я поперхнулся. – Да… пожалуйста! Избавьтесь от меня в любой момент! Хоть сейчас прямо, хотите?!
Снейп хмыкнул и отошел к окну.
– Чтобы вы ещё натворили глупостей, опозорили школу и лично меня, как вашего учителя, перед всем магическим миром? Секрет в том, Поттер, что вы ещё не чувствуете себя готовым вступить во взрослую жизнь. У всех остальных было детство; у вас детства как такового не было. Поэтому сейчас вам надо отыграться за все одиннадцать лет вашего заточения, хотя сами вы свои мотивы едва ли понимаете. Прощание с детством, вот что это такое. И вы будете колобродить до тех пор, пока нормальная, неглупая женщина не приберет вас к рукам. А пока эта сомнительная честь принадлежит мне.
– А Малфой? А Сью?.. У них что, тоже детство не кончилось?!
– А как вы думаете? Вы уже знаток во всем, что касается семьи и семейной чести Малфоев. Думаете, он когда-нибудь чувствовал себя свободным? Вы отыгрываетесь за детство, он – за свободу. Вспомните уже, кто такая Сью. Дочка высокопоставленного лица, к тому же завязанного с министерством. Вот и спросите, могла ли она хоть раз в жизни куда-то пойти, не предупредив конвой охраняющих её авроров?
Он молча сгреб со стола чашки и вылил в раковину остатки кофе. А я сидел за столом, накрытым веселенькой голубой клеенкой, и вспоминал слова и лицо Сью, когда мы были в дрезденском аэропорту: «У меня больше никогда такого не будет!».
Снейп прав. Почти во всем – правправправ. Что ещё я выкину, дорвавшись до денег и свободы? Хотя… какое ему до всего этого дело.
– Гуляйте сегодня в пределах видимости сколько угодно, но не забудьте, что вечером вам предстоит встреча выпускников.
Я прекрасно знал, что раньше он не хотел пускать нас на эту встречу, невзирая на все нытье Малфоя. Но сейчас, спустя неделю, когда план передачи меня в руки Джинни полностью оформился в его адской голове, свезти меня на встречу с невестой – которой, разумеется, он прислал отдельное приглашение – стало его идеей фикс. Старый ублюдок. Я не хотел идти на эту вечеринку. С Малфоем, после истории с «Пророком»…
Оказавшись в своей комнате, я молча рухнул на кровать и уставился в потолок, по которому ползли длинные тени.
Иногда мне кажется, что все ходы были просчитаны заранее. Малфой – гей. По нашим фотографиям в газете совершенно очевидно, что я – его дружок. Отрицание этого факта выглядело бы жалко и глупо. Неубедительно. Стало быть, для того, чтобы развеять слухи, мне как раз и следует приударить за Джинни…
Неожиданно для себя я громко застонал.
Прекрасно. Просто великолепно.
– Чего стенаешь, – Драко боком зашел в комнату, со всеми своими проводами, не постучавшись.
– Уйди отсюда. Козел.
– Да ладно тебе, Поттер…
– Пошел на хрен. Ещё, небось, и в шаферы записался.
– Ну… если только дадут приличный фрак…
Сев на кровати, я снова принялся орать немного охрипшим голосом, хотя эффект был уже не тот.
– ТЫ ДУМАЕШЬ, ЭТО СМЕШНО, ДА?!! Думаешь, весело?
– Поттер, ну Снейп же тебе…
– Вот только не говори «желает лучшего»! Ничего он мне не желает!! Он просто мечтает взять под контроль всю мою жизнь, ПОТОМУ ЧТО ЕМУ ТУПО НРАВИТСЯ КОГО-ТО КОНТРОЛИРОВАТЬ!!!
Я рухнул обратно в подушки, и Драко, помолчав немного, сунул мне в ладонь что-то круглое и прохладное.
– Он просил тебе передать.
Я впервые видел твои воспоминания летом, после седьмого курса. Очень красиво – белые и золотые тени скользили по потолку моей спальни.
Когда пустой флакон откатился в угол, мы сидели бок о бок на кровати и молчали. Что говорить, было не очень понятно. За окном жарил июльский полдень. Постель была заправлена, комната пуста. Мы сидели и молча пялились в стену напротив.
– И что с того, – наконец, пробормотал я, – что он любил мою мать. Ненавидел моего отца. Жизнь положил на то, чтобы меня использовать, а в конце даже сам опешил от своей подлости. Но лучше относиться ко мне не стал.
– Поттер…
– Готов биться в истерике и костьми лечь, чтобы получить что-то, что ему хочется. Вот тупо взять и получить. А на всех остальных ему плевать.
– Мне кажется, он хотел показать тебе, что жизнь сейчас уже не та, и ...
Цыца-дрица-ум-цаца
Пост N: 650
Зарегистрирован: 17.05.05
Рейтинг:
11
Отправлено: 01.06.08 21:18. Заголовок: Часть 2. ПОД КОНТРОЛ..
... он не тот. Поверь мне, глупый, – я чуть не дал ему в ухо прямо там, на кровати, – слизеринец никогда не будет делиться с тобой сокровенными тайнами души, если у этого сокровенного ещё не истек срок годности.
– А зачем мне тогда этот хлам! – я швырнул флакон в мусорное ведро – не попал, недолет.
Драко пожал плечами.
– Пошли гулять.
– Курить.
– Гулять, – Малфой упрямо мотнул головой.
В нашем садике было прохладно. Густые тени листвы скользили про красивому малфоевскому лицу, пока я закрывал своей спиной окно кабинета. Профессор точно не дремлет.
– Я завел нам блог, – гордо заявил Малфой, щелкая зажигалкой.
– Чего? – не, я знал, что такое блог, но местоимение слегка сбило меня с толку. – Что значит «нам»?
– Ах, Поттер, давай, не придуривайся. Один Малфой – хорошо, но Малфой и Поттер – это же залог популярности! То есть, нет, конечно, я ничего там не пишу за тебя, но это как бы наш с тобой дневник, и там на аватаре – картинке, то есть – наша фотография. А пишу я один, как часть дуэта.
– И о чем ты пишешь? – с подозрением осведомился я.
– О, – Малфой махнул рукой, – это уже неважно. Людям интересно абсолютно все – что мы едим, чем зубы чистим, как живем. Конечно, таинственная фигура нашего дорогого профессора там не появляется, и как бы…
– …как бы получается, что мы живем вместе, – мрачно заключил я. – Отлично. То, чего я и боялся.
– Поттер, это не то, что ты думаешь! – Малфой на всякий случай сделал несколько шагов назад, глядя, как я на него надвигаюсь. – У нас…
– То, именно то, что я думаю…
– У нас уже за полсотни постоянных читателей! Они… они комментируют!
– Ох, щас я погляжу на эти комментарии…
– Я сделал тебя звездой! – выкрикнул перепуганный Малфой, уже почти удирая от меня в сад, но это я уже не выдержал – сел в траву и захохотал. Малфой глядел на меня с видом оскорбленной невинности и бормотал что-то о том, что я вообще ничего не понимаю, и что мы страшно популярны, и что если бы не он – он, Малфой, и его масло для загара – я бы так навсегда и остался в памяти народа задроченным несексуальным очкариком…
– Он сделал меня звездой… Замечательно.
* * *
Я никогда не думал, что встреча выпускников может оказаться таким модным светским мероприятием. И страшно удивился, когда вместо того, чтобы отправиться на Кингс-Кросс к платформе девять и три четверти, мы поймали черный кэб, чтобы с вечерними огнями, тающими за окном, рвануть в роскошное Челси.
Оказывается, первая со времени войны – а для некоторых, и с самого Рождества – встреча последнего и самого знаменитого хогвартсовского выпуска должна как следует осветиться прессой – ещё бы, столько знаменитых людей на квадратный сантиметр ковровой дорожки. Но шучу, шучу, никакой ковровой дорожки, конечно, не было, зато нас ожидал очень модный, переливающийся неоновыми огнями лаунж-бар* в центре Лондона, с кучей фотографов, толпившихся у входа.
Пока мы парковались, и Снейп, бубня, расплачивался с таксистом, я прижал нос к стеклу и глядел, как под мириадами вспышек из такого же такси выпорхнула ужасно красивая Парвати Патил, а от метро в кедах и стареньких дождевиках идут Дин и Симус. Все появлялись по-разному – кто на машине, кто на метро, кто аппарировал прямо на ступеньки, а кого-то, вроде отчаянно сопротивляющегося Невилла, приводила за ручку бабушка.
Но как только появились мы, всё внимание оказалось приковано к нам. «Скандалисты приехали», – буркнул кто-то мне в ухо, но, ослепленный вспышками, я просто шел следом за Драко и Снейпом, и никого не замечал.
– Расскажите про вашу жизнь втроем, мистер Поттер!
– Мистер Малфой, один вопрос – вы ревнуете…
– Профессор! Профессор Снейп…
Во взгляде профессора явственно читалась «Авада Кедавра». Наверное, с того самого момента, как Малфой рассказал мне о блоге, я понял – и почувствовал – что наше трио окружает заманчивая, исполненная невысказанных вопросов дымка разврата. Которую обоняют буквально все. Возможно, подумал я тогда, именно по этой причине нам не давали в руки магические газеты. «Начитаетесь всякой ерунды, и так головы пустые» – говорил Снейп. А стоило, стоило их читать – все же, согласитесь, такая скандальная парочка, как мы с Драко – да ещё на попечении Снейпа, с его темным прошлым и впечатляющей внешностью… И взглядом, который резал почище любого лезвия.
Счастье Драко, подумал я, в том, что Снейп не очень представляет себе, что за штука маггловский интернет.
Меня достаточно грубо подтолкнули ко входу, и мы оказались внутри. Мне никогда раньше не проходилось бывать в модных местах – да что там говорить, единственные вечеринки, о которых я знал, проходили за полночь в гриффиндорской башне, когда в жопу пьяный Симус отплясывал на столе ирландские танцы.
– Урод. И твой новый друг тоже, – бросила мне эфемерного вида особа женского пола, проходя мимо. Приглядевшись, я узнал в ней Гермиону.
– Послушай, я…
– Ты бы лучше говорил это прежде, чем сбегать с поездки и вляпываться в неприятности перед законом.
Негромкая ритмичная музыка доносилась откуда-то с завешанного хрусталем потолка, в припеве отчетливо ощущалось: «Урод, урод, урод».
– Друг, ты не заморачивайся. Я вот, например, до сих пор радуюсь, что меня в ту поездку не взя… – не успев хлопнуть меня по плечу, Рон был утащен своей строптивой пассией в другой конец зала. Зато рядом материализовался донельзя довольный собой Малфой.
– Как давно я не был в приличных местах, – ухмыльнулся он, – cлушай, можно я буду называть тебя «Потти, детка»?..
Он послал ослепительную улыбку группе парней, сверлящих нас напряженными взглядами. Я взглянул на их значки – Гриффиндор наполовину со Слизерином. Закономерно.
– Это будет последнее, что ты произнесешь в этой жизни, – пообещал я, – а Снейп тебя добьет. Забыл, что у меня программа максимум. Мне надо найти Джинни.
Мы огляделись. Снейп со стаканом мартини в руках о чем-то разговаривал с новенькой учительницей, пришедшей на чье-то место. Судя по её лицу, она держала дома алтарь с обрезками его ногтей и клоками волос. И фотографиями. Снейпу это явно льстило.
Из всей толпы перешептывающихся о нас вынырнула Ханна Эббот и протянула Малфою салфетку.
– Мы давно уже читаем ваш блог! Распишитесь!
Ну, ещё бы Малфою это не доставляло удовольствия… Два слизеринских тщеславных ублюдка – что Снейп, что Малфой. К нам тут же подвалили ещё штук пять таких же девчушек и принялись фотографироваться – я тут же решил дать задний ход, но Малфой решительно притянул меня к себе, и каким-то удивительным образом его рука оказалась на моей заднице.
– Поттер, – выдохнул он мне в ухо, – сделай что-нибудь… запоминающееся. Мы рекламируем наш блог.
– Я не гей, ты, приду…
– Какая разница, – Малфой послал в камеру ещё одну улыбку. – Главное, как ты себя позиционируешь.
Но тут стальная лапа-таки стряхнула его с меня – к моему счастью.
…Джинни была поблизости. Я даже не сразу узнал её в кипенно-белом платье, с убранными назад волосами. Казалось, она повзрослела вот так, сразу, на много лет. А от ее белого платья любому мужчине сразу стало бы плохо. Я не исключение.
– Я рада, что ты, наконец, закончил раздавать автографы, – холодно произнесла она. – Я чувствую себя не в своей тарелке. Я не должна была здесь быть, но ведь ты меня пригласил.
– Прости… – действительно, красавец – прислал письмо и увлекся другими делами, – нет, ты… ты отлично выглядишь.
– Твое последнее письмо было впечатляющим, – так же недобро произнесла она. – С книжки, что ли, списывал? «С любезным поклоном», «моя дорогая»… Даже странно как-то, что раньше ты мне писал: «Мне реально круто сейчас думать о тебе», «привет тебе от моей правой руки» и все в таком роде.
– Вообще что? У Снейпа берешь уроки? Я начиталась уже про вашу веселую общагу!
Разговоры вокруг нас стали понемногу затихать.
– Джинни, послушай…
– И про твои развлечения с Малфоем я тоже слышала! И фотографии, знаешь ли, у нас по всему дому развешаны!
Вокруг стало убийственно тихо. Снейп, кажется, тихо выругался себе под нос, наплевав на собеседницу, и принялся сверлить меня взглядом, как будто я сейчас должен был провернуть какой-то мега-трюк. Но я не знал никаких трюков.
– Вы с ним… да как у тебя после этого наглости хватило…
– Послушай, подруга, – раздался прохладный женский голос прямо за моей спиной, и на мое плечо легла рука с идеальным маникюром, – если ты не в курсе, то мы с Поттером регулярно видимся. Конечно, не в такую жару, но в моем пентхаусе или, временами, за завтpаком в «Ритце». Так что рекомендую тебе быть осторожнее с оскорблениями Гарри, – с этими словами одна из двух слизеринских красавиц, что были с нами в поездке, наклонилась и коснулась своими блестящими губами моего изумленного рта.
Выпрямившись – она была как минимум на полголовы меня выше, – она подобрала подол своего струящегося изумрудного платья и проплыла мимо нас, к танцующим.
Джинни повернулась к входу, и я едва успел кинуться за ней, расталкивая народ. У самого выхода я оглянулся на Драко, как ни в чем ни бывало потягивающего шампанское в компании Нотта и Гойла. Лишь на мгновение поймав мой взгляд, он показал мне большой палец. «Дома отблагодаришь», – прочитал я по его губам.
– Джинни, послушай! – крикнул я, сбегая вниз по ступенькам.
– Да? Это даже интересно, – круто развернувшись, она уперла руки в бока. – Интересно, что же это такое ты можешь мне сказать?
– Я… я с ней не… – я осекся. Сказать, что «я с ней не» означало публично признаться в том, что я гей и сожительствую с Малфоем, и я решил благоразумно опустить этот пункт. – Ты все неправильно поняла… Мое последнее письмо было другое, потому что…
ПОТОМУ ЧТО ЕГО ПИСАЛ СНЕЙП.
– Потому что…
– Ну почему же? Почему?
– Потому что оно было серьезным. Я не мог писать тебе о серьезных чувствах как раньше. Я хотел, чтобы ты правильно меня поняла. И… у меня больше ничего нет ничего с той девушкой.
Мы стояли, молча глядя друг на друга. Она стерла с щеки потекшую тушь. Ночной Лондон переливался огнями. Мерно плескалась Темза. Летняя ночь обдувала нас теплым ветром.
– Ты хочешь сказать… серьезным?
– Джинни, – я проглотил, наконец, мерзкий комок в горле, – Джинни, я люблю тебя.
Цыца-дрица-ум-цаца
Пост N: 651
Зарегистрирован: 17.05.05
Рейтинг:
11
Отправлено: 01.06.08 21:20. Заголовок: Часть 3. СЕРЬЕЗНЫЕ ..
Часть 3. СЕРЬЕЗНЫЕ НАМЕРЕНЬЯ
[align:right]«На Снейпа была возложена ответственная миссия – объяснить, что семейная жизнь сложна и полна проблем, что семья – это огромная ответственность, и так далее, и тому подобное. Ни профессор, ни Драко не могли взять в толк, почему именно никогда не бывший ничьим мужем Снейп должен все это втолковывать…»
Джуд, «Драко Малфой и Невозможное Счастье»[/align]
В эту ночь я не поехал к Джинни. Когда я сажал её в такси, было решено, что вернется она одна – мы ведь так и не спали с ней эти два года, и если бы это произошло сейчас, миф о моих серьезных намереньях мог бы пойти лесом. Всё ещё чувствуя на губах её прощальный поцелуй, я развернулся, собираясь идти искать Снейпа и остальных.
Я поднимался по ступеням в бар, когда меня окликнули откуда-то снизу. За широкой лестницей стояла большая курящая компания – Драко, слизеринская девушка, избавившая меня от скандала, и ее подружка, Гойл, Нотт, Панси Паркинсон с равнодушным лицом, ещё несколько слизеринцев, которых я не знал.
– Поехали, Поттер, – как ни в чем не бывало позвал Малфой, – на вот, держи сигарету.
– Как поехали… – растерялся я, – куда?..
Как будто мы не были ничем связаны!
– На штаб-квартиру, – загоготала Панси, – Драко, ей-богу, если бы этот не был с тобой…
– А нас разве отпускает Кое-кто?.. – тихо спросил я, пытливо вглядываясь в шальные искорки в глазах Малфоя.
– Кое-кто сейчас мирно общается с преподавателями, и на нас ему наплевать с дрезденской колокольни, Поттер. Живем один раз, черт подери! Тебе восемнадцать или восемьдесят пять? Поехали?..
…Уже через пару минут мы неслись по темным улицам, по освещенным ночным набережным, вдоль ажурной ограды парка, по чинной цветущей Виктории, по бизнес-улеям надменного Сити. В кэб набилось куда больше человек, чем положено, но кэбмену заплатили как топ-менеджеру солидной компании, так что он не жаловался. Я сидел, вжатый в сиденье с одной стороны мощным плечом Гойла, с другой – острым локотком моей спасительницы. Смесь духов била в голову, хотя окно было открыто. Нас выкинуло уже у освещенного огнями стеклянно-бетонного великолепия на Боро – мы поднимались на последний этаж, в чей-то шикарный пентхаус с видом на Темзу и Тауэр. Играл одуряющий медленный джаз, вступая в резонанс с моим замедленным пульсом, Малфой всунул мне в одну руку стопку текилы, в другую – страшно вонючую сигарету; я послушно опрокинул стопку и затянулся.
– Наш человек, – засмеялась уже знакомая мне девушка. – Люсинда, очень приятно.
– Ни хрена он не наш, – буркнул сбоку темнокожий парень, кажется, его звали Блейз, – гриффиндорский пай-мальчик. Они не умеют веселиться.
– Умеют, – возразил Драко так, как будто меня там не было, – просто не так, как мы, по-плебейски. Слушают «Паленые Поганки», хлещут пиво, крушат мебель. Ну что с них возьмешь.
– Я уверен, он не станет крушить мебель, – томным голосом произнесла сидящая рядом Люсинда, – взгляните, какой он хороо-ошенький. И ресницы длинные. А на ваших фотографиях, Драко…
Я хотел было уже вмешаться, хотя бы потому, что слышать о фотографиях у меня больше не было сил, но стоило мне попытаться поднять голову, как комната поплыла перед глазами. Ещё одна затяжка – и свет будто пригасили, в глазах потеплело, в голове возникла приятная пустота.
– Я хочу татуировку, – внезапно изрек Малфой, – я забыл. «Слава Слизерину» на выпирающей косточке.
– Забыл, – открыл я непослушный рот, – а я женюсь.
– Он женится! – торжествующе закричал Драко, вскакивая на диван. – Вот это надо отметить!
Карусель тостов закружила волной. Пряный, горьковатый запах самокруток дурманил; Люсинда в какой-то момент оказалась совсем близко, и был второй поцелуй – уже не просто касание, но влажная, волнующая ласка – языками, с прикусыванием, каким-то непостижимым образом моя рука оказалась на её талии и стала спускаться ниже, в складки мыльно-скользкого шелка.
– Ну и дурень, – Малфой бесцеремонно влез между нами, – Снейп меня убьет. Я спас тебя один раз, должен спасать и во второй, что ли?
– Что ты имеешь в виду, Малфой? – надменно поинтересовалась Люсинда.
– А то и имею, – пробубнил он, – что эта телка, Гарри, поцелует кого хочешь, только попроси, а уж сдать тебя накануне женитьбы ей ничего…
Хлоп! Малфой криво улыбнулся, потирая щеку.
– Ты нарвешься, Малфой, – предупредила она, – ты можешь сколько угодно выделываться перед своим гриффиндорским приятелем, но перед нами…
– Дура! – объявил Малфой, хотя по лицу его пробежала тень. – Молчи уже о том, чего не понимаешь!
Люсинда встала, больно пихнув его локтем, и вышла на середину комнаты.
– Ах так, – она повернулась, сердитая и очень красивая, – да всем и так ясно, из-за чего ты не хочешь бежать! – с легкостью она взяла со стола стопку и опрокинула. – Там ты чувствуешь себя королем… с Поттером ты чувствуешь себя королем… самый-сексуальный-говнюк-года…
– Люсинда, – равнодушно позвала Панси, – Люсинда, ты пьяна.
– По результатам-гребанных-опросов!.. – не обращая внимания на Паркинсон, она опрокинула ещё одну стопку и крепко затянулась сигаретой. – Да все знают, Малфой, что ты… ха-ха…
– Заткнись, – прошипел тот, его насмешливость как рукой сняло.
– Дура. Не позорь, – мрачно сказал Флинт из своего угла.
– Романтик, – засмеялась Люсинда, – гей по собственному желанию. Последний-гребанный-романтик Слизерина… вечно ищет, вечно верит во что-то… Счастлив каждому рассказать про свои гей-терзания… Только… ха… Всё никак не соберется с силами, чтобы, наконец, найти себе дружка…
Пустая стопка с упала с подноса и с грохотом покатилась по полу.
Малфой встал, пошатываясь и заметно побледнев. Несколько минут он стоял, будто собираясь что-то сказать, а потом резко развернулся и вылетел из комнаты.
– Тьфу, – Паркинсон поднялась и плюнула себе под ноги, – змеиный клубок. Слизеринцы.
– Но это Слизерин, – просто возразила Люсинда.
«Это Слизерин», – повторил я про себя. Музыка, медленная и отрешенно-пустая наполнила комнату, то ли блюз на четыре такта, то ли медленное регги; зеленое платье девушки и мрачный Нотт, с равнодушием перебирающий стаканы – приподняв полы платья, Люсинда медленно повернулась, качнула бедрами, откинула назад гладкую волну волос. Звучали одни барабаны, нечеткий, волнующий ритм.
За окном ночной дождь зашуршал по крыше, тяжелые капли покатились по стеклу, где-то вдалеке сверкнула молния. Танцующая девушка и тлеющая сигарета, дождь и барабаны – мне хотелось бы как-нибудь это запомнить, запечатлеть, но, к сожалению, молодость сама по себе – выцветшая фотографическая пленка, что-то проявляется со временем, что-то засвечено в памяти к чертям.
Мне надо было отыскать Малфоя.
В передней я долго искал свою куртку и хоть какой-нибудь зонт – дождь усилился. Минут пятнадцать тыкался по шкафам, Люсинда налетела на меня в прихожей, и этот поцелуй был жарким, требовательным, глубоким.
– Подожди… – язык заплетался, – погоди… я же… женюсь…
Её руки были повсюду, и всё, что я смог сделать – нащупать за спиной дверную ручку и толкнуть дверь. Два пролета вниз, до лифта, лифт идет черт знает сколько времени, потом по лестнице до почтовых ящиков, и ещё раз – вниз. Распахнуть тяжелую дверь на сигнализации.
– Я знал это, – выплюнули в лицо, – застегните ширинку.
Снейп стоял перед дверью, мокрый и злой.
Я посмотрел на него, молча, мутными глазами. И это было не виденье. Не сказав ни слова – с него градом катилась вода – он повернулся и, встав на краю дороги, вытянул руку.
Я смотрел на него, на его белое разъяренное лицо, и, знаете, сначала я просто ничего не говорил. А потом что-то щелкнуло в моей голове, перевернулось. Я вспомнил руки Люсинды в прихожей, и Драко, потерявшего дар речи, и гогочущих слизеринцев.
– Я женюсь, – выдавил из себя я, – я признался в своих чувствах. Всё как вы хотели, Снейп.
– Профессор Снейп, – процедил он сквозь зубы.
Непогода усилилась, и за стеной дождя не различить дорожных огней. Такси все не подходило.
– А я не люблю её. Вы… вы испортили мне жизнь. Как вы хотели.
– Полюбите, – не своим голосом ответил он, – все переживания… дело времени.
– Нет. Не дело времени. Не дело времени – лишить себя молодости по вашему желанию…
– Вы бегаете за ней второй год, – проговорил он с какой-то беспомощностью, будто хватаясь за несуществующую соломинку.
– Я больше не…
Я подошел ближе, чтобы не перекрикивать дождь, и только тогда понял, что Снейп был мертвецки пьян.
В говно, вдрабадан, в жопу.
От него разило за версту, и поэтому, видно, он не замечал капель, градом скатывающихся по его лицу, на одежду, которую можно было выжимать, по волосам, прилипшим к шее.
– Отойдите, – я оттолкнул его от дороги и сам выбежал на полосу. Первое же такси затормозило, обдав нас грязными брызгами. Затолкав внутрь профессора, я забрался следом и выкрикнул адрес; шофер смотрел на нас, как на безнадежно больных.
– Сколько вы шатались по улицам в таком виде? – заорал я, как только мы оказались внутри, – вы…
– Я должен был знать, что вы у Паркинсон, – тихо и зло ответил он, – не стоило искать вас по всем слизеринским норам. Это последний раз… когда вам удалось сбежать…
Его язык не совсем его слушался, но мне было совершенно все равно. Несмотря на его глупый вид, во мне поднималась клокочущая злоба, и я ничего не мог с этим поделать.
– Мне все чертовы восемнадцать лет. Я не в детском саду. Я не в клетке. Вы – не гребаный дрессировщик. Я имею право идти, куда я хочу, и делать то, что я хочу. Равно как и вы имеете право нажраться и шататься по улицам, пока не умрете. Уверен, многие были бы этому только рады. Я не младенец. У меня есть свободное время. Которым я имею право распоряжаться. Вы можете разрушить мне жизнь, шантажируя меня. Вы отлично с этим справляетесь. Я уже пошел у вас на поводу. Только потом не удивляйтесь. Никто. Никогда. Не скажет о вас хорошего слова. Мне уже все равно, что я тут говорю, вы все равно ничего не соображаете. Можете убить меня после. Мне уже всё равно. Я всё равно скажу. Ясно вам? Вы – не более чем террорист. Вредитель. Сумасбродный, пьяный, старый…
Он отодвинулся от меня так далеко, как это было возможно, и смотрел, не отрываясь, из другого угла салона. Я не мог определить выражение его глаз. Просто смотрел и всё.
– Вы слышите меня? Вы… понимаете?
– Говорите, – чуть слышно произнес он – неуловимое движение посиневших от холода губ, – говорите, если вам так нравится.
– Вам… ну, конечно же, вам всё равно. Вам всё равно. Как мы были наивны. Думали, что у вас ещё остались какие-то чувства. Конечно же. Вам плевать. Как я не догадался.
– Да. Да, мне всё равно.
– У вас даже гордости не осталось.
Оборвав себя, я уставился в окно. В глазах защипало. Я надеюсь, Снейп подумает, что это дождь на моих щеках. В машине воняло выпивкой – от него, сигаретами – от меня. Прохожие стучали в стекла, когда мы пробирались сквозь толпу на оживленной Пикадилли, огни сливались в реки света, когда мы проезжали по мосту Ватерлоо.
– Мне всё равно, – ещё раз пробормотал Снейп, не глядя на меня, – да, всё равно. Я всё равно… потерял вас.
…Я заплатил за такси и затащил Снейпа домой. С трудом стянул с него промокшее пальто. Буду ещё я с ним возиться. Как был, я толкнул его в кресло и зажег камин. К утру обсохнет. У самого тряслись руки. Где-то по тумбочкам я отыскал свою палочку, вызывал волшебную совиную службу Англии, заказал срочную сову Малфою – в такой-то ливень.
Потом разделся и лег спать под шум дождя.
* * *
Проснулся черт знает во сколько.
– Где Драко?
Стоит надо мной, злой как собака. Утро слепит глаза.
– Откуда я знаю? – сажусь на кровати. – Почему на меня надо с утра пораньше орать??
– Где. Чертов. Малфой.
– Мы… мы вчера вместе были у Пар… у Панси Паркинсон.
– Пили?
Кивок.
– И курили, – с яростью, утвердительно. – Что произошло?
– Я не знаю, – вскочил с кровати в трусах, прижимая к себе одеяло – дурацкая поза, – я не знаю! Почему я должен за ним следить? И вообще, если бы вы меня не забрали в свое дурацкое такси, я бы вытащил его оттуда! Я отправил ему сову! Что вы от меня хотите?
Снейп прорычал что-то неразборчиво и хлопнул дверью, оставив меня в звенящей утренней тишине. Прекрасно, думал я. Отлично просто. Несмотря на ноющую башку, в памяти мало-помалу складывались события прошедшей ночи.
«Последний-гребанный-романтик Слизерина…»
Вспомнил зеленое платье Люсинды, музыку, глаза Малфоя, когда она смеялась ему в лицо, рюмку, покатившуюся по паркету.
То, как мы ловили такси на обочине, под дождем, мои вопли в машине, «мне всё равно»…
Я не знал, что это значит. Снейп заперся в кухне, и впервые за все это время не позвал меня на завтрак. Натянув джинсы, я тихо прошел по коридору и отправился туда, с чего это все начиналось – шесть изуродованных акрилом лошадиных голов. Старая карусель, детская площадка. И ни души. Раннее утро воскресенья.
Я сел на какую-то железную оглоблю и сидел так, пока не надоело. Всё думал о чем-то. О важном. Неважном. Всяком. Думал о том, что зря я, наверное, выбросил тогда флакон со снейповскими воспоминаниями. Возможно, просмотри я их сейчас, я понял бы что-то важное. Что-то из прошлого – что связало бы сокровенное с истекшим сроком годности и океаны ночных огней, когда мы несемся в такси по городу, его слова, его взгляд.
Он любил мою мать. Что-то новое? О чем я не догадывался? Он любил мою мать.
– Поттер, – раздался за спиной мрачный голос.
– Что? Я уже не имею права здесь находиться?
– Недолго. Иди, одевайся. Парадная мантия, белая рубашка, расческа на полке.
– Куда опять?..
– К Уизли. Просить руки у родителей, – сообщил он бесцветным голосом.
– Ах, ну да. Я забыл. План по разрушению моей жизни в силе.
Он смотрел на меня некоторое время со стаканом воды в руках, потом достал из кармана какие-то листочки, раскрошил их в стакане и залпом проглотил всё это.
– Что, тяжело? – с ехидцей поинтересовался я. – Вы хоть помните, что вчера было?
– Не хамите, Поттер, – угрожающе прошелестел он.
– А я помню, – я не знаю, откуда у меня взялась такая смелость, наверное, оттого, что он напомнил мне об Уизли, – вы сказали, что вам абсолютно плевать на самом деле на мое хамство. Вы сказали, что… «всё равно потеряли меня». И я смотрел ваши воспоминания.
В его лице ни что не дрогнуло.
– Вашей матерью, наверное, было приятно обладать как чрезвычайно ценной и труднодостижимой вещью, – ровным голосом произнес он, – вы настолько же независимы и так же никому не принадлежите, как и ваша мать. Вами, полагаю… тоже было бы приятно обладать, – надтреснутым голосом закончил он.
– Вы не верите в любовь, – выдохнул я, – Вольдеморт мне сказал… вы хотели её. И всё.
– Что же именно заставило вас считать, что речь идет о физическом желании?
Отставив в сторону стакан, он подошел ближе и присел на старые качели. Качели заскрипели, на землю ровно ложились золотые тени, небо прояснилось к полудню.
– Взрослейте, Поттер. Взрослея, понимаешь, что каждое понятие заключает в себе множество нюансов и оттенков смысла. Хотеть обладать вещью – не значит хотеть.
Я молчал, пытаясь осознать это. В голове укладывалось с трудом. Сложно было поверить, что он сам-то в четырнадцать лет умел разделять понятия и видеть нюансы.
– Я не хотел вашу мать как женщину, если вас это успокоит. Во мне она вызывала злость так же, как и радость. Её тело меня мало волновало; я хотел чувствовать, что её разум, независимый и такой живой, принадлежит мне. Её душа. Да. Хотел.
– Вы уже рылись в моей голове, – пробормотал я, – я уже под вашим контролем. Вы довольны теперь? Удовлетворены?!
– Прекратите, – резко произнес он, – я был пьян вчера. Меня не грела мысль о том, что я буду ответственен за ваше с Малфоем очередное исчезновение. Я уже объяснил вам, как мог, то, что сказал. Что вы ещё хотите. Вы – довольны?!
– Поэтому вы продолжаете дальше строить мою жизнь? УСТРАИВАЯ БРАК, КОТОРЫЙ МЕНЯ НЕ УСТРАИВАЕТ??
Он встал и зыркнул на меня чернющими глазами.
– Мне надо держаться от вас подальше, – отрывисто произнес он, – если бы я сам не взялся за это, вы крутились бы вокруг ещё вечность.
– Почему тогда – женить? – заорал я. – Почему не в Тибет лет на восемь??
Он стоял у двери и молчал, и смотрел куда-то вниз и совсем не на меня, будто давая мне время для размышлений. Карусель скрипнула и стала медленно поворачиваться. Я как последний мудак вцепился в шею деревянной лошади, и мысли вслед за каруселью лихорадочно заворочались в голове.
Это все было для того, чтобы избавиться от меня – уже капитально – раз и навсегда. С самого начала. С Дрездена. Он придумал все это, как только осознал возможность взять меня под свою опеку. С самого начала. Ему надо меня женить. Женить. Передать под опеку Джинни. Сделать так, чтобы я был занят… Чтобы я был занят. Чтобы я был прочно завязан с другим человеком. С любым… другим… человеком.
– Пошли, Поттер. Пора.
И только из желания обладать мной… как вещью… как моей матерью.
– Конечно, – сказал я, – всё ради того, чтобы меня сломать. Всё с самого начала – оскорбления в школе. Ненависть. Чертова окклюменция. Вам… не удалось проделать это с Лили Эванс. Пытались – со мной. Это ведь одно и то же? Правда?
– Нет, – с усилием произнес он, – вы ничего не понимаете.
– Хотите ещё окклюменции? Хотите, чтобы я слушался вас во всем? Называл вас «сэр»? Унижался перед вами? Чего вы хотите? – я вскочил с карусели и подбежал к нему. – Что вас успокоит достаточно, чтобы можно было меня отпустить?
– Мне нужно вас женить, – произнес Снейп, – и я сделаю это, я обещаю. Хватит… идиотских расспросов. Вы… – он пошатнулся, и я на мгновение я решил, что у него закружилась голова, – вы будете в безопасности от меня.
– Но почему? ПОЧЕМУ? Я был вашей мишенью семь лет, почему вы бежите от меня сейча…
– Иди в дом и переоденься, – медленно проговорил он, – и причешись. Нам пора.
– Никуда я не пойду, я хочу знать, по какому праву вы поступаете так со мной…
– Заткнись, – побледнев, повторил он, – заткнись и иди в дом, иначе я…
– Иначе вы ЧТО?
Не выдержав, я замахнулся, чтобы как следует его пихнуть, но Снейп в мгновение ока перехватил мои руки.
– Убирайтесь, – прошипел он, – немедленно.
– Отпустите меня…
Так мы и стояли вплотную, сцепившись, посреди детской площадки. Солнце грело спину.
– Я… о Мерлин. Поттер… уходи.
Я высвободил руку из его ладоней.
…И он поцеловал меня.
Странно всхлипнув, я вновь вцепился в его сюртук – и повис на нем, отчего-то не в силах пошевелиться. Это было так сладко. Это было так странно. Я почти не почувствовал, что мои кеды уже не касались земли. Подхватив меня, повисшего, Снейп прошел сквозь калитку, шагнул через наш крошечный сад, толкнул дверь в дом. Я вслепую тыкался губами в его лицо. Он наклонился, кровать прогнулась подо мной, завизжали пружины матраса. Я открыл глаза – полосатые сиреневые тени, насыщенный свет полудня, в спальне пахло цветами, в окно стучался жук.
Снейп выпрямился, потирая плечи, – и отошел.
– Достаточно, – чуть слышно проговорил он, – я приму душ. Переодевайся. Нам надо идти.
Я так и лежал, и смотрел на него с кровати. Отчего-то все слова исчезли, растворились. Я снова почувствовал запах умытой дождем травы, когда он нес меня через сад. Запах июльского полудня.
Я вышел в коридор, застегивая рубашку, когда перестала шуметь вода в душе. На кухне что-то играло старенькое дребезжащее радио. Без Драко в квартире было пусто и тихо. Дверь в ванную открылась, он вышел в своем халате и наткнулся на меня.
– Не приближайся.
– Вы поэтому бежите от меня?
Я отодвинулся. Мы стояли с ним посреди залитого светом коридора.
– Тут что-то недостаточно понятно?
– Да, но… вы говорили про мою мать…
Отстранив меня в сторону, он прошел в свою спальню. Я остался у порога, глядя, как он надевает брюки и свою обычную черную робу.
– Я сказал, что не хотел её, как не хотел ни одну женщину, – зло крикнул он мне из комнаты, – хватит. Ты увидел и услышал достаточно. Я вытрясу глупость из твоей головы ко всем чертям. Заткнись. Заткнись. Одевайся.
По дороге мы купили цветы. Много-много пышных белых пионов.
* * *
Он не переступал негласную границу: расстояние между нами не должно быть меньше двадцати сантиметров. Между нашими стульями, когда мы сидели в саду за накрытым столом. Между нашими ладонями, когда мы одновременно тянулись за сахарницей. В животе порхали бабочки, в голове было странно пусто.
Миссис Уизли приняла нас в саду – крохотные канапе с сушеной тыквой, вяленое мясо, клюквенное варенье – всё с едва уловимым привкусом осени. Мои туфли промокли в траве, колено Джинни касалось моего колена; на соседнем стуле сидел человек, час назад опустивший меня в кровать, несший меня сквозь мокрый сад; мне до сих пор мерещится стук жука в окно.
Всё было чинно-мирно. Миссис Уизли так понравились наши пионы. Заминка произошла – как не могла не произойти – только когда мне надо было уже встать и сделать предложение. Наверное, во мне говорил какой-то первобытный инстинкт самосохранения. Джинни была красивая, с трогательной ромашкой за ухом. Миссис Уизли меня обожала, Артур подбадривающе мне кивал. Снейп напряженно глядел в свою тарелку, сжав под столом пальцы – так, чтобы мне было точно понятно: если я сейчас выкину очередной фортель, он сошлет меня в сибирские рудники. В общем, всё это должно было вдохновить меня на подвиг.
Я тупо стоял с поднятым бокалом и молчал. Не мог. Не мог заставить себя вымолвить ни слова. Стоял и думал о какой-то фигне – считал тарелки, размышлял, кто доберется до последнего бутербродика со сладкой икрой, перебирал варианты того, что мне скажет Снейп, если когда-нибудь найдет в себе силы заговорить со мной снова.
Выглядел при этом как законченный идиот.
– Кхм, – наконец, прервал тишину профессор, – Поттер с детства отличался скромностью и застенчивостью. Быть в центре внимания для него – испытание, а очаровательная мисс Уизли, очевидно, лишила его слов. Позвольте мне помочь вам, Поттер, – он недобро взглянул на меня, – оно в правом кармане.
И что-то во мне точно сработало, как будто он сзади пнул меня под коленку. Тупо глядя перед собой, я рухнул в траву – на колени – и протянул в растопыренной ладони уже приготовленную для меня коробочку.
– Тывыйдешзаменя Джинни.
Она счастливо вздохнула…
– Браво, – профессор с ожесточением хлопнул в ладони, – мои поздравления, Молли, Артур.
Он поднялся из-за стола, стряхивая с черных брюк крошки. Громко всхлипнув, миссис Уизли заключила меня в объятья. Артур стоял в растерянности, счастливо моргая, Джинни сжимала в руках кольцо.
– Да, да, да! Конечно, да!..
– Гарри… Гарри, это большая че… честь, и…
– Ах, Артур!
Мы с Джинни чинно поцеловались. Она выглядела очень спокойной. Я – наверное, как будто меня чем-то по голове огрели.
– Спасибо, что согласилась, – наконец, я разлепил губы. Просто подумал о том, что правда – спасибо. В глубине меня жило убеждение, что было бы хуже, если бы и для нее я оказался бы слишком убог. Как-никак, но я даже ощутил какое-то парадоксальное чувство гордости. Мы обнялись. От нее пахло теми же духами, что на третьем курсе. Горький цветочный запах.
– Я тебя люблю.
Я поцеловал её, чтобы не отвечать. Наверное. И в этот же момент поцелуй влил в меня острое и болезненное, как не до конца зажившая рана, чувство злости. Всю жизнь, думал я, это на всю жизнь? Всю жизнь обманывать себя? Из-за чужой прихоти?
Вот гондон!
– Подождешь минуточку?..
Роса промочила ботинки. Ветви краснотала хлестали по лицу. В доме было тихо и пыльно, и никого. Чарли в Румынии, Билл с Флер в «Ракушке», Рон у Гермионы, Перси на работе, дни сменяются ночами, часы тянутся, пропахшие нафталином… Дом – лабиринт, я – Тесей, мой щит пускает по стенам солнечных зайчиков.
В комнатах пахнет цветами, я ношусь, оголтелый, вверх и вниз по лестницам, с мечом и в шлеме, как последний чокнувшийся придурок, да, блин, по лестницам и в шлеме. Лабиринт манил цветочными запахами, истершаяся нить вела за собой.
В мои сандалии забился песок дальних походов под знаменем любви и флагом неудачника.
Мой щит царапал обои и цеплялся за дверные косяки.
Комната сменялась комнатой, громко тикали часы. Я бежал по коридорам этих идиотских нагромождений Норы, в шлеме и с вытянутым мечом, бежал и орал: «Ах ты сука!!! Где ты! Остановись!!». Конечно, всё это мое воображение: я не это на самом деле кричал. Но центр лабиринта манил и отталкивал одновременно, и в этот момент – КЛЯНУСЬ! – я испытывал мистический первобытный ужас – тот, что на грани чувственного извращения.
Зачем бежать по лестницам в шлеме, зная, что там, в самом сердце – там не какая-нибудь девица с клубком – там чудовище?..
Скрипнула ступенька, я яростно рванул на себя дверь, затрещала ткань портьеры, и это был центр – он резко и сильно рванул меня за плечо, подминая под себя; мне не помогали шлемы.
– Это подлость! – орал я. – Подлость! Испортить жизнь человеку из-за того, что не можешь побороть собственную слабость – трусость и подлость! ТРУС! Ты трус и жалкий слабак…
– Довольно, – мою шею обожгло горячим дыханием, – с меня довольно…
Я снова взмыл в воздух ногами вверх, кровь прилила к лицу, мокрым мазнуло лоб и щеки – что-то отлетело и покатилось в угол – моя пуговица, и другая…
– Я…
– Ты… – это был центр лабиринта, дыхание сбивалось, – подлец… я… я сейчас…
Внизу послышались легкие шаги, наши миражи разлетелись в труху, Минотавр ускользнул в тень портьеры.
– Я уже иду, – произнес я, едва ворочая ватным языком.
Остался один миг, пара секунд до скрипа двери, когда всё, что я помнил – было его лицо в миллиметре от моего, и его цепкий внимательный взгляд, и его злобное – «угораздило…»
– Гарри, ты здесь?
…
Шаги ближе.
– Не посмеешь, – прошипел я, – не посмеешь оставить меня сейчас.
– Посмею, – такой же яростный взгляд в ответ.
– Не сме…
– Гарри! Что ты здесь делаешь? – удивленно.
Без щита и без шлема.
Без единой мысли в голове.
– Простите, миссис Уизли, моя вина. Мне не стоило задерживать его здесь.
Место, где секунду назад была его рука, горело огнем. Не глядит в мою сторону. Больше всего хотелось развернуть его и дать по морде. От души. Стереть эту сдержанную отстраненность. Разозлить. Распалить. Ко всем чертям все испортить. Да, угораздило!
Упрямая отстраненность. До свиданья, рад бы пообщаться. Да, да. Ещё раз мои поздравления. Хм, да, теперь вам нести этот крест. Очень рад. Очень рад, Поттер, цените.
…Мы сидели с Джинни на кровати и смотрели друг на друга ошалелыми глазами, пока не стемнело.
За окном сверкнул месяц, ветер зашевелил ветки в саду. Жаркие призраки полудня рассеялись без следа. На последний раз… рассеялись пески, и тени лабиринта, и страшные приключения. Остался сидеть на паркетном полу в кедах.
– Куда ты хотел бы поехать на медовый месяц? – спросила Джинни. – Я всё ещё не верю, что у тебя с той девицей ничего не было.
– Да не знаю, – пробормотал я, соображая, куда действительно ездят люди, – ну, в этот… в Париж.
Только не в Дрезден.
В окно стукнули ветки черемухи. В голове крутились странные разрозненные строчки. На последний раз… на последний раз…
Был ты или не был?
Что за фигня происходила со мной в тот день, я не знаю. Такое ощущение, что из меня вытрясли всё, прочистили диски, оставив пару прошлогодних файлов и немного оперативной памяти. Что это всё означает, мне наверняка рассказал бы Малфой. Малфой… эх, где же Малфой. Горели уши, и кровь прилила к лицу. На щеке до сих пор чувствовал жар чужой ладони. Может быть, мне действительно помогло бы переспать с ним и забыть. Как я забыл тот случай на шестом курсе. В конце-концов, это только оперативная память? Она вовсе не обязана запоминать всё это на всю жизнь.
– У меня с той девицей ни-че-го не было.
– Я тебе верю.
– Это хорошо.
…был ты или не был?
* * *
Мокрые улицы блестели, по небу бежали тучи, и всё это ощущалось очень тревожно. Я бродил по Сохо и колдовал.
Следы путались, уводили меня то в один бар, то в дру ...
Цыца-дрица-ум-цаца
Пост N: 651
Зарегистрирован: 17.05.05
Рейтинг:
11
Отправлено: 01.06.08 21:20. Заголовок: Часть 3. СЕРЬЕЗНЫЕ ..
... гой. Чувство увиденного вело меня за собой. Джинни весь вечер щебетала о том, что нам просто-таки необходимо совершить предсвадебный шоппинг. Перспектива выбирания одного, единственно верного оттенка кружевных салфеточек на праздничный стол приводила меня в состояние оцепенения.
Я чувствовал Малфоя, как чайки приближающуюся бурю. В каждом прохожем я видел его тонкий профиль. Неоновая вывеска Сохо и громила-охранник пропускает меня без очереди… Малфой сидел у барной стойки и болтал ногами. Судя по неначатому коктейлю с глупым бумажным зонтиком, он явился сюда совсем недавно.
– Я так и знал. Я чувствовал что-то, – буркнул он, стоило мне подойти ближе, – что ты ищешь меня.
Я молча взгромоздился на соседний стул. Вокруг нас сновали какие-то андрогинного вида мальчики и те, кто постарше – в дорогих рубашках.
– Итак, – Малфой перехватил мой взгляд, – ты не только преодолел пятнадцатиметровый барьер на подходе к гей-заведению – тебя хватило и на то, чтобы войти внутрь. Я поражен в самое сердце, Поттер.
– Ты одного не знаешь.
Я махнул бармену, уже направляющемуся ко мне со стаканом.
– Двойной виски со льдом… ты одного не знаешь, да и никто не знает, кроме двоих.
– Не говори мне, что…
– Да. Я однажды переспал с парнем на шестом курсе. И это было раньше, чем у меня появился первый опыт с девушкой.
Малфой уронил зубочистку.
– Ханжа сраный.
– Это получилось… сам не знаю, как это получилось. Сделал это для того, чтобы избавиться… от наваждения.
– Избавиться от наваждения, – медленно протянул Малфой, – и удалось?
– Вполне. Мы часто путаем наваждение с любопытством.
Я отхлебнул виски. В баре было относительно тихо, здесь не гремела музыка. На нас заинтересованно посматривал представительного вида мужчина лет пятидесяти. Только сейчас я сообразил, что и в маггловском баре нас могли узнать. Но сдавать назад было поздно.
– Кто это был?
– Какая тебе разница? И потом, чем я буду тебя подкупать в дальнейшем?
– Слизеринская школа пошла тебе на пользу, Поттер, – уязвленно произнес он, прикладываясь к своему коктейлю.
– Впрочем, я здесь не за этим. Снейп тебя ищет.
Малфой неприятно засмеялся. Я пихнул его локтем – серьезно! Он покачал головой.
– Зачем говорить то, что мы оба отлично понимаем.
– Да, но ты там нужен не только Снейпу, – процедил я, чувствуя, с каким трудом мне даются эти слова.
Драко крутанулся на своем стуле.
– Ты маленький мальчик, Поттер? Малфой твоя мамочка? Ты волен делать то, что хочешь. А у меня свои радости в этой жизни. Я, может, вообще… собираюсь в Кардиф.
– В Кардиф, – повторил я озадаченно, – что ты забыл в такой глуши, Малфой? Я не узнаю…
– Не узнаешь, потому что никогда не знал, – с раздражением отрезал он, – возможно, это одно из немногих мест, где меня ещё ждут. Да, а что ты думал? У меня там парень.
– Парень, – снова повторил я.
– И у нас любовь.
– И я, кажется, знаю, где вы с ним познакомились.
– А вот не надо этой язвительности, Поттер! – завопил он, и в баре на нас стали оборачиваться. – Вот не надо! Мы с ним общаемся через компьютер три раза в день! И у нас…
– Единение душ. А фотографию ты его видел?
– А то.
– Красив, как бог?
– Ну.
– Хммм, Малфой…
Мы нажрались как-то тихо и почти незаметно. К нам то и дело клеились мужики, разные – более симпатичные и менее. Один пожилой хрен полчаса втирал Малфою про свою Феррари, пока я чуть ли не за шиворот не вытащил его на улицу.
Холодный ночной воздух студил лицо. У нас горели щеки, мимо пролетали блестящие автомобили. Сохо жил своей жизнью, мы были частью её – искоркой в городской мишуре. Двумя искорками.
– Он не знает ничего – ни о моих родителях, ни о моих деньгах! – громко разглагольствовал Малфой. – Он не будет со мной из-за сраных отметок или квиддичной команды… он…
Был ты или не был?
– Я уезжаю, – он повернулся и с силой схватил меня за воротник, – ты понимаешь, я уезжаю в Уэльс… к чертовой матери… сегодня же.
– Останься на ночь, – я пошевелил одеревеневшими губами, – одну ночь. Я не могу… идти домой.
– Не хочешь – не иди. Поехали со мной, – он пожал плечами.
– Наоборот – слишком, кажется, хочу…
– Я не слишком горю желанием вникать в твою рефлексию, – фыркнул он, и снова стал прежним Драко Малфоем.
– Расстанемся на перекрестке?
– Как в кино.
Ладно.
Малфой прошел три шага и упал.
Я сел возле него на корточках и достал мобильник. Крайне удобное изобретение в этом сумасшедшем городе, забивающим все мыслимые и немыслимые магические каналы. Весьма удобно.
– Але… Сью? Сью, пожалуйста, только не посылай меня прямо сейчас!
Мимо летели автомобили, обдавая нас цветными брызгами. Неоновые огни огибали карнизы, и казалось, что дома омывает река света.
Внезапно разрозненные строчки в моей голове прекратили свое безумное порхание и опустились на свои места, обросли рифмами.
Назови меня Моим именем. Дождевой водой Напои меня.
Я нарежу хлеб, Сыр (для кальция). И вина налью На три пальца я.
И дальше как-то в таком духе. Я шел по улице, обнимая за плечи маловменяемого Малфоя, и бубнил эту муть по кальций, а потом мы сели в автобус, и я принялся бубнить муть дальше. У Сью родители уехали в командировку. Огромная квартира на Парк Авеню была пуста. Мы сгрузили Малфоя на диван.
– Я не могу принести его Снейпу в таком виде.
– Ладно, – буркнула заспанная Сью, вышедшая встречать нас в пижаме, – посторожу этот груз.
– Главное, не пускай его в Кардиф. Пусть проспится. Он думает, что у него там любовь; скорее всего, это не шибко привлекательная его фанатка. Я читал о таких вещах. Детство в компании технологически подкованного Дадли.
– Да ладно тебе, я сейчас припрягу его кухаркой. Говорят, труд помогает, – мы вышли на улицу, и она зябко поежилась. – Ты сам не свой. Что случилось?
– Сам не знаю, – пробормотал я, – что-то случилось. Что – сам не знаю.
– Ну и вали тогда, сгрузил тело и ступай. Буду держать тебя в курсе дела. Раньше первого он отсюда не выйдет.
…Я остался совсем один и чувствовал себя меньше песчинки-искорки, когда стоял в одиночестве на пустой улице перед дверью. Когда он открыл, меня знобило.
– Малфой уехал, – произнес я, честно глядя в его глаза, – а я написал стихи.
На крыльце было темно и мокро, и он так опешил, что даже забыл открыть дверь пошире и пропустить меня внутрь. Удивление его было замешано напополам с неодобрением. От меня несло выпивкой и табачным дымом. Я залез на верхнюю ступеньку и прочитал:
На последний раз – Ни вина, ни хлеба. Нет ни вас, ни нас, Был ты или не был?
Выгляни в окно Где-то в полвторого Что исчезнет, что - Возвратится снова?
А в иных краях (верится, но слабо) Где-нибудь и я Вывалюсь из паба.
Я свалился с печки И хлебнул до дна. В небе льется речка Речка звёзд полна.
А потом ещё прочитал, только тихо и как-то смущенно.
Там сгорит, как свечка, Ручеек комет. Он оставит в речке Кривоватый след.
Мы стояли несколько минут, глядели друг на друга и молчали.
– Всё? – спокойно спросил он.
– Да.
Дверь тихонько прикрылась за его спиной. Теперь он был рядом.
– Итак. Ты пишешь стихи.
– Я раньше… я раньше не писал! – возмутился я. – Это оно само… само как-то так получилось.
Подтянувшись на руках, я забрался задницей на перила. Теперь наши глаза были на одном уровне, только я, наверное, всё-таки пониже.
Снейп вздохнул.
– Расскажи-ка мне, что же произошло сегодня у Уизли.
Мы чуть не переспали. Что, блин, произошло?
Он смотрел на меня очень внимательно. И был очень близко.
– Я представлял себя героем из книжки, вообразил себе щит и сандалии и носился по коридорам. Не знаю почему. Я был зол.
– Я знаю. Ты носился по лестницам с воображаемым мечом?
– И с щитом. И в шлеме.
Здесь ночь была тихой. Трава промокла от росы. На заднем дворе от легкого ветерка позвякивали колокольчики.
– Это то, чего я боялся, – тихо произнес он, – угораздило.
Это я уже сегодня слышал.
– Я не знаю, про что вы, – проговорил я, – может быть, меня отпустит, если вы сделаете то, что не доделали.
И тут же превратился в пьяного подонка. Скомканная бумажка, на которой я накалякал стихи, упала на пол. Улыбка превратилась в кривую ухмылку на тридцать два зуба. Глаз косил. Правый или левый. Несло наглостью и похотью. Смотреть стало больно, сидеть – тесно.
– Вы не думайте, что кого-то там соблазнили, – мерзко растягивая слова на манер пьяного Малфоя, лыбился я, – это ж не в первой, бывает. Как это? Нава… ждение. Как мираж в этой… пустыне. Меч, сандалии, и все эти глюки. Понимаете? Может только и надо… что сделать о чем думали, и забыть. Может… оно… это… помогает.
Снейп моргнул. Поднял голову.
– Вам секса не хватает?
– А вам, что, нет? – нахально парировал я. – Да уж больно вы с этим возитесь. Не надо… бежать отчего бежать не надо…
И был ужасный пьяный поцелуй.
Я потянулся своим мерзким ртом к его губам и чуть не сверзился с перил, он меня только и успел схватить за плечи.
– Хватит, – он отстранился, крепко удерживая меня, чтобы я не рухнул.
– Хорошо, что Малфоя нет, – пробормотал я ещё одну ужасную вещь, и мне даже не было стыдно.
Меня встряхнули за шкирку и затолкнули в дом. У меня аллергия на электрический свет, не иначе. В коридоре пахло зельям и пылью.
– Поттер, – произнес он, посмотрев на меня в упор.
– Это поможет, – с убеждением произнес я, – точно, поможет. Воздержание до добра не доводит, – это была дурацкая школьная банальность вроде тех бубнилок «женский алкоголизм не излечивается» или «не стой раком, привыкнешь». В трезвом виде я никогда такого не говорю. Вы не думайте.
– Ты пьян и глуп, – заговорил он, отчего-то начав ходить по комнатам и холлу, – и то, что я позволил себе некоторую… слабость… не дает тебе права…
– При чем тут право, – я прислонился спиной к двери, наблюдая за его лихорадочными перемещениями по квартире, – о каком ещё праве идет речь, я сегодня чуть не навернулся с лестницы и не сломал себе ногу, я пью в черную каждый день, у меня начинаются глюки и я сочиняю стихи. КАКОЕ К ЧЕРТУ ПРАВО!
– Это не поможет, – он возник на пороге гостиной.
– Поможет! А вы… Вы трус. Вы втайне… втайне хотите этого. Хотите, чтобы я за вами ходил и глючился, и чтобы я представлял, как бы это могло быть, чтобы я женился и продолжал думать об этом, да, да, конечно, – я засмеялся, – конечно, вы этого хотите.
Два шага – и он больно дернул меня за руку, да так, что на запястье уже наливались синяки и болезненно заныла струнка-мышца. Я даже выпрямиться не успел, волосами подмел пол – он втащил меня в гостиную и швырнул на ковер.
– Раздевайся, – рявкнул он, – быстро!
Непослушными пальцами я принялся нашаривать пуговицы и молнии, бесконечные застежки, глядя краем глаза, как он подошел к серванту и влил в себя из квадратной бутыли что-то весьма крепкое. Закашлялся. Выпил ещё.
– Всё равно не успеешь со мной сравняться… я пью с десяти…
Резко вдохнул, опять закашлялся, но упорно выпил ещё. Отложил бутылку и погасил свет. Мы ухнули в темноту, я чувствовал только твердый пол подо мной и уцепился за него как за спасательный обломок мачты. Это было захватывающе: представлять, что вокруг ночь, и мы посреди глубокого моря на одном плоту, и мы вместе цепляемся за прогнившие доски.
Даже солью запахло.
– Поможет, – произнесли надо мной пьяным и слегка недоумевающим голосом, – конечно, поможет.
Моей шеи коснулись жесткие пальцы, море захлестывало борта. Пальцы пробежались по груди – твердость палубы отдавалась в каждом позвонке.
Ноющим членом ткнулся в его грудь, он был без рубашки, но все равно ни черта не было видно – от него, как и от меня, пахло виски, и кожа была тоже пахнущая виски, теплая, чуть влажная, безволосая. Он передвинулся; я возил губами по его шее, его пальцы чуть дрожали, покачивался наш плот. Я попытался поцеловать его, его губы были теплыми и мокрыми, но мы как бы и не целовались, это было бы так глупо с учетом, что мистер Поттер, и я вас ненавижу как и вашего отца, и вы были бы приятной вещью чтобывамиобладать… Вместо этого я ткнулся своими губами в его подбородок, и от этого мне снесло крышу, это было сухо и очень нежно, и его член тоже встал, упирался в мое бедро, я каждой косточкой ощущал колючий ковер, а там, где он сполз, пол нагрелся и прилипал к заднице, и мы так и лежали друг на друге, вцепившись и постанывая, и сил ни на что не оставалось, я только немного раскачивался вверх-вниз (в такт волнам) и он как-то очень крепко обхватил меня коленями, и всё это ощущалось очень глупо, потому что так сексом не занимаются – секс это другое – это ритм, и головой об изголовье кровати, и жар, и музыка в башке, и сползающие гондоны, а тут – чепуха какая-то, и за бортом чайки.
Мы тупо лежали, чуть елозя друг по другу – возбужденно, – и постанывали, и друг друга не слышали вообще, он стиснул мои руки, я его придавил ногой, и пол был горячий, и между нами все было ужасно горячо и липко, и всё равно…
– Я представляю, что сейчас шторм и холодно, а мы вдвоем на плоту, и мы типа тонем, но как бы не тонем, потому что волны стихают, и вокруг темно – ну, как здесь, хоть глаз выколи, – и тут ещё где-то нашарилось одеяло, и мы в нем, короче, лежим, – сообщил я ему, – пожалуйста… отпустите мою руку, это ужасно больно.
– Да, – произнес он одними губами, – да.
Меня обдало ледяным холодом – он поднялся и вышел из комнаты. И вернулся через минуту – меня накрыло ватной теплотой. Одеяло.
– Тут мокро, как в море, – прошептал я.
– Я… я кончил, – это звучало очень странно из его рта, меня примиряло с действительностью только то, что свет был выключен, – я уберу.
– Нет, – я ухватил его за руку, – лежи.
– …не стоило говорить мне, что…
– Мы спасемся, – пообещал я.
Волны накатывали, мы не чувствовали земли. Я лег к нему спиной, и он держал меня, чтобы я не вывалился за борт.
– Держи меня в курсе дела.
– Шторм затихает. Уже поднялись чайки. До рассвета море обещает быть спокойным. Можно залезть под одеяло и заснуть. Если что, я подниму тревогу. Только обязательно нужно высунуть наружу нос, чтобы вдыхать морскую соль. А то под одеялом нам грозит алкогольная интоксикация воздушно-капельным…
– Поттер.
Мои плечи стиснули сильные пальцы.
– Что?
– Ты…
– Всё нормально. Профессор, давайте завтра…
– Профессор завтра протрезвеет и придет в ужас, – пробормотал он, – он уже не знает, куда от тебя деваться.
– Как – куда? У профессора есть план.
– …план отлично работал, пока Поттер не получил простор для воображения… Профессор виноват в этом сам. Ты должен был узнать… вообще говоря, ты не должен был знать об этом. Профессор думал: даже если он когда-нибудь допустит промашку, ты уже будешь привязан к женщине, и у тебя будет своя семья. Это удержит профессора… от глупостей.
– Но профессор сглупил куда раньше.
– Он мог бы пережить и это, если бы ты не начал бегать по лестницам в шлеме…
– Отличная метафора тому безумию, что здесь происходит. Вы… куда?
Снейп поднялся в темноте, лунный свет очертил его профиль.
– Спи. Я посижу здесь. Чтобы переход в иное измерение утром не был… слишком шокирующим. Я всё равно не смогу. Спи. Тебя не укачает к рассвету.
Цыца-дрица-ум-цаца
Пост N: 652
Зарегистрирован: 17.05.05
Рейтинг:
11
Отправлено: 01.06.08 21:20. Заголовок: Часть 4. ПРОЩАНИЕ С ..
Часть 4. ПРОЩАНИЕ С ДЕТСТВОМ
[align:right]И Гарри пошел, пятясь спиной вперед, потому что все, что он оставлял позади, было таким прекрасным, что он не мог оторвать от этого взгляда, и Гарри поднял руку, торжественно махнув на прощанье… Перед ним слезы Лили смыли золу, в которой было перепачкано ее лицо.
Cinnamon, «Прекрасный мир»[/align]
Когда я открыл глаза, наступило утро – и шел дождь. Заерзал от холода под простыней.
– Я здесь, – буркнули сзади.
Комната была неестественно пуста, будто всю мебель и стены накрыли оберточной бумагой. Тусклый свет сочился из приоткрытого окна.
Обернулся. Снейп сидел в кресле, подобрав длинные ноги. В руках бутылка с водой.
– Я тоже хочу…
Встал с пола, завернувшись в простыню. Сделал несколько неуверенных шагов, уцепился рукой за его колено. По руке пробежались мурашки. Воспоминания вчерашней ночи ожили – вплоть до крика чаек и плеска волн. Он не отдернулся. С непонятным выражением скосил глаза на мою руку.
– Мне следует сказать что-то… педагогическое? – спросил Снейп.
– Не сейчас, – присосался к бутылке, – вы… спали?
– Не совсем…Ты в душ?
– Я займу ванную?..
Он молча повел плечом. Неловкая тишина. Мой день рождения. Самый странный из всех.
Снейп так и сидел в кресле, подтянув к груди костлявые колени – странная поза, почти беззащитная, и вместе с тем передающая ощущение замкнутости. Меня как-то переклинило на этом. Это МОЯ вина. Если бы я не вел себя так вчера, намеренно провоцируя его, ничего бы не случилось… Он бы не чувствовал себя так…
Хотя кого я жалею?!
– Ладно, ладно! – неожиданно сиплым голосом закричал я. – Скажите уже, что вы думаете, давайте! Вы можете… переложить вину на меня, если хотите. Сегодня выходной, и у меня хорошее настроение. Я не обижусь. – Встал посреди комнаты, сложив на груди руки. – Давайте, правда! Только… не молчите так. Скажите уже, что вы меня ненавидите. Ну!
Снейп моргнул.
– Я тебя не ненавижу, – медленно сказал он, – к своему несчастью, я не могу тебя… ненавидеть.
– А я не могу ненавидеть вас, – в сердцах произнес я, – мне надо будет как следует сосредоточиться и вспомнить все ваши гадости, чтобы вас ненавидеть. У меня выходной… мне лень.
Снейп молча смотрел на меня из своего кресла, и тогда я, остыв немного, протянул ему руку.
– Нас двое, а ванная одна.
– Вот незадача, – простонал он, завозив рукавом по помятому с похмелья лицу.
Дома было тихо до жути и до одури. Из комнаты Малфоя не гремела музыка, дверь в ванную комнату распахнута настежь, никто с утра пораньше не шляется по комнатам. Мы вышли в коридор: он показался нам огромным. Цепляясь пальцами и рукавами, озираясь, как потерявшиеся дети, бок о бок мы прошагали до ванной комнаты. Я заткнул ванну и включил воду. Над водой повисли клочья пара. Запотевшее окошко выходило в сад, где после дождя поблескивали мокрые листья.
Без лишних слов и без стеснения – куда уже дальше стесняться после вчерашней ночи – я сбросил простыню и быстро залез в ванну.
Снейп так и стоял перед зеркалом в своем сером халате.
– Ты мне соврал, – глухо проговорил он, – ты сказал, что это поможет. Это не помогло.
Он глядел на мое отражение, стоя ко мне спиной. Вода была горячая, пасмурный день лил жемчужный свет в окно.
– Ну садитесь уже, – неожиданно для самого себя произнес я.
Не мог, наверное, больше смотреть на его угрюмость.
– Это не помогло, – повторил он упрямо.
Снял халат и аккуратно повесил его на крючок. Длинные ноги и руки, испещренная родинками бледная кожа, выпирающие кости, острые коленки. Небольшой островок черных, как сажа, волос, гладкая грудь и…
Плеснула вода.
– Ты удовлетворил свое любопытство и свое тщеславие.
– Я не…
– Не стоит беспокоиться насчет меня. Для меня это нормально. Рад, что вам стало лучше. С моей стороны выглядело бы очень глупо обменяться рукопожатиями и предложить всё забыть…
– Да послушайте…
– Что послушать, Поттер? – ванная большая, угловая, но он сидит, максимально от меня отодвинувшись, и смотрит устало. По глазам видно, что не спал совсем.
Я опустился в воду по самый подбородок.
– Не получается.
– Чего – не получается? – язвительно поинтересовался он. – Раз уж взялись вопить с утра пораньше, извольте продолжить в том же духе. А то получится, что вы кичились своей прямолинейностью зря…
– Ну. Вы же сказали, что вчера, что меня тоже, судя по всему, угораздило. А я предположил, что если мы с вами… ну, хотите, скажу… если мы с вами займемся сексом, у меня это пройдет. А оно не проходит.
– Что это у вас не проходит, – проговорил он, не глядя на меня, но это как-то совсем не походило на вопрос.
– Ну, я по-прежнему готов сочинять стихи и ходить… без головы.
– Ходить без головы. Это теперь так называется?
– У этого понятия есть множество…
– Метафор. М-да…
Мы немного помолчали. Кажется, его плечи были уже не так напряжены. Переход в иное измерение для него состоялся?.. Это было страшновато, честно говоря. Сидеть так и осознавать, что ты сказал, что сделал, что произошло и что вообще происходит. Краем глаза я видел его лицо – по нему было понятно, что Снейп тоже где-то внутри борется с множеством перекрывающих друг друга мыслей и эмоций. Нам потребовалось около пяти минут молчания, чтобы справится с собой. Когда он заговорил, его голос выдавал страх.
– И что теперь делать?
– Нам с вами? – я покрутил кран большим пальцем ноги. – Не знаю.
– Я не хотел этого, – быстро произнес он, – я начал. Но я не хотел…
– Угу.
Кран с тихим скрипом повернулся, теплая вода перелилась на пол. Снейп пнул меня куда-то под коленку.
– Оставь это. Ты думаешь, всё так просто? Легко? – теперь он выглядел сердитым.
– Проще простого, – я подвинулся ближе к нему, поднимая волны, и бездумно коснулся пальцами его лица. Осторожно повернул его к себе. Его глаза смотрели внимательно.
Плотно сжатые губы на секунду дрогнули.
– Нет, – медленно сказал он, с усилием подбирая слова, – нет, ты не понимаешь. Это НЕ просто. Кто в здравом уме сможет представить нас… вм… вместе…
Сказал и видно – сам испугался того, что сказал. «Нас», «вместе». Ошарашивающе.
– Можно? – просто спросил я.
Третий наш поцелуй был… Коснуться его сжатых губ своими, влажными от воды, чуть солоноватыми. Подождать несколько мгновений, сидеть в этой тишине, нарушаемой только плеском воды, пока он не сдастся. Его губы слегка дрожат; я обвожу их языком. Сзади само по себе падает полотенце, но мы не слышим. Я впервые за всю свою жизнь осознаю: это не шок, не малодушие и не любопытство – узнать, как твой ненавистный учитель тихо охает – и подается навстречу твоим мокрым пальцам. Это не ужас, не детская жестокость и не просто тяжелая победа – видеть, как он едва сдерживается от того, чтобы не застонать тебе в рот, в губы, вспомнив, как это было – глядеть на тебя на уроках зельеварения и за завтраками в Большом зале – столько лет подряд.
Нет, это не подростковая победа, это не замешано ни на гордости, ни на злорадстве, ни на тщеславии – попасть в безумную-безумную параллель, где он любит тебя. Шипит на уроках и изобретает бесконечные наказания, получает детское удовольствие от того, что ты в его власти, не знает, что делать в этой игрушкой – но любит тебя. Оправдывает себе это жаждой обладания. Желанием держать тебя под контролем, чтобы всегда знать точно, где ты и как ты. Желанием защитить тебя – нормальным, в принципе, желанием, ведь ты всего лишь ребенок, не до конца распрощавшийся с детством. В конце концов, банальным садизмом. Чем угодно, но только подальше от этой безумной идеи, что он любит тебя.
– Профессор, – улыбнулся я, отрываясь от его губ.
– Больше нет… никогда больше.
Профессор Снейп. Профессор Снейп!
– Кто бы мог подумать…
– Никто. Ник-то.
Я не стал отстраняться. Мои руки коснулись его плеч, его груди. Он вздрогнул.
– Пожалуйста… почему… почему вы так смотрите? – я поднял глаза.
– Я не помню, когда что-то подобное происходило со мной за столько лет…
– Вчера?
Он посмотрел на воду. И мягко отстранил мою ладонь.
– Нет… это… давай не будем.
Снова плеснула волна, и он поднялся. Вылез из ванной, скрутив хвост из своих вымокших волос, и обернулся полотенцем. Из его глаз исчезла туманная дымка – как тогда, когда я целовал его.
– Вы… – я сел на бортик, сгорбившись, – вы не хотите меня.
Он обернулся, полотенце чуть не упало. Посмотрел на меня, как будто я грязно выругался.
– Ты, верно, шутишь, Поттер. Просто поверь мне: этого тебе не нужно. Вчерашняя ночь – лучшее тому подтверждение. Прости…
Я замолчал, уставившись на него в замешательстве. Он толкнул дверь.
– Подождите!
Когда он заговорил, обернувшись у двери, его голос звучал по-другому.
– Мне стоит поблагодарить вас за… вашу снисходительность, наверное. Но у меня на сегодня ещё много работы.
И ушел, представляете!!
* * *
Я шел по коридору, оставляя за собой лужицы воды: вода текла с моих волос, мокрые отросшие пряди лезли в глаза, я бесцельно тыкался в стенки.
– Прекратите, – сполз на пол и прислонился спиной к двери его комнаты, – это уже просто глупо. Если это происходит, бесполезно отрицать… вам было хорошо со мной.
– Вам – нет, – раздалось из-за двери, куда более резко, чем я того заслуживал, – прекратите ломать комедию. У вас на носу свадьба. Ваша невеста уже наверняка забила все каминные пути Лондона.
– Она знает, что мне надо побыть в одиночестве, чтобы свыкнуться с фактом женитьбы… Так вас беспокоит это или то, как мне было вчерашней ночью?!
Дверь распахнулась, больно толкнув меня в спину. Снейп возник на пороге полностью одетый.
– Вы НЕВЫНОСИМЫ.
– Это вы невыносимы! Мы уже всё сказали друг другу, профессор! И что теперь, вы будете ломать комедию?
Хлоп дверью!
– Не называй меня «профессор».
– Да какая разница, – со злостью произнес я, – вы были моим профессором, им и остались.
Злобно зыркнул на меня и поджал губы. А я это ненавижу. Ну какой смысл? КАКОЙ СМЫСЛ? Во всем этом? Ждать, когда пройдет?!
Такими темпами – никогда!
А он разозлился. Я видел это. И разозлился на себя – за минуту слабости. Как же. Стоит, даже в сторону мою не смотрит – куда-то мимо. Очень надо. Мне ещё уговаривать.
Вытерся насквозь промокшим полотенцем, ушел в свою комнату, рассекал её прыжками из угла в угол, как чокнутый теленок, замученный мухами. Все раздражало. Я сдернул плакаты и разворот из «Пророка», где мы с Драко оборачивались через плечо на пыльной дороге, грязные и счастливые.
Сова принесла письмо от Джинни, в котором та писала, что всё понимает – это такая мужская фигня, всех нас слегка глючит перед свадьбой… Чтобы я ни о чем не думал, встречался с друзьями, выпивал, праздновал расставание со своей свободой, пока она устраивает нашу свадьбу. В конце концов, всего-то два месяца оставалось до мероприятия.
Это, конечно, было удобно. Ей и вообразить даже немыслимо, что это время я вовсе не трачу на увеселения с приятелями и ночные клубы – что на самом-то деле я сижу в своей комнате и умираю от того, что самый несносный человек в этом мире сейчас так же умирает за стенкой.
И – да. Мы оба ненавидим друг друга.
Просто замечательно!
Тикали часы, туманный полдень мало чем отличался от тусклого утра. Я тонул во временном киселе каком-то. Лежал на кровати и смотрел в потолок. Встал зачем-то только однажды – взял со стола карандаш и записал на блокнотном листке вчерашние стихи, пока они не выпали из памяти. Я почувствовал, как проходит день, только когда пришло время обеда и у меня заурчало в животе.
Тогда мне всё это надоело… Я сунул листок в карман, натянул джинсы и колючий свитер, прошагал к его комнате и толкнул дверь. Не заперто. Прошел мимо стеклянных полок, уставленных колбами, мимо заваленного расчетами стола. Он сидел, записывал какое-то наблюдение в тетради своим крупным аккуратным почерком. Я не стал его трогать. Молча сел рядом на табурет, подтянув к подбородку колени, и стал смотреть на то, как не шевелятся его губы, как не дрогнет его рука…
Я дождался, когда он дописал и перевернул страницу.
– Пошли пообедаем, – предложил я и на всякий случай добавил: – Просто пообедаем. В городе. Ну?
– На кухне есть какая-то еда, – буркнул он.
– Но я больше не могу сидеть дома, – я дернул его за рукав робы, – ну, пожалуйста.
Вздохнув, он отодвинулся на своем стуле и стал смотреть на меня.
– Ты думаешь меня разжалобить, Поттер?
– Да ничего я не думаю! – ощетинился, вскочил с табурета. В его глазах наконец-то проснулось что-то человеческое.
– Ну, хорошо. Иди сам. Я тебя отпускаю.
– Почему я не могу сходить с вами? – спросил я зло.
– А почему бы тебе хотеть идти со мной? Я же… погодите… как это? «Не более чем вредитель…»
– Это давно было!
– Конечно. Сейчас меня повысили до «просто невыносим».
Потоптавшись на месте несколько секунд, я развернулся.
– Я хотя бы попытался выяснить отношения.
Я был уже у самой двери, когда меня окликнули.
– Поттер.
За окном дождь, кажется, прекратился, словно прислушиваясь к его словам.
– Чего?
Уставился в пол, отчего-то глаза поднимать было страшно. Сейчас вот он и скажет мне, чтобы я катился к той самой матери. А я – что делать? – покачусь? А как иначе.
Так мы и смотрели кто куда, боясь сказать то, что сказать следовало бы.
Послышался звук отодвигаемого стула. Я вздрогнул, как от выстрела. А сердце стучало так, будто я поднимался на эшафот. А я всего-то стоял на пороге его комнаты, думая, уходить мне или нет.
ЧТО СО МНОЙ ПРОИСХОДИТ?
И тут же внутренний голос как по расписанию вклинивается: что, боишься, да, боишься? Боишься себе сказать? Боишься. Ну конечно, боишься…
– Я знал несколько путей отступления для себя, – негромко произнес он, – но сейчас для меня остался лишь один. Обернуть все в похоть, в веселье, в шутку – признаться, что-де, да, я хочу тебя, хочу физически, да настолько, что готов был трахнуть тебя у Уизли дома. Это, по крайней мере, забавно. Эдакое молодежное кино.
Он вздохнул.
– Я откровенно рассказываю тебе это и тем самым обрываю тянущуюся позади нить.
Мысли о лабиринте грызут меня, как стая ворчливых собак.
– …на самом деле, проблема в том, Поттер, что я и этого не могу. С тобой… это не секс. Даже здесь ты убедил меня в полной безнадежности моего положения.
– Вы не…
Он покачал головой, и я осекся.
– Вы не правы! Всё будет… всё будет ещё лучше!
Даже в тусклом свете полудня я увидел, как покраснело его лицо.
– Хватит, Поттер. Я ничем не могу тебе помочь.
Я подошел чуть ближе.
От него ничем завлекательным не пахло, и его волосы, высохнув, все равно не выглядели чистыми… Это были не руки, не задница и не ресницы – то, что привлекало меня в нем. Вот как это бывает. Ты всю жизнь самодовольно рассуждаешь про «свой тип». Дескать, блондинка, стройная, обязательно добрая и с очаровательной улыбкой… Это я для примера. Ищешь чертову блондинку в толпе, пару раз, кажется, даже увидел её в метро и убедил себя: это любовь с первого взгляда. Прежде чем ты бросился к ней, она романтично исчезла в переулке, ты рассказывал себе сказки про длиннющие ресницы и тени на чуть тронутых зимним румянцем щеках…
А потом жизнь показывает тебе жопу или средний палец, это уж кому как нравится, и вот ты стоишь посреди комнаты, в доме, где тебя держат силой, и чуть не обделался от счастья от того, что мерзкой наружности брюнет с грязными волосами ответил тебе в привычно грубой форме, но хотя бы ответил, а не послал лесом с порога. Вот тебе и ускользающие блондинки из подростковых снов – все неуловимо похожие на Флер Делакур – махнули серебристыми космами на прощанье и улетели в мокрые сны какого-то другого третьекурсника. А ты остался счастливо лыбиться в лицо взрослого мира, хохочущего в глупое твое лицо: «Ну ты встрял, вот тебе и любовь, парень!».
Вот как-то так, честное слово.
И ты уйдешь?! Глупость-то какая!
– Не знаю, о чем вы там, – бодрым голосом сообщил я, – я вас хочу. Сильно. Как никого никогда не хотел.
А сам внутри сжался весь. Он чего-то там хмыкнул, дал мне денег на кафе-мороженое и вернулся к работе.
Дурацкая неделя…
* * *
Дурацкий месяц. Я болтал с Джинни, оставался ночевать в «Норе», спал с ней на узкой одноместной кровати. С ней я был жестким и агрессивным, ей это нравилось. А я словно мстил за что-то. Когда она, счастливо вздохнув, засыпала на моем плече, я лежал, ткнувшись носом в матрас, и не мог заснуть ещё очень долго. Иногда я вставал, принимался ходить по комнате, переставляя предметы с места на место и выглядывая в окно на ночной сад, будто там показывали прямой эфир Кубка Мира.
Дома появлялся редко. Что-то переключилось снова: почувствовал себя законченным неудачником. Снейп отказывался вспоминать о тех дождливых выходных и обо всем, что произошло между нами. Я либо оставался у Джинни, либо приходил домой поздно, когда свет гас во всех окнах и мы не могли с ним столкнуться. Странное это было время, но по крайней мере я не чувствовал болезненной неудовлетворенности, не мучался стихами и не играл в великого психолога. С Джинни было легко: к ней не надо было искать подхода. В какой-то момент я даже мысленно поблагодарил Снейпа за то, что он устроил мою спокойную жизнь с ней. Она была всем довольна: ласки принимала с нежностью и благодарностью, сама искала моего внимания и не была слишком навязчивой. Как это все мило. Дома же – чувства мясом наружу, эмоции через край, слова-уколы, взгляды, о которые можно порезаться. За что мне это? Что я сделал не так?!
Мальчишник мы назначили пораньше, чтобы я успел отойти от (предположительного) длительного запоя.
Целыми днями мы шатались с Джинни по Косому переулку и ели мороженое. Встречались с бывшими одноклассниками. Нас все поздравляли, Джинни все завидовали. Но по-доброму. Мы удивительным образом всем нравились. Мы были хорошей парой. Я думал о том, что придет время, и я… а может, оно никогда не придет. Мы никогда не были друзьями. Она любит меня. Доверие здесь шло лесом.
Всего-то через неделю отработкам Малфоя у Сью пришел конец. За это время высокочтимый отпрыск древнего рода научился мастерски мыть полы и чистить столовое серебро, явился весь в царапинах и мозолях, но очень довольный. Называет Сью «моя госпожа». Идиотские порывы уехать в Кардиф прекратились, по крайней мере, на время.
Я познакомил обоих с Джинни, а то так толком и не знались в школе.
Я был зол все эти дни, если быть честным. Это я только пытался казаться равнодушным. С Джинни мне было настолько легче, чем с… настолько легче.
Я с утра пил кофе на кухне «Норы», когда она радостно объявила мне, что родители зовут на несколько дней в Шотландию: покататься и познакомиться. И что надо брать самых близких друзей. И что на Снейпа она тоже купила билет.
На пару дней. В Шотландию. Пить виски и наблюдать самые крышесносные в мире зеленые ландшафты. Снейпа три дня уговаривал мистер Уизли. Я наблюдал этот процесс с огромным интересом: был уверен, что он откажется. И из-за этого тоже был на него зол, зол, зол. Все письма возвращались назад, в кухню «Норы» с небрежными пометками «прощу извинить, меня не будет», «не смогу по причине занятости», «спасибо за любезное приглашение, но всё ещё нет». Миссис Уизли была на грани отчаянья.
– Он почти что твой опекун, Гарри! – сокрушалась она, глядя, как я равнодушно вожу ложкой по тарелке с пудингом. – Он же принял такое участие в устройстве этого брака! Я не могу поверить, что он не поедет с нами, это же дело всего нескольких дней!
– Он не слишком социальный человек, миссис Уизли. Вы же знаете, как он избегает общения с другими людьми.
– Но мы можем с ним не разговаривать вообще! Но он же должен поехать!
– А мне всё равно, поедет он, или нет. Этот человек всю жизнь меня изводит.
Молли лишилась дара речи.
Решимость и злость мои были сильны как никогда, когда ясным пятничным утром я забарабанил в дверь квартиры. Снейп открыл мне всклокоченный и сонный, в домашнем халате. Но меня это не волновало. Я спокойно прошел в квартиру и молча начал собирать в рюкзак свои вещи. Это было холодное, яростное безмолвие с обеих сторон. Только когда последний носок был запихнут в рюкзак, я рванул молнию и обернулся. Не могу передать, как я его разозлил тогда. Меня охватило злорадство.
– Может, хоть кофе предложите? – нахально осведомился я.
– Убирайся, – процедил он.
Я видел, как он, не вынимая рук из карманов, стиснул пальцы в кулак.
– А знаете, я очень рад, что вы не едете. Это просто замечательно. Чем меньше вашего отвратительного настроения, тем лучше. Так что можете здесь хоть стены крушить. А я уезжаю.
И это сработало. Именно это. Миссис Уизли, подумал я, должна выдать мне медаль.
– Мне жаль вас разочаровывать, Поттер, – мерзким голосом протянул он, – но буквально на днях я дал мистеру Уизли свое согласие на поездку. Возможно, учитывая вашу хрупкую психику, вас решили пока не информировать об этом…
Вот ведь зараза, а?
Шотландия… Шотландию я помню, как непрерывную зеленую стену, уходящую в небеса. Наши губы были обветрены, и на щеках был румянец. В машине мы проехали вдоль стены Адриана, вдоль пригородных деревушек Эдинбурга. Было холодно и ветрено; согревало только виски, который Гермиона не пила, а Рон пил слишком много – и после этого долго и со вкусом ругался с Малфоем.
Я их не видел давно, и казалось, что мои друзья как-то совершенно незаметно, неуловимо, стали другими людьми – людьми, которых уже не хлопнешь по плечу и не дернешь за рукав. Людьми, которые, может быть, стали взрослыми…
Я глядел на них и на Драко со Сью – Джинни настояла, чтобы они поехали с нами. Разница была разительной. Эти двое в первый же вечер спустили все свои наличные в местном казино, нажрались виски так, что потеряли дорогу до отеля, случайно (Малфой божится, что случайно!) заколдовали водителя маггловского такси, и потом полночи бегали по высоченными зеленым холмам в кромешной темноте в песнями, пока Сью не подвернула ногу, а Малфой, посадив её на плечи, не навернулся в ближайшую канаву.
Мы с Гермионой долго уговаривали миссис Уизли с её материнскими инстинктами, чтобы она не обращала на этих двух идиотов внимания и не переживала чего зря. Мы с Джинни держались за руки и целовались на самом верху разрушенной крепости, обдуваемые ледяным ветром с севера. Я называл её «леди Джиневра», она меня – «сэр Гарольд». Мы даже сделали щит из куска гнилой деревяхи, на котором Малфой, упражняясь в геральдике, немедленно нарисовал два гондона.
И – да, мне отчаянно хотелось, чтобы все это видел Снейп. Я устал, понимаете. Я понял, что устал быть тем, кто вечно делает первый шаг. Устал быть тем, кому больше надо. Устал улаживать, упрашивать, стараться не задеть его, не рассердить, не обидеть. Любовь – грош цена этой любви. Любовь – блажь. Дружба – навек. И всё в таком роде. И я понял, что я, на самом деле, не слишком хороший человек. Иначе меня так не радовало бы выражение его лица каждый раз, когда он нас видел. Я, в общем-то, ради того и хотел, чтобы он поехал с нами. В общем-то, ради того.
Малфой курил на заднем дворе нашего отеля – уютного отреставрированного замка, принадлежащего какой-то местной семье из древнего рода. Посреди двора был каменный колодец с драконом, за рвом уходили в бесконечность зеленые стены – всё как полагается.
– Всё мокро, всё ужасно мокро, – жаловался он, – этот ветер и чертова шотландская погода. И хлюпает в ботинках второй день.
– Мне кажется, ты отлично согреваешься виски.
– Это единственное пристойное, что здесь есть. Но чертов виски. И – боже, Поттер, неужели нельзя было выбрать отель поприличней? И ещё вы с этой Уизли сосетесь на каждом углу. И Грейнджер с Уизли.
– Мы с Джинни обручены, так что будь добр…
– Не буду. Не буду! Думаешь, я не знаю, для чего ты так стараешься, да? Или, вернее, для ко…
– Малфой… это так… – я уставился в зеленую панораму прямо перед собой, – видно?..
Неожиданно голос сел. Черт подери. Если уж болван-Малфой…
– Ну, – он затянулся и выдохнул дым в синее-синее небо, – это кому как. Я ж вижу, как он на тебя смотрит. Я только не пойму, зачем тебе это. Думаешь, я не знал? Фигушки. У Малфоев чутье на «кто кого хочет» передается по наследству. Вы с первого курса были как-то слишком неравнодушны друг к другу.
– Мы ненавидели друг друга!
Он посмотрел на меня, как на маленького ребенка. Это кто здесь взрослый.
– Поттер, не заставляй меня говорить банальности.
Мы помолчали.
Ветер в колодце громыхал какими-то цепями, во дворе поднялся вой. Небо было ясное. После выпитого вчера немного кружилась голова.
– Ладно, – сказал Малфой, – но он всё-таки мой декан. Если что – учти, Поттер, если что, я плюну на нашу дружбу и набью тебе морду. Если что.
А как же. Слизерин рулит вечно. Конечно же. Чего там ждать. Всё шло, как оно шло. Гермиона с Роном и знать не знали про то, что творилось у меня внутри. Раздираемый сомнениями и противоречиями Гарри Поттер. Мы вместе слушали какие-то слюнявые песни про любовь, выпивали в номере, плотно закрыв все окна, чтобы не дуло, и орали с балкона:
I’m lonely as a sailboat That’s lost at sea I’m lonely as a human Could ever be Together we were happy But now we’re sad This loneliness is driving me mad!
Пахло морем, рыбой и сыростью. Всё было хорошо. Снейп жил в отдельном номере далеко от меня. Со мной рядом – Малфой и Сью, и Рон с Гермионой. Каждую ночь мы, прячась от старших Уизли, пробирались в ближайшую деревню на какую-нибудь местную дискотеку. Малфой был королем. Джинни, впрочем, не сильно от него отставала. Мы со Сью стояли в стороне и чувствовали себя Очень Убогими. Впрочем, и на нашу долю доставалось внимание. После таких вылазок Малфой был умиротворен и спокоен. Со своими метаниями на личном фронте он, казалось, заключил какой-то внутренний компромисс.
Всё было хорошо…
Только один или два раза мне не спалось ночью. Я не мог уснуть, ворочался на сыром, как и всё здесь, матрасе, а потом вскакивал и ходил по комнате. В комнате было душно и как-то затхло из-за того, что мы не открывали окна. В гостиничном номере я чувствовал себя зверем в клетке. Это было в последнюю ночь, когда я выбежал на улицу – мне казалось, что я задыхался.
Мне отчего-то казалось, что я сейчас прямо умру.
Выбежал наружу – и исчез, рассеялся по ветру, провалился в этот зеленый мир, в эту сумасшедшую тихую ночь под высоким колпаком неба.
Стоял, чувствуя себя сорванным листком в подножье этого мира, стоял и вдыхал холодный воздух всей грудью.
Что есть взросление? Где она, дорога во взрослый мир? КЕМ И ЧЕМ МЫ ХОТИМ СТАТЬ? Гермиона с заметным уже животиком носит длинные свитера и башмаки на плоской подошве, Рон в старомодном отцовском пиджаке из твида чинно ведет её под руку. С ними уже не поговоришь о сумасшедших влюбленностях, им уже не расскажешь про пыль раскаленных шоссе, пьянящий дух путешествий. Они хотят обсуждать с тобой будущее… расскажешь им про свою любовь, тут же примутся выяснять, а где это она и откуда, а из хорошей ли семьи, а много ли зарабатывает… Да не про то же это, А ПРО ЛЮБОВЬ!
Или – наоборот, до конца не распрощавшиеся с детством. Как Драко и Сью. Так ли надо? Юные душой? Рвущиеся то в Кардиф, то наколоть себе «Слизерин рулит вечно» на какой-то там косточке? Рискующие почем зря всем, просто потому что ХОЧЕТСЯ? Снейп! Снейп считает меня таким же?..
А я? Кто я и где я? За чью команду я взялся играть? Или я где-то посередине? Или я просто хер с горы, песчинка у этих холмов? Может быть, именно в этот момент я взрослею?..
Когда начинаю понимать всё это?..
А я хотел стать дальнобойщиком.
Кажется, целую вечность назад.
Я не слышал шагов, не различал звуков. Горячие ладони коснулись моих висков, прогоняя тягостные мысли, стиснули мои плечи. Твердые теплые пальцы гладили шею. Я подался назад, прижимаясь к его телу. Я не видел лица, не слышал голоса. Только ощущение тепла, только жар объятья. И бескрайнее зеленое полотно впереди. Я хотел сказать… я так много хотел сказать!
Это всё ради тебя, ради твоего внимания! Я злился на тебя и хотел тебя разозлить! Не думай обо мне ничего такого!! Я так хотел, чтобы ты снова меня заметил! Чтобы ты просто смотрел на меня! Это всё ...
Цыца-дрица-ум-цаца
Пост N: 652
Зарегистрирован: 17.05.05
Рейтинг:
11
Отправлено: 01.06.08 21:20. Заголовок: Часть 4. ПРОЩАНИЕ С ..
... ничего для меня не значит, ничего, поверь! Это чтобы ты снова увидел меня!
Чтобы ты снова увидел меня!
Но я не говорил ничего – дыхание перехватило. И спросить, хотелось ещё спросить его, задать все эти вопросы о взрослении и детстве, о моих друзьях, старых и новых, о моем будущем – и о том, стоит ли вообще о нем думать?!
Но я ничего не спросил. Казалось, он обнимал меня целую вечность. Тепло. Безмолвно. И это говорило всё, в этом были все «прости» и «поверь».
И мне ещё одну вещь обязательно хотелось спросить, самую главную…
Сзади хрустнула ветка, я обернулся, и увидел его – идущего ко мне со стороны замка. Ощущение горячих пальцев на моих плечах исчезло, испарилось.
ЭТО ВСЁ ТОЛЬКО ТВОЁ ВООБРАЖЕНИЕ.
Только твоё воображение. Только твоё воображение…
Он молча подошел, не глядя на меня, глядя себе под ноги. Молча бросил на камни теплую куртку. Развернулся. И ушел. И не сказал мне ни слова.
* * *
Мальчишник в «Норе» был в самом разгаре, когда Малфой таскал меня на шее по периметру гостиной, заставляя распевать «О, славься, нежная Джиневра». Приглашены были все. Даже те, кто точно собирался не приходить. Мальчишник – в общем, не совсем правильный это был мальчишник. Нет, мы не вызвали стриптизерш, и не устроили оргию. Пригласили Артура Узили, и Чарли из Румынии вызвали. И Билла, конечно. Тяжелый взгляд Снейпа, пришедшего меня контролировать – КОНЕЧНО ЖЕ – не давал мне покоя.
Я до сих пор не мог забыть Шотландию, тот странный вечер, мистический момент… а, может, я просто перепил виски. Весь путь обратно он будто пытался возместить единственный добрый поступок. Стоически перенося все тычки и язвительные замечания, я думал, что уже никогда не прибуду обратно в Лондон. Конечно, глюк. А то надо же, вообразил себе, что он действительно наблюдал за мной каждую ночь из окна своего номера и переживал, что мне, дескать, там холодно… Как же, как же.
Я зачем-то пообещал себе не пить. Побоялся, видно, что снова что-нибудь привидится. Такой вот суеверный почти ужас. Джинни пришла под конец праздника, интересуясь, как я там, не спился. А я был трезв! Зато ОН-то как раз пил. Что залить, интересно, пытался?
Потом… потом много чего было.
Может быть, это не я решил просто глотнуть пива. Может быть, это не я выставил Джинни восвояси и целовался с Малфоем. Может быть, это не мы с ним прятались от папаши Уизли. Может быть, это не я потом с Джинни вообще творил какие-то непотребства в чулане. Может быть, это не мы втроем решили разыграть Снейпа. А то он мрачный такой. Может быть, это не я…
Цыца-дрица-ум-цаца
Пост N: 653
Зарегистрирован: 17.05.05
Рейтинг:
11
Отправлено: 01.06.08 21:22. Заголовок: * * * Я вылетел на..
* * *
Я вылетел наружу.
– Постойте! Да постойте же!
Подбежал, рванул его за рукав, ткань затрещала.
Снейп обернулся, бледный и разъяренный на меня и себя.
– Если ты вздумаешь спросить «какого черта», ответа не получишь, – рявкнул он, – я иду домой.
– Я…
– Не обращай внимания. Попроси эльфа убрать осколки. И убирайся уже восвояси. Зарой куда-нибудь воспоминания о глупом уикенде. Оставь меня в покое, Поттер.
Опять двадцать пять! Кроме одного долгого, серого, дождливого уикенда…
Кожа, пахнущая мылом, капли воды на полу, пустые бутылки, мокрый сад за окном.
Я перевел дух. Остановился.
– Но зачем так.
Сделав над собой заметное усилие, Снейп обернулся у самой калитки. В его глазах плескалась какая-то остаточная горечь.
– Ты добился того, что ты хотел. Ты хочешь, чтобы я сказал тебе это? Да. Мерлин. Я тоже способен на ревность. Если меня… – его голос дрогнул, – особенно, если меня довести. Убирайся. Убирайся.
Грохнула пустая бутылка, зазвенели цветки-колокольчики. Сад опутали сети-сумерки. Ночные тени. Только спустя несколько минут я понял, что мне надо что-то сказать.
– Может быть, хватит ссориться.
Я не мог ждать, понимал – он уйдет и все. Он смотрел на меня устало и зло. Он смотрел на меня, как на что-то очень дорогое, что придется отдать. Так и было на самом деле. Я – что-то, что он отдает другому, или отдал, уже давно.
Он дернул ручку, и тогда я поцеловал его. Зло. Быстро. Покрывал поцелуями его жесткое лицо, его упрямый рот. Он толкнул меня, мы начали драться – безумие… В какой-то момент было уже совершенно непонятно, целуемся мы или деремся, и он не мог контролировать свое тело, я чувствовал его напряжение, его возбуждение в каждом тумаке и в каждом повороте…
Тяжело дыша, мы отстранились.
– Я БОЛЬШЕ ТАК НЕ МОГУ.
Я тоже…
Я х-о-ч-у-т-е-б-я. Одними губами. Я люблю тебя. Про себя.
И снова куда-то ухнули триллионы слов.
– Пожалуйста. Пожалуйста… – мое дыхание срывалось. Я смотрел на его губы.
Охнув, он подхватил меня на руки. Его пальцы сжимали мое плечо так, что было больно вздохнуть или пошевелиться. Обхватил меня обеими руками. Я не успел и слова сказать, как мы аппарировали.
Вцепившись в меня, как утопающий в последнюю соломинку, он толкнул дверь ОПЯТЬ в холле было ОПЯТЬ пусто и темно и тихо ОПЯТЬ о господи моя рука гладила его там… опять-опять-опять. Мы рухнули в кровать, мои дрожащие пальцы тут же, конечно же, потянулись к его ширинке. Тогда для меня исчезли мысли и звуки и запахи и цвета И ЧЕРТОВЫ ЗНАКИ ПРЕПИНАНИЯ.
Эмоции как раскаленная металлическая сетка и вот она на моей коже и на его коже тоже ВСЁ ЭТО ТАК СЛОЖНО ДЛЯ МЕНЯ соображать и записывать и ощущать сложно.
Я НЕ МОГУ УБЕРИ СВОИ РУКИ говорит он и пытается отпихнуть меня Я СЛИШКОМ ЛЮБЛЮ ТЕБЯ ТЫ ПРИДУРОК ТЫ РЕБЕНОК ТЫ НЕ ПОНИМАЕШЬ. Он приподнимается чтобы уйти и я прижимаю его к кровати в своей дурацкой модной мантии купленной мне Джинни и с прической как с обложки Ведьмополитена и я говорю ему что действительно чувствую о нем без всяких звезд и морей и плотов и мать их комет и всего этого.
А он говорит НЕТ НЕТ НЕТ я с тобой ненавижу себя Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ за свою слабость и чувствую себя старым и УБИРАЙСЯ ОТСЮДА ПОТТЕР иначе я…
Иначе я…
Я вцепляюсь в него и повторяю САМЫЙ САМЫЙ САМЫЙ САМЫЙ ЛУЧШИЙ САМЫЙ ЛЮБИМЫЙ МОЙ.
И потом просто МОЙ.
МОЙМОЙМОЙМОЙМОЙ.
Пожалуйста.
(хватит. Это невозможно. Я не могу так больше. Ты доведешь меня… ХВАТИТ я устал с тобой бороться…)
МОЙ. Пожалуйста, не надо со мной бороться…
(я не могу ох черт я слишком так – о Мерлин – убери свои руки – мне будем больше ссориться – просто оставь меня – просто уйди – я – тебя – нена…)
МОЙ.
Пожалуйста. Позволь мне…
(я же уже сказал всё что ты хочешь – прекрати – Я БОЛЬШЕ НЕ МОГУ ТАК – Поттер – ПРОСТО ДАЙ МНЕ ВСТАТЬ!)
Пожалуйста. Доверься мне. Только один раз позволь мне… я покажу тебе. Я люблю тебя. Мы сможем это…
(пусти меня – мать твою – это…)
Пожалуйста. Доверься мне мне хорошо с тобой пожалуйста.
(мне хорошо с тобой)
Мне хорошо с тобой…
Я не люблю её никого я люблю тебя. ЛЮБЛЮ ТЕБЯ.
Потрогай его. Просто потрогай. Пожалуйста. Медленно, очень медленно я кладу его руку на свой член. Его пальцы подрагивают. Обхватываю его голову руками, мы оба мокрые как мыши, с нас градом течет вода… КАКИЕ СЛЕЗЫ СОПЛИ ПОТ ЧЕРТ ЗНАЕТ ЧТО. Я боюсь уже, что всю оставшуюся жизнь от любви буду раскисать и вот так вот хлюпать… это ужасно, но мы оба такие, и смеяться друг над другом мы не станем… я шепчу ему в ухо, он кончает, и смотрит на меня с непонятным выражением в глазах, рвется встать, но тогда я наклоняюсь, и он откидывается назад…
– Это хорошо… хорошо… всё хорошо… – бормочу я как заведенный, – просто позволь мне…
Провожу по нему губами, он снова возбуждается ГОСПОДИ КАК ХОРОШО тереблю языком крайнюю плоть, но не даю ему кончить, чувствую приближение языком, жаром, вибрацией, но когда он уже на краю – останавливаюсь, сбавляю темп – он чуть успокаивается и понимает, что все действительно иначе и что…
– Ты держишься…
– Поттер…
Я позволяю ему излиться в меня, только когда его дыхание становится ровнее… его оргазм… его лицо почти спокойно, такое СЧАСТЛИВОЕ…
Я ТЕРЯЮСЬ.
Я ТОНУ.
Он смотрит на меня, когда я сглатываю, с удивлением и неверием. Ну да. Я сглатываю, боже мой, да по сравнению со всем, что я хотел бы сделать для него… Когда я, обессиленный, откидываюсь назад, он ложится рядом и смотрит вверх. Я улыбаюсь. Счастливо и бездумно.
Проходит столько времени, пока кто-то из нас решается нарушить молчание.
– Я не думал, что с тобой смогу так, – тихо говорит он, – честно говоря, я думал, что так и буду всю оставшуюся жизнь кончать в штаны только при звуках твоего голоса, хуже третьекурсника.
– Это будет крайне неудобно на семейных обедах в гостях у Уизли.
А потом он наклоняется и делает мне минет. Долго. Мучительно хорошо. Так умело. Когда я, обессиленный, ухаю на подушки, я говорю ему, как он мне делает хорошо. Он не отвечает, только стискивает мою руку под одеялом. За окном ночь, тихая и глубокая. И она вся у нас впереди.
Он может кончить от одного моего прикосновения… но только я могу заставить его продержаться так долго, как я хочу…
Мы спим и видим сны. Просыпаемся через каждые полчаса. Сны короткие, запутанные, очень яркие. Сидя перед кроватью, переключая телевизор, рассказываем их друг другу. Мне снятся лодки, дикие прерии, зеркала-обманки и вкус шотландского виски. Ему – заброшенные дома, кровавые причастия, бесконечный Гарри Поттер повсюду – ПОТТЕРОВЩИНА КАКАЯ-ТО – мы смеемся. Где-то в полтретьего нам ужасно хочется есть.
Мы долго стоим под душем, надеваем джинсы.
Ночь темна…
Я выхожу на улицу и чувствую, как у меня подгибаются ноги.
– Ты меня сексом замучил, – он поддерживает меня за плечи, хотя у самого дрожат коленки. Мы идем к китайской забегаловке с take-away.
– Как там праздник твой, интересно.
– Мне не важно. Мне совершенно неинтересно. Да всё будет хорошо. Мне даже всё равно, что об этом мальчишнике будут судачить.
– Виновник торжества ушел со своим бывшим профессором и до утра с ним уединился.
– Ну да. А разве о нас с тобой такое ещё не говорили? – я пожимаю плечами.
– Что о нас только не говорили…
– Ты огорчаешься по этому поводу? Я убью всех журналистов.
– Всех? – он поворачивается ко мне и смотрит очень серьезно, но глаза блестят. – И скормишь мне их мозги на завтрак?
Тут уже улыбаемся мы оба. Китайское кафе подмигивает фонариками. Мы изучаем меню слишком долго, потому что моя рука оказывается в кармане его брюк.
– Тебя история с гласностью беспокоит на самом деле? – спрашиваю я.
– В данный момент меня беспокоит только…
– Кхмммм…
Он так смешно ахает. Я убираю руку. Мы берем рис, лапшу, жареных креветок с кунжутом, ростки сои с бобами и утку, он послушно платит, и я пихаю его в бок – а как же ужин при свечах… По дороге домой я, кажется, засыпаю и вижу ещё парочку снов, роняю пакеты с едой, чуть не падаю в грязь, увлекая его за собой, жестко палюсь, сонно выпрашивая у прохожего зажигалку, и вообще доставляю кучу хлопот.
Дожидаюсь, естественно, когда он выйдет из себя, сунет мне в зубы пакеты, возьмет меня на руки, как маленького, и затащит в дом.
– Я так…
Он прикладывает палец к моим губам, распухшим от поцелуев.
– Я знаю. Я тоже.
– Мы…
– Да. Кошмар.
Потом мы долго-долго сидим на полу перед кроватью и едим всё, что мы притащили. За окном предрассветное небо. От еды и усталости дико хочется спать. Я отрубаюсь где-то на середине передачи про жителей Амазонки.
* * *
…Когда я просыпаюсь, его нет.
Как в рекламе мыла.
На полу одноразовые вилки, промасленные обертки, пустые бумажные стаканы. Телевизор выключен, постель убрана. За окном туманное осеннее утро. После вчерашнего болит абсолютно всё, но мы не пили, и голова легкая и какая-то совершенно пустая. Оно ещё не навалилось на меня. Я не прочувствовал.
К половине второго меня развезло, как мартовскую дорогу. Превратился в зомби. Ходил по комнатам и искал Снейпа.
Искал очень тщательно. Как будто он мог спрятаться в холодильнике или закрыться на балконе. Хотя любому было понятно, что он ушел и всё. Ушел. Так бывает. Я ходил и искал его в жуткой тишине, а потом стал убираться – как на похороны, отчего-то подумалось мне, чтоб было чисто – и нашел письмо.
«Поттер,
Нет, я не скрываюсь слишком тщательно, мои шпионские годы, хвала Мерлину, позади. Я не делаю так, чтобы ты не смог меня найти: я хочу, чтобы ты меня не искал. Но я хотел бы, чтобы я никогда не встречал тебя, Поттер.
Это адская жизнь, полная взлетов и таких же страшных разочарований. Это как по лестницам в шлеме, глупо тычась в углы – вслепую – мучительно ревнуя, ненавидя себя и тебя, умирая каждую ночь и возрождаясь каждое утро. Тебе не нужна такая жизнь. И точно тебе не нужны такие отношения. У тебя прекрасное будущее. Образование. Мое воспитание. Карьера. Невеста.
Пишу на перроне, перо скользит, ещё и бумага вымазана в какой-то дряни, кажется, она капает с моего носа. Прости, если нечитабельно.
С.»
За окном сильный порыв ветра срывает последнюю листву, а у меня в этот момент крышу срывает и уносит навстречу закату. К полудню собирается гроза, приходят Драко со Сью, приносят пиццу, включают телек.
У тебя взгляд стеклянный…
До первого числа приведи себя в форму…
Ты жениться-то собираешься?..
Я хожу по потолкам и стенам, я включаю и выключаю телевизор, день тянется как моток синтетических ниток – ни оборвать, ни смотать обратно. Та нить, что связывает тебя с солнечным светом. С выходом из лабиринта.
Дни проходят, как проходят сезоны. С утра светло-солнечно, к полудню собирается гроза, капли дождя со злостью барабанят по стенам; я не помню, что я ем и что пью. Я вообще ничего не помню.
Как-то раз эта парочка, кажется, вытащила меня в кино, где я заснул, потом в клуб какой-то, где я мрачно напился и меня тошнило по дороге домой. Я помню.
– Я сказал ей, что ты заболел, – Малфой с утра стучит в дверь спальни, – не показывать же ей тебя в таком виде.
– Кому – ей?..
– Джинни, невесте твоей, идиот!
У нас образовалась странная община: Сью, Драко и я. С этого всё и начиналось, только теперь эти двое жарили креветок, смотрели «Твин Пикс», жгли свечи, когда было лень махать палочкой, и играли в «Правду-или-раздевание», а я слонялся по комнатам как ублюдочное привидение и уныло жрал на кухне сырные крекеры. Пару раз к нам даже забирались репортеры, абсолютно уверенные в том, что Гарри Поттер один жить не в состоянии по причине душевного расстройства, что, в общем, было недалеко от истины. Правда, одного появления Сью на пороге в трусах и с воинствующим выражением лица было достаточно, чтобы журналисты признали в ней ту самую деловую девчонку из офиса и быстренько убрались восвояси.
Сезоны сменяли друг друга в одной квартире: на кухне была гроза, спальню освещало тусклое осеннее солнце, яростный дождь рвал на части холл со всеми дурацкими вазочками, статуэтками и картинками, где мы были вместе – я и Снейп, я и Драко и все мы втроем… Снейп ненавидит фотографию, а Сью вытряхнула всё это добро с антресолей.
Как-то раз Драко притащил пластинку какой-то новомодной маггловской девушки-певицы, и мы слушали её, пока он курил в мокром саду в полдень, а я сидел на ступенях и слушал звук ливня. Не знаю, я вообще-то в музыке не знаток. Но я запомнил, как она пела:
Любовь – проигрышная игра. Игра, в которую я бы хотела никогда не играть! Любовь – это проигрышная игра…
…К нам, конечно, заглядывала Джинни. Лечила меня от всяческих дурацких придуманных болезней. Мне никогда не было так стыдно и так смешно, как в тот вечер, когда мы втроем, в ожидании её визита, сидели за бутылкой вина и придумывали, какой диагноз мы ей объявим.
– Может быть, ты болен красносыпным почесуном? – отплевываясь от ржача, мы отрывали бумажки с названиями болезней и кидали их в шляпу, размышляя, какой подойдет мне лучше всего.
– Или бегательной горячкой с припадками?
– Спасибо, Сью. Я не буду валяться здесь в агонии, как только Джинни придет.
– Тогда у тебя синдром беличьей хваталки.
– Воспаление среднего междухвостия.
– Опа. Не перещеголять. Ну ладно… отек ушного чехла.
– Ушного… чего?
– Чехла. Наливай, Малфой.
– Перелом сосудистой коробочки.
– Укус кривозяпого кнаррла…
…Любовь – это проигрышная игра. За окном барабанил дождь. Я не помнил, когда он ушел и что за собой оставил. Я прекратил вести счет дням. Скоро, по всей вероятности, у меня должны были кончиться деньги, лопнуть лампочки или появиться пролежни, но ничто не могло вытолкать меня из дома. Приходила Джинни, терпеливо слушала бред Малфоя про Отек Слизерина, коротко вздыхала, вываливая из сумки на стол абсолютно все лекарства, которые могла утащить с собой – от простуды, аллергии, ушной болезни, расстройства желудка, инфекции кишечника, от суставов, мышц, переломов, почек, печени и сердца.
Потом долго пила чай на кухне с мрачной Сью, потом ещё немного сидела у моей постели и читала книги. Как только Малфою всяческими ухищрениями удавалось выставить ее за дверь, в спальню заходила Сью, злая как три черта.
– Сволочи, – шипела она, сгребая все мыслимые и немыслимые лекарства с тумбочки в мусорное ведро, – два великовозрастных паразита. Ненавижу вас. Ненавижу.
Хотя любовью к людям Сью не отличалась никогда – и Джинни она никогда не симпатизировала, считая её самовлюбленной и стервозной девицей, – сейчас ей, участвовавшей в наших увеселениях, было её жаль. Она отходила от встреч с Джинни сутками, что изводило Малфоя; ходила по квартире дерганая, нахохлившаяся, как голодный воробей.
Сью не любила девиц очень сильно. С детства, говорила она, её тянуло к мальчишкам. Хотя секс-символом ей определенно не грозило стать – Сью могла весьма объективно оценить свои данные – ни с кем, кроме мальчиков, она жить не могла, не желая, однако, быть мальчиком, а очень даже оставаясь девчонкой. Джинни в этом была похожа на неё, только она, к негодованию Сью, заявлялась в кружевных чулках и шелковых мантиях, распустив по плечам пушистые рыжие волосы. Джинни как-то вздумала ревновать меня к Сью, но, увидев это сердитое чудо в тапках за завтраком, кажется, успокоилась.
Так они и сидели на кухне, две женоненавистницы – одна в декольте, другая в джинсовых шортах и с ободранными коленками. Одна нервно глотала кофе, другая жалела. Малфой, умевший оценить иронию ситуации, был готов смотреть на это вечно.
Когда она уходила, я, мнимый больной, вставал с кровати и тащил свою задницу к телевизору. Малфой, чтобы задобрить Сью, выдавал Ослепительную Улыбку Короля Школьного Бала, а она упорно на нас дулась.
– Ты не понимаешь своего счастья, глупая! – говорил он, совсем как тогда, в начале лета, когда мы колесили по немецким шоссе. – С тобой два самый горячих парня школы, а ты даже не понимаешь!
– Педики чертовы, – бурчала Сью, – какие вы парни. Те же подруженьки, тьфу, не люблю девчонок.
Тогда Малфой, конечно, ревел: «Я тебе дам девчонку!!», обхватывал её поперек тонкой талии – кожа да кости, синяки да царапины – и обносил по комнатам, угрожая выкинуть в окошко, Сью визжала… и так каждый день.
Игра, в которую я хотел бы никогда не играть!..
ЧТО ДАЛЬШЕ, ЧТО ПОТОМ, ЧТО ТЕПЕРЬ? КАК НИ ИГРАЙ, ВСЮДУ В ПРОИГРЫШЕ! Чертовы сезоны! Чертова гроза за окном! Ненавижу Англию! Ненавижу Снейпа! Ненавижу себя!
В ответ на это мне казалось, он кривит губы в мучительной усмешке, и мы с ним где-то на далеком берегу, вроде Кубы или, может быть, Испании в несезон, когда холодное море и целый день ешь мидий на берегу, но в такие моменты перепуганный Малфой тряс меня за плечо, и я просыпался.
– Хватит вопить уже, Сью и так злая, ты ещё ей спать не даешь.
Сью хмуро барабанила пальцами о косяк двери.
– Мне, между прочим, завтра на работу. Вы вообще знаете, какой сегодня день? Бездельники безработные, корми их ужинами всю жизнь…
Руки дрожали. Ноги дрожали. Встал с кровати – чуть не упал. Малфой нахмурился, подошел, помог мне подняться.
– Может, это мы сглазили, и тебя правда почесун какой одолевает?
– Иди ты… со своим почесуном… я не смог заснуть.
Тогда Малфой, почесав в затылке, натянул кое-как на меня куртку и вытолкнул на улицу. Было около пяти утра, меня бил озноб, с неба падала какая-то муть и затекала за шиворот. Бок о бок мы с ним прошли по пустынной улице, только на углу у булочной нас чуть не сбил зазевавшийся лихач на «Кэмри». Так мы и шли по мокрым улицам в предрассветной темноте, пока я не ткнул его в бок, остолбенев от дежа вю.
– В Косой переулок?
Как в тот самый день – уже, кажется, тысячу лет назад – когда мы под неусыпным контролем шли по этой же улице, но раскаленной от летнего зноя. Тогда ещё Малфой заводил знакомства с людьми на автобусной остановке, а я пробовал курить, хотя это у меня плохо получалось. Да и по правде говоря, не нравится мне это курение, не срослось…
Я был бледный, опухший, невыспавшийся, больной.
Улица блестела, как начищенная металлическая пластина. Дома будто расступались перед нами. Столько идиотских, пустых дней. Столько дождливых ночей. Столько убийственно безнадежных мыслей. Часы уныния.
Стена открылась перед нами, приглашая. Косой переулок давил тишиной. Вывески были убраны…
Вывески.
– Малфой! Какой сегодня день?!
Он взглянул на меня устало и забубнил: ну что вы со Сью заладили, ну как же вы меня достали, какой-какой, да никакой, он тут умирать собрался, я выгуливаю его в пять утра, чтоб не орал по ночам, как обычно, а он заладил, день как день, первое сентября, блин…
– Поттер! Ты куда?
Я обернулся, задыхаясь.
– Прости. Простите. Пожалуйста, простите, я не могу, мне пора, он отходит…
– Кто отходит??
– Поезд отходит… Экспресс! Малфой! Живите у нас со Сью… места… до хренища… водите, кого угодно… только это! Не отбирайте друг у друга парней!!
– Поттер, ты охренел?! Ты в Хогвартс, что ли, собрался??
– Я понял! Я же этот! Ребенок! До конца! Не распрощавшийся! С детством! – выкрикнул я, пятясь к выходу в город. – Мне надо в школу! Малфой… Д… Драко…
Он взмахнул мне на прощанье – как птицу выпустил.
Посмотрел скорбно. Вид у меня, наверное, был – всех святых выносите. Как есть, безумен.
А потом засунул руки в карманы, покачал головой.
– Ты правда любишь его, да? – спросил он тихо, так, что я едва расслышал. – Я думал – блажь, страсть, пройдет.
– Не прохо-о-о-одит! – стена начала закрываться. Сквозь сменяющие друг друга прорези кирпичей я видел его лицо.
– Знаешь, я завидую тебе, – пробормотал он.
И улыбнулся.
Как когда-то очень давно.
Цыца-дрица-ум-цаца
Пост N: 654
Зарегистрирован: 17.05.05
Рейтинг:
11
Отправлено: 01.06.08 21:23. Заголовок: ЧАСТЬ ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНА..
ЧАСТЬ ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ.
[align:right]«Снейп мрачнел с каждой секундой, его ладонь легла на жалобно скрипнувший от ее тяжести подоконник, скользкая прядь волос была нервно сжата во рту. Он с каким-то отчаянным выражением на лице смотрел на фигурку в белой куртке и кривил губы так, словно ему было отчаянно больно.
Это случилось, как вспышка Сверхновой. Слова Снейпа о том, что чем меньше людей будут вокруг тебя, тем меньше они пострадают от угрожающей тебе опасности, вновь всплыли в голове у Гарри так же четко, как если бы профессор вновь произнес их.»
Constance Ice, «Лес теней»[/align]
Я с трудом вспоминаю, как доехал. В поезде был шум и гам, я приобрел билет в кассе, проводница запихнула меня в купе к третьекурсникам. Кости ломило, из носа текло. Не хватало ещё, чтобы меня здесь узнали – я оказался вместе с какими-то напыщенными слизеринскими юнцами и одной белокурой девушкой, сразу натянул на нос воротник свитера и по самый нос закрылся капюшоном.
Меня трясло и знобило, видать, ещё со вчерашнего вечера. Это по весне у психов обострение, я читал, но осенью-то?.. Забился с самый угол на верхнюю полку, но подростки были заняты какими-то своими делами: обменивались музыкой, до бесконечности обсуждали какую-то однокурсницу Пэм, которая замутила с Никки Роджерсом, пару раз прошлись по МакГонагалл… Я ждал имени. Имени не прозвучало. Может быть, потому что они слизеринцы.
Только один раз меня окликнул темноволосый крепыш в пиджаке.
– Эй, а ты откуда? Новенький, что ли?
Я ещё крепче замотался в одежду.
– Я не из школы. Я к Хуч.
Они потеряли ко мне интерес. А я не мог заснуть: смотрел на них сквозь полудрему и тихо завидовал. Я никогда не завидовал…
Он никогда не ревновал.
У них было впереди всё: оценки, приключения, новые и старые друзья, первые поцелуи, Выпускной бал. А у меня за плечами – лишь воспоминания о долгом уикенде, пьяные дремы о кометах, стихи на вымокшем под ночным ливнем крыльце, такси, несущее нас по набережной Виктория, а мы внутри ещё не знаем, что любим – но уже яростно ненавидим друг друга…
Поезд взвизгнул колесами.
Девушка торопливо мазнула перед зеркалом помадой.
Я вышел из вагона и увидел его.
Я мог свалить это на ночные глюки, на начавшуюся болезнь, на расстроенную психику, на то, что я едва не грохнулся со скользких ступеней, на туман, застилающий мне глаза – но когда я вышел из поезда, я увидел его. Платформа была усыпана рыжими листьями. Тонкие, сухие ароматы сентября.
А я вышел из поезда и увидел тебя.
– Какого черта… какого черта… вся жизнь к чертям.
И я повторял вслед за ним, как веселую песенку: вся жизнь к чертям, вся жизнь к чертям, тра-ля-ля, мы все умрем, да-да-да. Повис на нем. И на нас смотрели все. И эти святые дети из вагона. И другие дети. И какой-то профессор, вышедший поздороваться со Снейпом. Все.
– Вся жизнь к чертям…
И дальше я вообще не помнил ничего.
А когда я очнулся, я понял, что снова оказался в детстве. Передо мной был до ужаса знакомый потолок Больничного крыла.
– Добро пожаловать в Хогвартс, Гарри Поттер, – так знакомо пробубнила Поппи. – Ух, убить готова молодых людей, не следящих за своим здоровьем!
– А что… со мной?
– Что, что, – под нос мне сунули тарелку с таблетками, – развившаяся пневмония. В какой дыре вы проживали последние месяцы, чтобы довести себя до такого?
– В одной очень веселой общаге… А Сн… Профессор Снейп…
Зазвенели шприцы и склянки. Поппи отошла, раздвинула шторы – и мне в глаза ударил яркий солнечный свет вместо унылого лондонского смога за окном.
Помолчав, она проговорила сердито:
– Я его уже лет пятнадцать пытаюсь отправить лечиться, только он же брыкается, как раненый дикобраз. Вчера, вон, принес тебя, на самом лица нет, я ему говорю – да успокойтесь, вон, зелье сварю вам, нервные клетки же не восстанавливаются, а он мне – да замолчите вы, несносная женщина, если Поттер завтра же не встанет здоровым, я собственноручно разнесу эту чертову лечебницу, и глазами, значит, так и зыркает, больной человек, я говорю же…
За окном – осень. Сухая, светлая и спокойная.
Порыжевшая кромка леса.
– А сам, значит, вместо того, чтобы спать отправиться, сидит здесь и наблюдает, всю ночь – то не так, это не так, и зелья я дозирую неправильно, и руки у меня трясутся… руки! На свои руки-то посмотрел, профессор, тоже мне!
– А что у него не так?
– Поттер, я тебя умоляю. Ну отчего руки-то у людей трясутся. Он последние недели, как только вернулся, совсем никакой был. Ей-богу, лучше бы не возвращался. И все такой же агрессивный. С МакГонагалл он всю жизнь, прости, собачился, она даже думала его отставить от преподавания, но он же ни в какую, говорит, либо в Хогвартс, либо…
– Поппи…
Я попробовал подняться, перед глазами всё плыло.
– Куда? Куда встаешь? Куда?!
Многовато «куда?» за последнее время…
– У него сейчас пара, да?
– Да откуда я знаю, что там у него! Поттер, если немедленно не ляжешь, вообще больше не скажу тебе ни слова… Поттер! Ку… Это последний раз, когда я берусь за твое лечение! И за профессора Снейпа – тоже!
Дверь… Ноги не слушаются. Ладно. Толкнул вперед, вырвался в коридор.
– Пропишите мне таблетки, мадам Помфри, я обещаю… Где моя одежда?
– Нечего мне обещать! – порядком рассерженная Помфри сдернула с себя передник. – Вы ж рано или поздно друг друга доведете, я вас знаю – и лечить я вас НЕ БУДУ! Ещё в школе он приходил сюда никакой после ваших с ним отработок, глотал тут у меня успокоительное! Ещё в школе вы друг на друга так действовали, и не говори мне НИ СЛОВА! Вот ведь невыносимые люди…
Ещё в школе.
Невыносимые люди…
* * *
Я врываюсь к нему на урок. Ну, как врываюсь. Я захожу, пока он торчит в лабораторной, и знаком показываю классу, чтоб молчали. Они видят мой шрам так же ясно, как и лиловые синяки под глазами, и обкусанные губы, и замечают мой невысокий рост и ублюдочные кеды. Они явно не так себе меня представляли.
Сидят, шушукаются, а когда в класс заходит Снейп, дисциплина летит ко всем чертям. Все уже все про нас прочитали в разнообразных газетах. Все перекормлены этими слухами, но лицо Снейпа остается каменным, когда он видит меня, с виноватым видом усевшегося за последней партой.
Я гипнотизирую его взглядом, какая-то особо наглая девчонка поворачивается ко мне за подсказкой, и я подсказываю, правда, кажется, неверно… Из класса студенты вылетают за три секунды, пока Снейп в ярости обещает перетравить всех к чертовой матери.
Когда класс пустеет, мы смотрим друг на друга.
– Вот прямо сейчас я вышвырну тебя обратно в Больничное крыло. Я чуть с ума не сошел.
– Я… – я перевариваю его последние слова, и у меня чуть не начинается истерика: младенец, школа, невыносимые люди. – Я здоров. Я люблю тебя.
Отрывисто, на выдохе.
По сути, это мое первое признание, по всем правилам. Я не думал, что в этом сумасшедшем доме – наших отношений – когда-нибудь прозвучат эти три слова. Сначала мы прятали их за метафорами, потом не давали друг другу сказать, пугаясь того, что должно прозвучать. Как будто слова что-то значат. Как будто слова могут что-то выразить.
Не нужно бояться слов. В те моменты, когда у меня внутри всё зашкаливает, я пишу без знаков препинаний и ВОТ ТАКИМИ ВОТ большими буквами. Пытаясь хоть как-нибудь передать.
А всё равно говно рассказ получился, потому что не передает он ни фига. Потому что слова – это слова… Потому что произошедшее между нами – это дикая карусель событий, в которой намешано все: от ковбоев Дикого Запада до двух юных протеже на воспитании, от студенческих попоек до лирических стихов про кривоватый след, от городских легенд до древнегреческих мифов – моря, реки, выжженные пустыни, аэропорты и пыльные дороги, улыбка Малфоя через плечо, две девушки на кухне и перекуры в саду.
И всё это привело нас в одну вот эту вот точку, то, с чего все удивительным образом начиналось: ученик и его ненавистный учитель, вдвоем посреди пустого класса.
– И что нам с тобой делать…
Что, что. Повел меня, как полагается, на обед. Я расцеловался со всеми учителями. Нет, мы не держались романтично за руки и не посылали ослепительные улыбки. Конечно, был миллион вопросов. На нас все пялились в Большом зале, Снейп был раздражен и как-то… наверное, польщен одновременно.
После ужина мы сидели в учительской, пропустили по стаканчику коньяка. Я в тысячный раз поразился тому, как по-разному всё выглядит в городе и здесь. Первый день осени был теплый, ветер приносил ароматы увядающих цветов и леса, срывая с веток золотые листья. Листопад.
И мне как-то показалось, что все всё поняли. И Снейп это тоже знал. Сидел со мной рядом, будто я мог сбежать, и сторожил. И старался ни с кем не встречаться взглядом. Невесёлые это были минуты. МакГонагалл со всей прямолинейностью спросила меня о свадьбе.
– Свадьба будет, – ответил Снейп. И на меня не взглянул. Тогда я, чтобы не отставать, добавил:
– Будет. Осталось несколько недель. Я хотел бы как-то быть полезным в Хогвартсе… К примеру, я мог бы помогать мадам Хуч с полетами.
– Отличная идея, Поттер! – рявкнула из своего угла Хуч в меланхоличном подпитии. – Завтра в десять у вас мастер-класс. Как ваше самочувствие, порядок? Для всех или вы хотите потренировать только команду Гриффиндора?
– Для всех…
Снейп был рядом – я чувствовал тепло его руки. Ужасно хотелось сесть к нему на колени, но это было бы слишком. Я с трудом удерживался, сидя на подлокотнике его кресла. Открыли окна, впустили ветер, закурили. Я не знал, что МакГонагалл курит.
– Если профессор вас, конечно, отпустит летать, – ехидно отметила она, – а то он такой нервный в последнее время, что даже…
– Минерва, – прорычал Снейп.
Да, верно говорила Поппи. Напряжение между этими двумя буквально искрило в воздухе.
– Однако же стоит ожидать, что присутствие Поттера здесь развеет вашу мрачность. Подумать только! Год назад они и знать друг друга не хотели!
– Минерва…
– Как это, право, забавно…
Я вскочил, Снейп запоздало дернул меня за руку.
– Что вы хотите знать, профессор? – со злостью спросил я. – Зачем я сюда приехал перед свадьбой? Чем мы тут занимаемся? Что я чувствую по отношению к профессору Снейпу? Я отвечу на любой ваш вопрос, я обещаю!
– Поттер, хватит, – отрезал Снейп, поднимаясь. – Извините нас, господа. Всё это и вправду невесело.
– Да, кто он вам? – МакГонагалл сверкнула кромкой бокала в тени кресла, обитого потертым плюшем.
– Он мне бывший нелюбимый профессор.
Мы со Снейпом друг друга, кажется, из учительской вытолкали. И в тени коридора я прислонился к стене. Он наткнулся на меня в темноте. И поцеловал. Нам стало плевать на все абсолютно: только его руки на моей талии, только его губы на моей шее.
Это было сильно небезопасно, но нам стоило таких трудов оторваться друг от друга. По пути в подземелья, у лестницы, ведущей в учительскую, нас окликнула заплаканная Спраут со стаканчиком шерри.
– Я… вы не обращайте на меня внимания, – всхлип, – я просто хотела сказать, – всхлип, – это и правда грустно, и правда, наверное, неправильно, но… но… я же всё понимаю… по вам же все видно… – всхлип, – я ничего не могу с собой поделать, но я желаю вам самого хорошего… Я никогда не видела Северуса таким…
– Спасибо, профессор, – твердо и искренне поблагодарил я, пока Снейп подбирал челюсть.
В ту ночь у нас был сумасшедший секс. Я был всё ещё болен, и Снейп напичкал меня таблетками, но я отказывался спать. Мы перекатывались по его огромной кровати, любовались вспышками свечей на поверхностях многочисленных колб и пробирок. Я первый раз оказался в его личных покоях. Я, гриффиндорец.
Я, Гарри Поттер…
Утром мне на тренировку, ему на пары. Мы появляемся за завтраком, Снейп, наверное, опять выглядит «таким», потому что при взгляде на наши лица некоторые расплываются в улыбках. Когда я показываю финт Вронского, я чуть не разбиваю маленькое окошко его класса, желая помахать ему в полете, и он, бросив свой котел, инстинктивно кидается меня спасать с выражением ужаса на лице, что он потом ещё мне припомнит, но это потом, потом…
Моя родная гриффиндорская команда приветствует меня улюлюканьем. Новый капитан после показательной игры, затаив дыхание, приглашает меня на гриффиндорскую вечеринку.
Я болтаю через камин с Джинни, рассказываю, что меня пригласили в школу на ответственную игру, чтобы я подбодрил команду… Не знаю, верит она или нет, но только под конец наших разговоров она говорит мне:
– Ничего не бойся. Не переживай из-за меня. Я всё знаю, ты сложный человек, ты молод, ты мужчина. Я знаю, что в детстве ты был многого лишен, прежде всего – лишен свободы. И что сейчас ты боишься ее потерять. Я знаю, что ты бежишь от свадьбы. Меня это не пугает. Я всю жизнь ждала тебя, Гарри Поттер. Я подожду и ещё. Хочешь, мы перенесем…
– Нет, – быстро отвечаю я, – я женюсь на тебе. Ты лучшая из женщин. Я никогда не встречу другую, которая знала бы меня так. И была бы готова так терпеть.
– А я терпеливая и целеустремленная девушка, Гарри, – с улыбкой произнесла она, – я знаю, у волшебников принято жениться рано, потому им нужна передышка. Но мне всё равно. Мне – всё – равно…
Вечером в гриффиндорской башне громко играет музыка, и сливочное пиво льется рекой. Сквозь гром какой-то Самой Модной Нынче Песни я едва слышу самого себя. Разглагольствую о том о сем. Мне громко кричат на ухо: «А ТО, ЧТО ПИШУТ ГАЗЕТЫ – ЭТО ПРАВДА??»
Я ржу, как идиот, и ору в ответ: «ДАААААА».
Молоденькая симпатичная девчонка, кажется, младшая сестра Патил, поднимает вверх оба пальца: «КРУУУУТО!»
Тогда я забираюсь на стул и открываю новую бутылку; пена бьет вверх, прямо в морду льва-Гриффиндора на гобелене.
А ещё я женюсь, да-да-да. На самой лучшей девушке на земле. Дверь открывается где-то в полвторого, и мои собутыльники вытягиваются по струнке – ну всё, нам капец, это Снейп. Профессор смотрит на нас мрачным взглядом, но не делает попыток всех построить.
Я поворачиваюсь к ребятам с Очень Пьяным Выражением Лица: «Ниче, все нормально, это за мной».
И мы уходим…
* * *
Я – счастливый человек.
Он – счастливый человек.
Мы – счастливые люди.
У нас есть мы. Мы знаем, что такое любить. Звучит ужасно претенциозно. Но пейзаж навевает пафос. Мы идем по опушке леса. Листопад. И всё такое красное и золотое. Листья под подошвами наших ботинок. Светит солнце. Воскресенье. Дни пролетают, как эти листья – легкие, светлые, неслышные.
Каждую ночь, мы делаем это каждую ночь. И всё равно каждое утро мне кажется, что я проснусь дождливым лондонским утром в нашей квартире и обнаружу, что его нет. Как-то раз я встал как раз тогда, когда он закрылся в ванной, и чуть не умер. Серьезно. Думал, он свалил от меня куда-нибудь в Малибу.
– Да ты шутишь, – с горечью произнес он, – я пытался от тебя сбежать не единожды. Бесполезно.
Мы – счастливые люди.
Я поставил ему песню про любовь. Которая проигрышная игра. Как-то вечером мы решили остаться в подземельях, натырили из кухни еды и ели её перед камином. И слушали джаз. И эту песню. Он сказал – это совершенно точно так. В проигрыше мы оба… И потому эти дни были прощальными – и горькими – и невозможными – и летящими… и опять все по новой. Перед тем, как выпустить меня на улицу, он со страшными ругательствами натягивал на меня шапку. Это было ужасно смешно. Ему никогда не быть добрым папочкой. Слов не найдешь, подхода не нащупаешь. НО ШАПКУ-ТО НАДО НАДЕТЬ! Поэтому у него прорывающаяся нежность смешивается со злостью, отчего меня тут же пробивает на ржач или на то, чтобы полезть к нему с поцелуями.
– Мать твою за ногу, Поттер, Мерлина ради, я ж не выдержу, если ты опять, когда ты, мерлиновы яйца, бухнулся в обморок на платформе, ты хоть себе представляешь, болван проклятый, чтобы одел её немедленно ИНАЧЕ Я СКОРМЛЮ ТЕБЕ ЧЕРТОВУ ШАПКУ ВМЕСТЕ С ПОМПОНЧИКАМИ!
Я надеваю, куда уж там деваться, если всё так серьезно…
– Зачем ты тогда пришел на платформу? Ведь не ты же обычно встречаешь учеников?
– Не знаю, – мы гуляли по лесу, он отвернулся, и его лицо на какое-то мгновение стало отстраненным, – не знаю. Почувствовал.
– Почувствовал? – спросил я с подозрением.
– Да. Я вообще тебя чувствую. Как, знаешь… сквозь мутное стекло… чувствовал тебя, когда ушел. Потому меня так скрутило на вокзале. Чувствовал, как ты жил там с Драко и Сью. Как тебе было плохо.
– Да мне не совсем было плохо. Мы ржали целыми днями над названиями придурошных болезней.
– Истерика у тебя была, вот и всё. И как тебя угораздило заболеть там… У тебя совсем голова не варит, с Малфоем курить ходить в сад голой задницей на ступени…
Я так и опешил.
– Ты знаешь, что он курит?..
– Конечно, знаю, – он махнул рукой. – Думаешь, мне было всё равно, куда вы уходите от меня на прогулки летом? Думаешь, я не следил за вами? Я хороший воспитатель.
– Да, – улыбнулся я, – воспитатель. Прости, но уж слава Мерлину, что у тебя нет детей. Ты бы в могилу их вогнал своими истериками.
Это ужасно, наверное, звучит так, в тексте, но на самом деле, действительно – слава Мерлину. Я знал, что Снейп ненавидит детей – вернее, кроме одного особенного мальчика – и что ему и чужих хватает, а своих он никогда не хотел.
– Истериками? – возмутился он.
– Чудовищной смесью злости и обожания, которую ты изливаешь на меня. То, что ты любишь, тебя злит и раздражает, и вместе с тем ты ужасно печешься о том, кого любишь, и получается, что ты постоянно любишь и ненавидишь одновременно. От такого папаши можно повеситься. Хотя, может, это лучше, чем никакого папаши…
От такого заявления он совсем опешил. Ушел куда-то в себя, и только локтями толкал меня весь вечер, чтобы я убрался и не мешал ему думать. Только вечером он подошел ко мне таким, каким я его никогда не видел – сосредоточенным и почти робким.
– Ты ведь не хочешь, чтобы я тебя усыновил, правда?
Я аж рот раскрыл…
– Ты ведь не любишь меня как воображаемого отца?
…и прыснул. Прыгнул ему на шею, повалил на кровать, вот ведь параноидальная дубина! А он ещё шипит, вырывается – я серьезно, это не смешно, ответь мне! Я целую его, и целую, и целую, придавил локтями к кровати и целую, не давая ему рот открыть.
– Это было бы, конечно, удобно для наших последующих встреч, но как-то, хм, странновато.
Он спихнул меня в сторону, сел на кровати и глядит внимательно и сердито, по-птичьи.
– Ответь мне серьезно. Я переживаю.
Переживает он…
Я встал и потушил камин, чтобы в комнате стало темно-темно. Только отблески затихающего огня скачут по склянкам. За окном поднялся ветер, возит сухие листья сквозь кисель сумерек.
– Ты хочешь знать, как именно я люблю тебя.
Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ ТАК, ЧТО ИНОГДА МНЕ КАЖЕТСЯ, ЧТО ЭТО НАХРЕН РАЗОРВЕТ МЕНЯ НА ЧАСТИ.
Осень подхватывает нас и кружит где-то над самым шпилем Астрономической башни. Часто, когда среди учебного дня появляются окна, он приходит ко мне на полеты. По-моему, уже почти все в курсе, что мы… дружим. Как-то раз разобиженный третьекурсник на контрольной у Снейпа завопил: «Вы добренький только к Гарри Поттеру!!». Получил по балде, конечно…
Он приходит ко мне на полеты и, чтобы не вызывать лишнего шушуканья, стоит, прислонившись к стене мужской квиддичной раздевалки – и наблюдает. Я чувствую на себе его взгляд кожей. И целый день потом он ходит, морщится. И будит меня среди ночи – осенний ветер свистит из всех углов.
– Иди, – больно пихает меня в бок, – иди уже, я тебя отпускаю. ИДИ! Иди к черту. Иди, сам делай свой будущее. Будь нормальным человеком. Эти подземелья двадцать лет не видели никого, кроме меня в одиночестве. Иди.
– Ты постоянно пытаешься от меня избавиться!
– Ты ничего не понимаешь!
И снова переругивания в подземельях. И снова я иду на полеты, злой, как стая голодных волков, пока он вместо завтрака крушит подземелья, я знаю, он это любит. Чуть что – банкой с тараканами в дверь. Это у нас хорошо получается. Прихожу после обеда, успокоившись, а он уже успел поскользнуться на им же пролитой гадости и навернуться на осколки – сидит, коленку залечивает. Блин, два урода каких-то.
А вокруг кровищи… У меня аж сердце екает, подлетаю:
– Дай сам… дай… дай помогу!
А он отталкивает руки, шипит ещё: уйди, несносный ребенок, уйди ты, не мешайся! Я сижу и смотрю, как он бинтует ногу, убирает палочку, бинты, ставит на место перевернутый котел. Потом вздыхает, снимает с меня очки и целует меня в лоб куда-то и в переносицу.
Я даже уже и не знаю, что ещё мне сказать. Я люблю тебя.
– У тебя должно быть будущее, ты понимаешь? – он поднимает глаза, мы с ним сидим среди разбитых пробирок на каменном полу, и за окном сентябрь. – Ты должен иметь детей, ты понимаешь?
Я киваю.
– Я понимаю.
Я всё понимаю… И про свадьбу, и про Джинни, и про детей. Мне чертовски повезло, если быть честным. Если на ком и жениться – так это только на Джинни. Только когда? И как у меня хватит смелости обо всем ей рассказать? Довериться.
За окном воет ветер, перед ужином мы тихо уберемся в комнате и ляжем на диван. Это будет очень странный вечер, мы будто кого-то провожаем.
Перед вечерней грозой всё стихнет, и наступит такая, знаете, пауза.
Знаете, так тихо и страшно станет.
И вот мы в этом «тихо и страшно» лежим себе на диване, моя лохматая голова у него на коленях, его ладонь у меня в волосах. И будущее как бы никто не отменял. И я лежу, мне мерещатся всякие люльки, пеленки, малыш. Вернее, несколько. И чтобы одного звали Северус. И мои дурацкие поездки на родительские дни в школу, столкновения в коридорах, старательно отведенные взгляды, нарочно невысказанные слова.
В общем, будущее, оно же рядом.
За окном срываются первые капли с неба, и тишина лопается, растворяется в дробном ритме дождя.
Вот что я думаю: для меня любовь – это когда вообще, ну то есть вообще никак не заморачиваешься над тем, что будет – главное, чтобы он был рядом.
Мне повезло: придет время, и я женюсь на девушке, которой совершенно так же это всё равно.
Мы лежим и молча смотрим в потолок. Пахнет свежестью и озоном, и кажется, что будущее уже совсем близко.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 2
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума