Снарри-форум

Он скучал по ветхим книгам, сумрачным комнатам, ночным шорохам старого дома и по тишине. И по крепкому чаю, который пил из самых неподходящих для этого емкостей и редко предлагал гостям.
Потому что еще реже у него в гостях вообще бывали те, с кем хотелось иметь хоть что-то общее.
Успокаивающий шум дождя, отзвуки грома в ушах и молнии, пляшущие перед глазами.
И молодая луна едва видна на небе.
С каких пор это успокаивает?
С тех самых как можно выйти на балкон и постоять немного, не привлекая ничьего внимания. И побыть хоть чуть-чуть самим собой.
Он не боялся публики и не шарахался от людей, но иногда ему не хватало того самого подзабытого уже чувства, что он властен над своей жизнью.
И что эта самая публика, боится его самого. И что эти люди шарахаются от него.
А не провожают глазами, куда бы он ни шел, будто видя перед собою нечто сбежавшее из зоопарка. Нечто достаточно забавное, чтобы с любопытством указывать пальцами, и не достаточно опасное, дабы нападало на прохожих.
Власть над своей жизнью – это иллюзия, которой можно предаваться лишь пока не вмешивается внешний мир.
- Могу на это уже не рассчитывать.
Рука потянулась к карману, где в коробочке покоился только что врученный орден Мерлина, II степени.
Он бы обменял его на такое чудовищное количество самых разных вещей, что смешно было даже перебирать мысленно – на что именно.
Рука вцепляется в резные перила, не дотянувшись до кармана.
Нет, смешным это вовсе не было.
Не было в событиях последних лет вообще ничего, что вспоминалось бы с улыбкой.
Самым светлым чувством было облегчение.
В изматывающей усталости мельтешили знакомые лица, знакомые места... они часто вспоминались не вовремя и не к месту, но не давали сдаться, открывали второе дыхание и были тем самым, за что он сражался.
А иногда, на границе сна, он признавался себе, что сражается вовсе не за них, а за то, что они для него олицетворяют.
Саму жизнь.
Какую то ужасающую в своей чуждости нормальность, которой он никогда не поддавался, не давая себе стать такими как они… он этого не заслужил, так?
Но если война чему-то и учит, так это, что никто не получает того, что честно заслужил, всем распоряжается судьба, и у нее в колоде много крапленых карт. Для фаворитов.
Он считал ее дамой равнодушной, но она раз за разом доказывала обратное.
И он дал себе слово, что обязательно перестанет с ней бороться.
Дал себе клятву, что попробует стать счастливым.
Он не думал, что ему дадут такую возможность, что он будет свободен от всего кроме этого своего обещания… и волен будет его исполнить.
Да еще и вручат награду за то, чего он не мог не делать.
Ему еще снились кошмары.
Собственная поднятая палочка и голос, произносящий заклинания, страх в чьих-то глазах и тела тех, кто уже не стоял на его пути.
Убивать гораздо легче, чем быть убитым.
Это животный инстинкт самосохранения и лишь немногим людям удается его побороть.
Вот все и вернулось к тому, с чего началось…
Рука ослабляет хватку на бронзовой вязи, и вырывается вздох.
- Альбус…
Все кончено.
Свирепая радость сражения, в которой он сам себя не узнавал.
Отчаянное нежелание прикасаться к газетам и слышать новостей.
Неизвестность.
Враг убит.
Но люди боятся называть его по имени, как и прежде.
Кроме тех, кто сделал все, что только мог для победы.
Чем сильнее страх, тем быстрее он перегорает.
Остается облегчение, что рядом еще есть знакомые лица. Люди, которых знаешь ты, и которые знают тебя.
Шаги за спиной. Мужчина настораживается и тут же узнает еле заметный, но будто въевшийся в саму кожу запах.
Знакомые лица, знакомые запахи, знакомые слова.
Губы дрогнули, рука начала поглаживать гладкий кусочек резьбы.
- Красивый вид.
Нет, слова как раз новые.
Смешок.
- Стоило пережить войну, чтобы мирно поговорить с тобой о погоде.
- Не спорю. Стоило.
От спокойного ответа вырывается еще один смешок.
Второй выходит к перилам, и они стоят бок о бок.
Покосившись, мужчина замечает орден Мерлина, близнец его собственного, приколотый к черной мантии.
И тут же вздрагивает от очередного раската грома и отводит глаза.
Да. Все дело именно в раскатах грома и молниях.
И ни в чем другом.
И уж точно не в том, что он мог бы целый день не отводить глаз, а это не осталось бы незамеченным.
- Тоже вышел, чтобы насладиться видом?
- Меня успокаивает дождь.
- Да. И тишина. И то, что никто не смотрит на меня так, будто хочет потыкать палкой.
- Накипело?
Тепло пальцев у самой ладони.
- Просто больше не с кем поговорить, - в защитном рефлексе не было необходимости, а в голосе насмешки. – Ты единственный мой сокурсник, который…
- Я понимаю.
- Я знаю, - он с улыбкой посмотрел на знакомый профиль. – Ты ни капли не изменился.
- Хм…
- Я себе обещал попробовать быть счастливым.
- Мы оба изменились с Хогвартских времен. И видимо менялись в одну сторону.
Знакомая усмешка на губах.
Все знакомо и совсем по-другому.
Еще раскат грома.
- Это хорошо. Уютное чувство.
Тепло плеча и невольно вдох, звучащий как-то слишком уж довольно.
Но ведь есть причины, так почему нет?
- Да, с тобой уютно, - признается негромкий голос.
Ладони встречаются и остаются рядом.
Кажется, это еще одна причина любить новолуние, кроме очевидной.
- Ты не хочешь чаю, Северус?

FIN