Снарри-форум

Он всегда приходит в полночь, когда я лежу без сна на узкой кровати, отсчитывая мучительно бесконечные секунды. Каждый раз я отчаянно надеюсь, что вчера он в последний раз перешагнул порог этой комнаты, что все это наконец закончится. И каждый раз безумно боюсь, что мои надежды оправдаются и он больше не придет.

Но он появляется снова и неслышно ступает по вытертому ковру, медленно приближаясь. А потом опускается на постель и замирает, внимательно глядя на меня. А я уже заученным движением приподнимаюсь на руках и откидываюсь на спинку кровати, приминая подушку. Спина проваливается в мягкое, руки неловко скользят по гладкой простыне, а я не могу отвести взгляда от его глаз.

Луна настолько яркая, что я вижу даже едва заметные темно-синие искры в серебристой глубине. Светлые ресницы вздрагивают, и искры гаснут, теряясь в серебряном мерцании. А потом он вскидывает подбородок и быстро облизывает губы, а я подаюсь вперед и осторожно очерчиваю кончиком пальца контур его рта.

Он никогда не улыбается, а мне так хочется, чтобы влажные губы дрогнули, уголки приподнялись, и это тонкое бледное лицо наконец ожило. Но все остается по-прежнему, и я с усилием сглатываю, пытаясь избавиться от горьковатого привкуса тоски.

Он смотрит на меня так, словно я должен сделать или сказать что-то важное, что-то, что могло бы все изменить. Но я ничего не делаю и ничего не говорю, потому что знаю, что ничего не изменится.

Я беру его за руки, поглаживая большими пальцами по-детски тонкие запястья с острыми выступающими косточками, и привычно закусываю губы, стараясь справиться с нахлынувшей почти болезненной нежностью. Это повторяется снова и снова, ночь за ночью. Больше всего на свете мне хочется сейчас быть сильным – суметь защитить его, суметь удержать на самом краю этой сумасшедшей ночи. Но именно сейчас осознание собственной беспомощности обрушивается с особенной силой, так что перехватывает горло и становится больно дышать.

Я смотрю на его длинные пальцы, на неровную, едва намеченную линию жизни, на причудливый танец лунных бликов на его ладонях. Я наклоняюсь и пью этот серебряный сок с его кожи, глоток за глотком, чувствуя, как прохладная влага скользит по языку, как тяжелые лунные капли срываются в горло.

И мне кажется, что это не в комнате, а внутри меня самого разгорается ровный призрачный свет, совершенный и вечный. И тогда сливаются воедино прошлое, настоящее и будущее, и кажется, что истина на самом деле проста и близка, она в нас – в нем и во мне, и в этом сиянии. И нет больше ни часов, ни мгновений – есть только вечность, застывшая вокруг нас. Вечность, созданная нами…

Он уходит неслышно, когда промозглый серый рассвет приникает к окну, пытаясь дотронуться до него липкими пальцами. Я прощаюсь с ним молча, опуская веки, чтобы не видеть опустевшую комнату с уродливыми силуэтами шкафов и громоздких стульев.

Я никогда не слышу его шагов, так же как не слышу его голоса и стука его сердца. Потому что его нет. А я просто спятивший стареющий профессор, который проводит бессонные ночи в выдуманном серебряном мире, снова и снова безмолвно признаваясь в любви фантому, созданному его больным воображением.

Его – нет.

Есть кто-то другой, с уверенной походкой, с хлещущим через край высокомерием, за которым так легко угадать страх и одиночество; с фамильной гордостью, тяжким грузом лежащей на слабых мальчишеских плечах, с темно-синими мерцающими искрами в светлой глубине глаз и с неуверенной, но искренней и теплой, такой живой улыбкой.

Резь в глазах становится невыносимой, и я с силой надавливаю пальцами на веки, так что чернота вспыхивает алыми пятнами.

Тот, другой, никогда не попросит защиты, а я никогда ее не предложу. Нам нечего сказать друг другу, и мы оба это знаем. Поэтому так безмолвны мои серебряные ночи. Поэтому так безысходен мутный рассвет.

***

Тонкая ткань мантии совсем не греет, и я передергиваю плечами. Горячий кофе выплескивается из чашки и стекает по руке коричневыми дорожками.

- Ты пьешь слишком много кофе, мальчик мой, - откуда-то издалека доносится до меня голос директора.

И мне кажется, что все это уже было – и этот пролитый кофе, и обманчиво беззаботный тон, и краснеющая обожженная кожа, и бесчисленные ступени, уводящие меня все ниже и ниже, и монотонный несмолкающий гул детских голосов, наводящий на нелепые мысли о гигантском улье, в который какой-то злой волшебник превратил древний замок.

Я вхожу к себе, захлопываю дверь и закрываю глаза. Голова раскалывается, и комната перед глазами странно плывет. Мне нужно зелье. Очень сильное снотворное зелье, иначе очень скоро я рискую из тихого сумасшедшего стать буйнопомешанным.

Решительно направляюсь в лабораторию и замираю на полпути от неуверенного стука. Вот только посетителей мне сейчас и не хватало.

Одним рывком распахиваю дверь и пытаюсь понять, кто передо мной.

- Профессор… - предложение заканчивается, едва успев начаться, явно вопреки воле говорящего, и тонкая морщинка между нахмуренных бровей становится глубже.

- Что вам угодно, мистер Малфой? – мой голос звучит в меру раздраженно, в меру заинтересованно – все же в многолетней учительской практике имеются свои плюсы.

Почему он молчит? Просто молчит, внимательно глядя на меня. А выглядит он неважно – осунувшийся, с покрасневшими веками и искусанными губами. Я протягиваю руку и дотрагиваюсь до одной кровоточащей ранки, чувствуя под пальцами его неровное дыхание. Он отдергивается, но тут же перехватывает мое запястье, сжимая так сильно, что у меня начинает покалывать пальцы, и я понимаю, что он так отчаянно держится за меня, чтобы не упасть.

- Что с вами? Что случилось? Что он сделал? – шепчу я, чтобы не сорваться на крик. Неужели он был там? Я сам убью Волдеморта, и меня не волнует, что избранный у нас Поттер, и пусть все гениальные планы Дамблдора летят к чертям, мне плевать! Я стискиваю худенькие плечи и втягиваю Драко внутрь.

- Я в… в порядке, - с трудом говорит он, привалившись к стене и стараясь справиться со слабостью. – Посвящение отложили.

Я с трудом удерживаю вздох облегчения. Значит, Дамблдор не ошибся, он все верно рассчитал и Драко сейчас ничего не угрожает. Да, он измучен, напуган, слаб, но он жив, и он здесь.

- Когда ты вернулся? – спрашиваю я, пытаясь не думать о том, что даже не знал, что его сегодня не было в школе, и если бы что-то пошло не так… Если бы…

- Только что, - тихо отвечает он и вдруг утыкается лбом мне в плечо. Я легонько поглаживаю его по спине и ненавижу свою беспомощность. Я не знаю, чего он ждет от меня, не знаю, зачем он пришел и что мне нужно сделать. Я вообще ничего не знаю, кроме того, что у меня нет никого дороже и что все закончится через несколько минут, когда он придет в себя, извинится за несдержанность и исчезнет.

- Простите, профессор, - словно отвечая на мои мысли, говорит он, отстраняясь и уверенно вскидывая подбородок, - я кое-что забыл у вас.

Он на мгновение исчезает в спальне и появляется оттуда с мантией в руках.

- И еще… - добавляет он, подходя ближе, и я уже знаю, что он скажет.

- Вы не против, если я приду сегодня снова?