Отправлено: 17.09.06 10:43. Заголовок: «What is the world coming to?», ГП/ДМ, NC-17, закончен

«What is the world coming to?»

Автор: Ольхен
Бета: Турмалин (0-3), Наталья Николаевна (4-Z)
Пейринг: ГП/ДМ, намеки на ГП/РУ
Рейтинг: NC-17
Жанр: ангст с элементами романса, мистика, POV Драко
Предупреждения: BDSM (легкий), спойлеры по 6-й книге.
Краткое содержание: Я пью чужую жизнь, чтобы существовать оставшийся век получеловеком. Разве этого хотели мои родители, когда зачинали меня? Думаю, нет. Я бы предпочел смерть, но, как говорится, слабые не выбирают. Так легко глотаю кровь вампира, как будто это амброзия, напиток богов, все, до последней капли. Ее не хватало облизаться и выдохнуть со смаком.
Дисклеймер:
1. Герои принадлежат Роулинг
2. Эпиграфы - «Агаты Кристи», Fleur, Лорке, Radiohead
3. После прочтения фика Мэглин Йеди «To see the human soul takes wings» вампиров могу описывать только такими и никак иначе.
От автора:
1. написано на «Фест писателей и художников» на заказ Solinary. По этой картинке: http://static.diary.ru/userdir/2/0/6/8/206893/11093916.jpg
Скорее всего, это совсем не то, чего вы ожидали, и не совсем то, чего ожидала я; всему виной моя природная вредность. Сцена по картинке в последней главе.
Получилось все очень сумбурно, и, надеюсь, меня простят за эту путаницу, писалось все-таки ровно 2 недели.
2. Я очень долго маялась над пониманием того, что же нарисовано на картинке, потом разгадывала, каким образом логично и коротко объяснить, как же они все тут (я так и не поняла, что это за место) оказались. Вот что получилось. Спасибо за помощь в разгадывании ~Blackstar~ и La_hain. За идею с музыкой и местом - Otchaik’е

 Отправлено: 17.09.06 10:43. Заголовок: Re:

0.
Besame, besame mucho


Сегодня ты уныло смотришь в свою тарелку с завтраком, а я размышляю о том, что это последний мой день в школе, а, может быть, и последний день жизни. Правда - у меня такой диагноз, что дольше недели мне на этом свете не продержаться. И знаешь, что я скажу? Скажу, не моргнув глазом и никого не обвинив зря, что в этом полностью виноват ты и только ты.

Как раз сейчас, когда я обдумываю свою жизнь, сглатывая комок в горле и волевым усилием прогоняя слезы, ты поднимаешь глаза и своим холодным, злым, острым взглядом забиваешь очередной ледяной кол в мою душу. Или тебе хочется забить осиновый кол в мое сердце? Я криво ухмыляюсь в ответ, и моя улыбка кажется тебе злобным оскалом или усмешкой вурдалака. Но ты морщишься, выказывая тем самым все презрение ко мне и наклоняешься к своему нищеброду… к сожалению, слишком близко. Настолько близко, что я готов голыми руками разодрать скатерть от ревности. Неужели ваша грязнокровка не видит, что вы слишком близки, более, гораздо более близки, чем друзья. И я вижу, как он жмурится, когда твои взлохмаченные волосы касаются его лица. Отвратительно. А грязнокровка опять уткнулась в книгу. Интересно, далеко вы успели зайти?

В этот последний год я понял, что на тебя лучше не смотреть. Так легче жить; но что делать, если ты сам привлекаешь к себе внимание? На этот раз ты сам находишься там, куда иду я. Ты следишь за мной? Ты следил за мной, когда оказался в туалете Миртл? Ты так меня ненавидишь, или это нечто большее? Мне всегда хотелось думать, что это нечто большее, но в этому году я подавил в себе надежду. На этот раз я не имею на нее прав, потому что я не имею прав даже на свою жизнь; она, кажется, уже принадлежит всем, кому не попадя: отцу, который отсиживается в Азкабане, матери, которая считает, что может решать за меня, Темному Лорду, который предъявил права на мою душу, Снейпу, каким-то чудом спасшего меня от твоих рук, и тебе, заявившему, что имеешь право на мою смерть и на меня. Что ж. У тебя, наверное, больше всех прав, потому что, как ни прискорбно это признавать, ты занимаешь центральное место в моей жизни, Гарри.

Гарри…

Я боюсь произносить это имя даже про себя - вдруг кто-то услышит? Кто-то узнает о моей беспросветной влюбленности в тебя, твои зеленые глаза, круглые очки и нелепые вихры, а еще – в сильный взгляд и уверенную походку. А в небе ты как ангел, карающий архангел. С мечом - волшебной палочкой.

Я залпом допиваю тыквенный сок, въевшийся в тело за шесть лет, и, не глядя на тебя, выхожу и из-за стола.

Ночью предстоит много дел, сейчас надо подготовиться.

Все просто, все чрезвычайно просто: я запущу Пожирателей смерти в Хогвартс, а сам… сам пойду искать Дамблдора. Убью я его или нет – неважно; все равно через сутки меня уже не будет в живых, и в этом виноват только ты, мой золотой мальчик. И сегодня ночью ты расплатишься сполна.

Скучаю на арифмантике, размышляя о том, что будет, если мои предположения не верны, и ты не попадешься в мою ловушку. Последним занятием у нас Защита - то, что надо. Ухмыляюсь своим мыслям и, лениво вожу пером по желтому пергаменту, как по своей мертвой коже, делая вид, что записываю.

Снейп отстраняет меня от участия в практике, ссылаясь на то, что я все еще слаб после ранения, нанесенного тобой пять дней назад, хотя я знаю, это - не забота обо мне, это - очередная удачная попытка уколоть тебя посильнее. Ты вспыхиваешь и смотришь на Снейпа прищурившись, будто стараясь прожечь его черную фигуру взглядом, а потом на меня. Я улыбаюсь тебе в ответ, глядя прямо тебе в глаза. Ты опускаешь взгляд, и я ликую. Потом ты рассеянно отворачиваешься и наставляешь палочку на своего противника в игрушечной битве. Думаешь ли ты обо мне? Дрогнет ли в следующий раз твоя рука, если ты захочешь кинуть в меня очередным темным заклятьем? У тебя не будет такой возможности.

В кабинете полутемно и я, погрузившись в своим мысли, наблюдаю из-под полуопущенных век за вашим забавным представлением. Кто присутствует? По большей части - твоя свита, мой золотой мальчик, и немного слизеринцев, кажущихся малочисленными по сравнению с твоим «АДом».

Потом вы заканчиваете. Никто так и не умер, а жаль. Невербальная магия тебе не удается, как и окклюменция: тебя так легко прочесть. Я дожидаюсь, пока ты со своими дружками подползешь поближе, и небрежно кидаю Креббу, что жду его с Гойлом у «Комнаты Необходимости» перед отбоем. Кребб кивает, а ты навостряешь ушки, дурачок. «Все готово», - шепчу я, якобы не замечая, что ты подслушиваешь из-за угла. Наивный. Нужно будет напомнить парням, чтобы получше держали Уизли и грязнокоровку, когда ты попадешь внутрь.

1.

Счастье мое, отчего ты грустишь,
Прячешь лицо и молчишь, и молчишь,
Не плачь, мой палач,
Лишь меня позови,
Бей меня, бей,
Если хочешь любви…

Сердце бьется, и его не пригвоздить никакими угрозами. «Заткнись», - хочется заорать мне, - «Стой, прекрати биться!» В ушах стоит гул от ударов, удары заполняют меня, заглушают мир, а кровь, взбунтовавшаяся против своего хозяина, застилает глаза темной пеленой. Я глубоко дышу, надеясь, что сердцебиение затихнет.

Я притаился в темноте за приоткрытой дверью. Очень надеюсь, что ты, как истинный лев, войдешь первым. «Мерлин», - шепчу я в темноту, когда слышу приглушенные шепотом голоса.

Стоит тебе зайти, как я хватаю тебя за руку, втягивая внутрь; дверь моментально захлопывается, чуть не прищемив мерзкому Уизли нос. Пока ты не успел сообразить, в чем дело, свожу твои руки у тебя за спиной и закрепляю заклинанием запястья, чтобы мне было безопасней. Нас никто не сможет побеспокоить, не правда ли?

Я прижимаю тебя к стене - холодной, неровной, впивающейся острыми углами камней тебе в костлявую спину, - и прижимаюсь к тебе всем телом. Мы почти одного роста, но я все же выше - благодаря каблукам дорогих туфель. Я наклоняюсь к тебе сверху и, прежде чем ты успеваешь хоть что-то возразить, впиваюсь в твои губы жестким поцелуем. От удивления ты открываешь рот, и я врываюсь в него языком, покоряя, изучая. Мне столько раз снилась эта сцена, что я даже не смогу сосчитать. Что скажешь Гарри? Ты исполнишь последнее желание убитого тобой юноши? Но ведь ты и не знаешь, что я скоро умру, потому что зелья и заклинания Снейпа слишком действенны. Как и он сам, в общем-то.

Я заигрываю с твоим язычком, замершим от удивления на месте, а мои руки уже по-хозяйски блуждают по твоему телу, притягивая тебя ближе к моему, изголодавшемуся по ласке. Сегодня я тебя выпью до дна, мой золотой мальчик.

Мои холодные руки скользят по твоей горячей коже, и ты вздрагиваешь, пытаешься отстраниться; но, дорогой, тебе совершенно некуда бежать. Ты сам пришел сюда. И ты будешь платить. Отрываюсь от твоих искусанных губ и, все еще вжимаясь в тебя бедрами, шепчу, вдыхая твой сводящий с ума запах:

- Наконец-то ты там, где должен быть.

Крепко обнимаю, сжимая тебя в объятиях так, чтобы даже не понадеялся на освобождение, толкаю на кровать, и тут же сажусь сверху, чтобы исключить любую возможность побега.

Ты тяжело дышишь и ерзаешь. Наверное, неудобно лежать на связанных руках и под своим врагом. Но гриффиндорцы не жалуются, не так ли? И, прожигая меня гневным, возмущенным взглядом, ты ничего не говоришь… Что, все слова проглотил? – хочется съязвить мне, но я знаю, что после этого вопроса на меня польются потоки незамысловатых ругательств. Пусть лучше будет тишина. И тяжелое дыхание.

Комната сужается, и остаемся только мы на постели, в густом мраке. Я ерзаю, устраиваясь поудобнее, чтобы можно было перехватить твои руки и привязать их к спинке кровати, и чувствую, как твое тело отвечает моему против твоей воли. Ты краснеешь. Гарри Поттер - гей? Неужели Гарри Поттер - гей? А вы и не знали. Думаю, знали многие. Ну, за исключением этой Уизлитты, которой ты нагло пользуешься как ширмой, скрывающей твою ориентацию. Как нехорошо, как не по-гриффиндорски. Хочется осуждающе пощелкать языком и погрозить тебе указательным пальцем. Плохие мальчики должны быть наказаны. Это правило каждый из нас вынес из детства. И ты тоже, не правда ли?

Наклоняюсь и оставляю яркий засос на твоей шее, пробуя на вкус соль твоей кожи. Ты горячий. Я провожу ладонями по твоему телу, уже освобожденному от этой, лишней для нас, мантии; хочу закрасться под футболку, но откладываю на потом. Сначала мы тебя устроим поудобнее. Изворачиваюсь так, чтобы одним захватом фиксировать твои запястья, отменяю заклятье. Ты, конечно, дергаешься, вырываешься так страстно, что мне усилием воли приходится подавлять очередную волну возбуждения - я шиплю сквозь зубы. Теперь отвести твои руки - мышцы напряжены, видно даже вены. У тебя чуть смуглая кожа, - мои кисти на твоих запястьях кажутся выточенными из мрамора, ты же весь - цвета корицы. Ты пахнешь ей и на вкус ты как корица, но мне еще предстоит полностью испробовать тебя. Я развожу твои руки в стороны. Что? Неужели ты действительно думал, что сильнее меня? Не может быть. Хрупкий серебряный принц оказался сильнее гриффиндорского льва в рукопашной. Да, Гарри, я подготовился заранее. Медленное движение на пределе сил похоже на загадочный танец, парный танец лебедей: мраморного и коричного с изумрудными глазами.

Когда я довожу дело до конца, соединяя твои руки у спинки кровати, с твоих губ срывается стон отчаяния, который я краду поцелуем, - внезапным, страстным властным, - продолжая двигаться, втираясь в тебя, и, даже через брюки, чувствуя твое усиливающееся возбуждение. Кроткое заклинание и - ты привязан. Теперь можно расслабиться.

Я осматриваюсь. Так и не успел проверить, есть ли в этой комнате все, что я заказывал. Ну, кровать имеется точно. Справа от нее тумбочка, в которой все, что нужно и должно быть. Зажигаю свечи, стоящие тут же, и кладу палочку рядом. Так-так. Все правильно. Кинжал и любрикант - кажется, больше мне ничего не нужно. Любрикант небрежно бросаю на кровать рядом с твоими бедрами - он еще пригодится. Кинжал беру в руку и снова с удобством устраиваюсь на тебе. А ты молчишь и злишься. Мне хочется быть эффектным, красивым, - поэтому не могу придумать ничего лучше, чем красиво провести перед твоими глазами плоской серебристой поверхностью, отражающей красные отблески огня, потом поднести к своим губам, легко поцеловать его каленую поверхность и провести вдоль нее языком. Да, я знаю, это сексуально. Медленно (нам никто не помешает - дверь не откроет и Дамблдор) опускаю его, левой рукой натягивают твою мерзкую застиранную майку. Негоже тебе ходить в такой одежде, Гарри, негоже прятать за отвратительной маггловской тканью прекрасную шелковистую кожу. Провожу острым лезвием по груди, затем по коротким рукавам - осталось только распеленать. А в твои глаза закрался… нет, не страх, всего лишь опасение: Малфой опасен, думаешь ты, Малфой с кинжалом - вдвойне, а то и втройне. Ты прав, думая так, но, мой дорогой, я не убью тебя, нет. Оставайся жить всем назло: Вольдеморту, отцу, Снейпу, - мне все равно. Меня скоро не станет. Если есть тот свет, я буду наблюдать с того света за тем, как ты ловко убегаешь от своих врагов, - этакое шоу, хорошо видимое с неба. Наверное, ангелы уже давно потешаются, творя кульбиты твоей судьбы. Я ведь похож на ангела, - значит, я буду с ними, пока мое тело грызут черви. А тебя я всего лишь покалечу на память.

Подношу сияющее красными отблесками острие к твоей обнаженной коже, - мне так хочется ее вылизать, попробовать каждый кусочек, но я сделаю это позже. Терпение. Как ты думаешь, что я сейчас сделаю? Правильно, пораню. Острие надавливает на кожу, выступает первая капелька крови на левом краю твоего напряженного накаченного живота. Ты со свистом втягиваешь воздух. Больно? Знаю, что больно. Мне тоже было больно, когда ты пронзил меня насквозь заклятием. Это была адская боль: как будто в меня воткнули штык, и ты с жестокой ухмылкой управлял им, разрывая все, что есть у меня внутри. А потом смеялся, наслаждаясь моим страданием. Да, я знаю, ты на это не способен. Терпи, мой золотой мальчик. Терпи, я не буду тебя убивать.

Я не буду ничего придумывать, напишу, как есть: Драко. Пять незаживающих букв будут красоваться на твоем теле, закрепленные заклятием для пожизненной татуировки. Как ты думаешь, Уизли будет в ярости, когда увидит их? Потому что, отняв мою жизнь, ты стал принадлежать мне, мертвецу. Усмехаюсь, чувствуя, как ты вздрагиваешь от каждого пореза. Да, Гарри, я знаю, как тебе больно, как жжется каждая новая ранка, каждый штрих буквы. Но ты заслужил это. Завершаю изящным «О» с завитушкой и припадаю к ручейку крови, стекающему по твоему гладкому боку. Соленая густая кровь, подрагивающая плоть, напряженные мышцы. Вылизываю раны, причиняя тебе еще больше боли, пока на них не останется ни капли… Потом - снова палочка и закрепляющее заклинание.

Боль уходит, и ты не можешь сдержать облегченного выдоха. Ты не заметил любрикант? Ты думаешь, я удовлетворил свою жажду мести? Нееет, я еще вырву из тебя крик, и он разожмет твои крепко стиснутые зубы.

А пока я нежно целую твой, на этот раз закрытый, рот, покусывая нижнюю губу, и спускаюсь вниз, глядя прямо в твои влажные глаза, и кладу руки на ширинку: аккуратно расстегиваю, тяну за пояс. Ты ерзаешь, вскидываешься - ты так беззащитен под моим взглядом и моими руками. Принимаюсь за боксеры - белые, как твоя невинность, которой уже нет и не будет.

- Малфой? - так осторожно-вопросительно ты произносишь мою фамилию, чуть хрипло, почти шепотом. Я отрываюсь от разглядывания твоего паха, все еще скрытого под плотной белой тканью и, грустно улыбаясь, смотрю тебе в глаза. Испугался, мой львенок. Да, все правильно, я пойду до конца и только от моего настроения зависит, каким будет этот конец: будет ли он удовольствием или болью, или и тем, и другим. Только не скули, прошу.

Рывком сдираю боксеры и переворачиваюсь, оказываясь к тебе спиной, но, впрочем, оставаясь сидеть на твоих ногах, скидываю остатки одежды с твоих ног. Теперь ты полностью обнажен и дрожишь, закусив губу. Помучить тебя ожиданием? Ты тяжело дышишь и никак не можешь отрицать того, что возбужден. Красивая картина, я готов любоваться ей целую вечность: поджарое тело, вытянутое и напряженное, вишневые соски, поднимающийся член, толстый, с аппетитной головкой. Демонстративно облизываю губы. И наклоняюсь, все еще сидя на твоих коленях, чтобы поцеловать свою метку на твоем мускулистом животе. Она расположена так низко, что я невзначай касаюсь ухом и свободными от геля прядями волос кожи твоего члена, который поднимается еще выше… Приятная картина. Меня самого от возбуждения распирает так, что хочется трахнуть тебя прямо сейчас. Но желание помучить тебя еще сильнее.

Отрываюсь от такого сладостного тела, чтобы раздеться, стягиваю рубашку. Даже немного жаль, что ты закрыл глаза, но иногда лучше не видеть свой позор - позволю тебе такую роскошь, если тебе хочется. Жемчужные пуговицы белой шелковой рубашки - нет, я их не срываю, как сделал бы ты, а, не торопясь, расстегиваю.

- Не дергайся, иначе свяжу ноги, - произношу это таким строгим тоном, а-ля Снейп, чтобы тебе и не пришло в голову, что угроза может оказаться пустой. Поднимаюсь с твоих ног, опасаясь, что ты в любой момент можешь взбрыкнуть и сбросить меня с чересчур мягкой перины на пол. Мне этого совсем не хочется, но ты тих как сонный котенок. Длинные ресницы закрывают глаза, чуть подрагивают. Подглядываешь? Любопытство сгубило кошку, мой дорогой Гарри. Но любопытство – неотъемлемое свойство любого гриффиндорца, - именно так ты и попал сюда, мой лев. Улыбаюсь, медленно расстегивая молнию на идеальных серых классических брюках со стрелочками - они ничуть не помялись за время, что я играл с тобой. Под ними черные шелковые плавки; я медленно стягиваю их вместе с брюками и неторопливо отбрасываю одной ногой в сторону.

Потом ложусь на тебя сверху, вжимаясь пахом в твои бедра, и... да. С твоих губ срывается едва слышный сдавленный стон. Наклоняясь к твоему лицу, но не касаясь твоих губ, я впиваюсь зубами в щеку, спускаюсь вниз, легко покусывая, тревожу острыми зубками твою чувствительную шею, ощущая, как ты тяжело дышишь и сглатываешь. И далее - вниз по груди, пока не достигаю соска - напряженного, крепкого, как бусинка, - и безжалостно в него впиваюсь. Твое тело пьянит как вино. Глинтвейн с корицей - горячий, даже жаркий, дурманящий. Опускаюсь еще ниже, покусывая смуглую кожу живота, дышу в темную ямку пупка, вызывая лихорадочную дрожь во всем твоем теле; наклоняюсь над членом, разводя твои ноги в стороны и устраиваясь между ними. Неужели, Гарри, я тебя так измучил, что ты уже не сопротивляешься? Твоя покорность вызывает усмешку, довольный оскал уверенного в победе хищника. Дразняще целую основание члена, провожу по нему языком, вызывая еще более сильную дрожь, потом погружаю в рот набухшую головку, заглатывая столько твоей плоти, сколько возможно. Ты толкаешься бедрами, стараясь проникнуть в меня глубже, но тогда я прикусываю чувствительную плоть – чуть-чуть, - вызывая у тебя стон, вырвавшийся, конечно, без спроса, но – во весь голос. И – тут же отрываюсь, оставляя тебя раздразненным, но совершенно неудовлетворенным. Пора приступать к окончанию.

- Как ты хочешь, Гарри, чтобы я тебя взял? Грубо или нежно? Как берет тебя твой дружок, нищеброд? От неожиданности ты распахиваешь свои зеленые глаза, которые теперь так близко ко мне, что я могу рассмотреть коричневые точки у зрачков. В их тёмной глубине я вижу отражение свого бледного лица и взлохмаченной шевелюры. Ты дергаешься, но я лежу, придавливая тебя своим телом.

- Иди к черту, Мал…фой, - отбрыкиваешься ты, но твой голос срывается на последнем слоге, потому что я крепко сжимаю рукой твой вздыбленный член.

- Значит грубо, - констатирую факт, и нашариваю любрикант, все еще валяющийся где-то среди съехавших простыней. Пока я наношу его на свой член, ты пытаешься отпихнуть меня ногами, но я ловлю их на лету и сжимаю, останавливая руками, и напоминаю:

- Ты хочешь быть привязанным? - мне нравится то, что мой строгий голос тебя успокаивает, и ты становишься кротким как ягненок. Лев, кроткий как котенок. Какое редкое зрелище! Идите все сюда и полюбуйтесь на укрощение строптивого. Все на представление! Думаю, аншлаг обеспечен. Но я никого не позову, потому что эта пьеса только для меня. И больше ни для кого. Мой котенок. Забрасываю твои ноги себе на плечи. Ты не сопротивляешься, но и совсем не помогаешь - ничего, я обойдусь. Наклоняюсь над тобой, опираясь левой рукой на мягкую перину, смотрю в твои широко раскрытые глаза: зрачок сужен, - а дыхание неровное и поверхностное. Губы пересохли. Ничего, Гарри, все еще только начинается. Другой рукой раздвигаю твои ягодицы. Ты смотришь мимо меня, и мне это не нравится.

- Посмотри на меня, Гарри, посмотри, - шепчу нежно, интимно. Ты подчиняешься; в твоем взгляде потерянность и паника, которые ты отчаянно пытаешься скрыть. Но я их вижу и мне легко от этого. Как насчет небольшого сеанса легилименции? Хотя, нет, я совсем не уверен, что хочу столько знать, - мне и своих демонов хватает, - я и так достаточно знаю про тебя. Не правда ли?

Без подготовки и предупреждения вырываюсь в тебя, обильно смазанный член скользит внутри, раздвигая сжатые мышцы. Ты резко бледнеешь, но не отводишь взгляд. Правильно, Гарри, нужно видеть того, кто имеет тебя. Я ухмыляюсь и, войдя наполовину, замираю, наслаждаясь теснотой и жаром твоего тела.

Теперь, опираясь на обе руки, вхожу в тебя полностью, не выдерживая прилившей волны удовольствия, - а надо ли? Начинаю двигаться, жестко врываясь в твое тело. Но я не забываю и о тебе, пытаюсь каждым толчком найти простату, и вызвать тем самым волну безграничного удовольствия. С третьей попытки я добиваюсь своего: ты резко выгибаешься и, противореча своей боли, толкаешься навстречу мне, а твои ноги сами по себе, незаметно сползают вниз, и обнимают меня за талию, ближе притягивая к себе, упираясь шершавыми пятками в бедра. На лбу выступили капли пота, а мутные глаза, горящие огнем, смотрят в потолок. Волосы разметались и намокли, а я, выбиваясь из сил, вколачиваюсь в тебя, свесив голову и закрыв глаза, погруженный в предоргазменный экстаз. Невольно кладу руку на твой налитый кровью член и провожу по нему, сжимая из всех сил, как будто выдавливаю из него твою суть.

Твои мышцы вокруг моего члена, сокращаются, вызывая вспышку удовольствия, и я, резко выдыхая, кончаю в тебя со стоном и падаю без сил, чувствуя, как моя ладонь и живот увлажняются твоим теплым, вязким семенем.

«Только бы не уснуть», - несколько секунд я, расслабленный и уставший, лежу, прижимаясь лбом к твоему влажному плечу. Потом встряхиваю головой, приходя в себя, поднимаюсь, превозмогая нежелание тела отрываться от тебя, теплого и мягкого, любимого, как ни странно. Главное – сейчас не смотреть на тебя, потому что, если я встречусь с тобой глазами, то размякну и, не дай Мерлин, разговорюсь. В спешке вытершись простынями, натягиваю раскиданную в процессе раздевания одежду, гашу свет и развязываю твои путы. Вряд ли ты сейчас кинешься на меня. Твоя палочка осталась в мантии у входа. Там же, где ужасные круглые очки. Не оборачиваюсь и выхожу. Комната выпускает меня.

Тебе дать время прийти в себя, прежде чем твои обеспокоенные друзья ворвутся в комнату и увидят твое неприкрытое падение? У тебя десять минут, а я пока постою в коридоре у высокого сводчатого окна, считая медленно плывущие по небу кудлатые облака. Может быть, именно сейчас я счастлив, как никто на свете, и никто никогда не узнает о том, что делает Драко Малфоя по-настоящему счастливым, потому что у меня осталась всего одна ночь. Хочется курить, но сигарет, к сожалению, у меня с собой нет, потому что на территории школы курить строго запрещено.

 Отправлено: 17.09.06 10:44. Заголовок: Re:

2.

Хуже казни нет, жить слишком долго,
Я ненави-ненавижу ждать
Я смотрю на жизнь глазами волка
Я не буду-ду, я не буду медленно умирать


Да, все получилось именно так, как и было задумано. Группа Пожирателей проникла в Хогвартс через исправленную мной Исчезающую комнату. Я быстро нашел Дамблдора: он был там, где и должен был быть. Не знаю точно, что останавливало меня, не давало мне совершить убийство, но я вдруг подумал, что, несмотря на все то дерьмо, в которое успел влипнуть, я по-прежнему могу позволить себе решать, кого убивать, а кого нет. А, может, это простая отговорка, чтобы не признаваться себе, что просто боялся отнять человеческую жизнь.

Может быть, еще некоторая растерянность и желание покончить с этой чертовой жизнью, и ехидная ухмылка Дамблдора, которую можно было видеть даже за его кудлатой бородой. И уверенность Снейпа. В последний год я перестал питать к декану уважение. Тетя постоянно повторяла, что Снейп предатель, мать молчала. Наблюдения за Снейпом. Долгие годы его жизни в Хогвартсе, под крылом старого дурака - здесь действительно было о чем подумать. Возможно, тетя Белла и права. Приспособленец? Неудачник? Мерзкий неудачник Снейп, который все вынюхивает, без спросу сует нос не в свое дело. Да, теперь я ему все-таки позволил управлять собой, даже проникнуть в мои мысли, но - всего чуть-чуть, тогда, когда Гарри почти убил меня. Я уже был на волосок от гибели, а Гарри кричал что-то, вцепившись в свою растрепанную шевелюру (хотя, это я, наверное, придумываю). Боль под действием его странной магии отступила, и он унес меня в больничное крыло. Когда он уходил, я приоткрыл глаза и мой взгляд встретился с его. В нем не было ничего, кроме злобы и насмешки. От этого взгляда меня пробрала дрожь, и, когда он отвернулся, я сразу отключился.

Когда очнулся, рука ненавистного Снейпа придерживала мою голову: перед моим лицом маячил кубок с чем-то не очень хорошо пахнущим. Я поморщился и расслышал шепот:

- Пей, если хочешь жить, - сначала жидкость на вкус казалась горьковато-солоноватой, немного странной на вкус. После того, как я сделал несколько глотков, меня осенило: кровь, но кровь не человеческая, не такая густая. Несмотря на слабость, несмотря на то, что гудела голова, вдолбленные знания по Темным искусствам и Высшим зельям начали хаотично всплывать. Вспомнилось и то, что я потерял много крови. Я не совсем понимал, что за заклятье наложил на меня Поттер, но было ясно, что оно вызывает сильную потерю крови. Судя по всему, был еще какой-то эффект. Кровь не восстанавливалась? Заражалась? Потеря была настолько сильной, что организм не мог бы выжить? Все замешано на крови. Существа, связанные с ней, вампиры - да, действительно, кто же еще. Их магия замешана на магии крови. Снейп напоил меня кровью вампира? От догадки я чуть не поперхнулся, но Снейп не позволил мне отстраниться от кубка, повторяя: «Пей». Сил спорить не было, я пил, а все волоски на моем теле медленно вставали дыбом: чем лучше я осознавал, что происходит, тем больше меня охватывал удушающий страх, которые проникал в меня извне через вампирью кровь, пробирался во все клеточки моего измученного полумертвого тела, принося с собой ледяной холод ужаса и предстоящей смерти. Кровь закончилась. Снейп аккуратно опустил мою голову на подушку прошептав:

- До конца года ты не продержишься, через неделю инициация.

У меня не было сил даже прошептать: «нет». Просто я решил, что лучше умру, чем стану тварью, отвратительной мерзкой тварью. Упырем, кровососом.

*/*/*

А потом он так же, не спрашивая моего мнения, тащит меня с Астрономической башни куда-то к себе, крепко держит за руку, чуть ли не накладывая в ярости Империо. И злится. Я его ярость и отчаяние чувствую кожей. А он может теперь внушать только страх. К дементору, даже завидую его способности так хладнокровно убивать. Просто наставил палочку и сказал. Я тоже умею… умею пользоваться Авадой. Я убивал, но не людей – животных. Это забава. Они не смотрят в глаза и трясутся от страха, или же наоборот, беззаботны и глупы, и не думают о том, что их ждет.

Страшен тот человек, который может убить недрогнувшей рукой, глядя прямо в спокойные гипнотизирующие глаза жертвы. Образ этих блеклых старческих глаз все еще стоит передо мной, сковывая.

Снейп волочит меня за собой из Хогвартса. Каким-то образом за нами увязался Гарри, который не смотрит на меня, как будто не видит, орет на Снейпа. На минуту мое тело сковывает ужасом, - вот сейчас Снейп поднимет палочку и, как глупого цыпленка, прикончит Гарри, не моргнув глазом. Но нет, Снейп с ним играет, дразнит. Гарри, дурак, убирайся отсюда. Я не уверен, что успею прыгнуть на Снейпа или остановить его заклятьем, если он решит избавить от тебя наш мир. Но нет. Снейп говорил о том, что Гарри должен быть живым. Я из-под опущенных ресниц смотрю на тебя, прощаясь: чтобы Снейп ни делал, ему не заставить меня принять инициацию. Я … я просто выйду на свет, в первый же день, и – меня не будет. Я хочу смерти, – убеждаю я себя и даже не замечаю, что Снейп тащит меня дальше. Гарри провожает нас каким-то мутным задумчивым взглядом. Или мне так кажется? Я отворачиваюсь и смотрю в землю. Мы аппарируем.

*/*/*

От аппарации слегка мутит, и к горлу поднимается ком, но я усилием воли сглатываю. Осматриваюсь. Мы в каком-то коттедже, скорее всего, на окраине Англии. Аккуратный, стильно обставленный и темный. Смотрю на диван, на который так и тянет присесть, но я не сажусь на его, а подыскиваю более скоромную мебель. Сам не знаю почему, мне вовсе не хочется чувствовать себя у Снейпа как дома.

- Завтра утром твои похороны, - сообщает мне Снейп, стоит мне устроиться на подозрительного вида стуле у стены. К сожалению, я не так силен. Потому что не пил той снейповской «амброзии», которую он мне сует каждый день. Я сглатываю, вопросительно глядя на него. Он прищуривается, как будто пантера целится перед прыжком на жертву, и скрещивает на груди руки.

- Скажем так, для тебя же лучше, если для магического мира ты будешь мертвым.

Я знаю, я прекрасно знаю, потому что Пожирателем Смерти мне не быть, а министерство прикрывать меня не будет, - своей ошибкой я сделал себя врагом и тех и других. И я знал это, я сознательно пошел на этот шаг, решив, что сделаю так, как велит мне ледяное малфоевское сердце. Ведь этого не изменит даже моя смерть.

- А, может быть, лучше, если я по-настоящему умру, - бурчу я себе под нос и ловлю на себе острый ястребиный взгляд. Снейп презрительно хмурится, оставляя мою реплику без ответа. Я поеживаюсь, наверное оттого, что в домике холодно.

- Иди спать, - он устало указывает рукой в сторону двери в соседнюю комнату. Что-то мне подсказывает, что лучше не спорить. От толчка дверь послушно открывается, и я вхожу. Тут же вспыхивают свечи. Небольшая каморка: тумбочка, кровать и кресло. Окно, занавешенное шторой. Раздеваясь, складываю одежду на спинку кресла.

Стоило мне только раздеться и улечься, как Снейп без стука врывается, распахивая трухлявую дверь. Опять эта кровь. Я обещаю себе, что это в последний раз. Но пью жадно, замечая, что, кажется, у меня привыкание. Или я так падок на то, что обеспечивает мое жалкое существование? Не хотелось бы думать, что это так на самом деле. Я допиваю под строгим взглядом Снейпа и укладываю голову на подушку. Он тушит свет и молча уходит. Проклятье. Я опять попал в какую-то ловушку, и выход из нее один – смерть. Стоит моей голове опуститься на подушку, как меня охватывает неодолимая сонливость. Я так измучился за эти дни, а сон так похож на смерть.

*/*/*

Просыпаюсь еще до рассвета – за окном только начинает светлеть. Слышу, что кто-то вполголоса спорит. Узнаю мамин испуганный голос и равнодушные, спокойные интонации Снейпа. У матери, кажется, начинается истерика. У меня ноет голова, поэтому я провожу последние секунды на кровати, не желая подниматься, жмурюсь, протираю глаза и опускаю ноги на холодный пол. На стуле разложена свежая одежда - наверное, мама привезла. Натягиваю на себя рубашку и брюки идеально черного цвета, привожу в порядок волосы. Мерлин, здесь нет даже зеркала! Хотя кто меня увидит? Я уже объявлен мертвым. Меня убили при нападении на Хогвартс, а мой труп уносил Снейп, передав его на руки матери (никто же всерьез не поверит, что меня случайно прикончил золотой мальчик, правда?). Ммм, Гарри, как хорошо, что мы успели с тобой попрощаться. Ты, наверное, сейчас гадаешь, как так получилось, что я мертв, если ты видел, как мы сбежали. Но ты молчишь? Думаю, молчишь. Хотя, тебя все равно никто не будет слушать, потому что сегодня днем всем предъявят мой труп.

Из-за двери доносятся голоса:

- Успокойся, Нарцисса, твой сын в порядке, только ума у него не прибавилось.

- Спасибо тебе, Северус, ты сделал все, что мог, - всхлип.

Так Снейп делал все это по просьбе матери? Проклятье, мне не нужен еще один заботливый папаша. У меня один уже и так есть – в Азкабане, и второго тоже ждут там – все никак не дождутся.

- Еще не все, - сухо, с примесью сожаления говорит Снейп. - Тебе на инициации лучше не присутствовать, а потом можешь делать с ним все, что хочешь. И чуть повышает голос: - Выходи, я знаю, что ты встал.

Я отворяю дверь, за которой притаился, и делаю шаг вперед.

- Драко, - с надрывом в голосе шепчет мать, глядя на меня.

- Тебя даже гримировать не придется, - в своей привычной манере объясняет Снейп растерянное выражение лица моей матери. А та, как по сигналу, бросается ко мне, прижимает к себе и плачет, гладя по растрепанным и этим так похожим на снейповские, волосам.

- Теплый пока, - хочется прошептать и усмехнуться, но отчего-то до смерти жалко мать. Жалость поднимается к горлу, готовая вырваться рыданием. Но я сдерживаю ее. Слишком пафосная картина: мать и сын, рыдающие в объятьях друг друга. Боюсь, Снейп не оценит всей романтичности сцены.

Пока мать рыдает, уткнувшись лицом в мое плечо (мы с ней почти одного роста), Снейп роется в необъятных карманах мантии и извлекает из нее пузырек с черной жидкостью. «Яд Белоснежки», конечно. Равнодушно смотрю на его тонкие бледные пальцы, скользящие по гладкой стеклянной поверхности, под которой слегка покачивается жидкость – моя мнимая смерть. Перевожу взгляд на лицо Снейпа, спрашивая: «Когда?». Он кивает в сторону спальни: «Чем раньше, тем лучше». Я шепчу матери:

- Мам, все хорошо, со мной почти все в порядке, скоро я буду в полном твоем распоряжении, успокойся, - отстраняю ее, и ласково гляжу в глаза, она встряхивается, нервно вытирает глаза от слез, и я решаю, что ее можно оставить… Снова иду в спальню, ощущая, что на шее остался холодный влажный след от слез матери. Что ж, иметь мужа-преступника и сына-вампира, изображать скорбь по поводу его смерти, когда на самом деле он немертв – нусферато, – и неизвестно, что хуже. И по-прежнему оставаться слугой Темного Лорда. Мне ее жаль до смерти, до слез, до боли в груди. Я поудобнее устраиваюсь, рядом Снейп со своим отвратительным гнусным зельем, которое убаюкает меня до такой степени, что меня будет не отличить от трупа. А мать будет рыдать на похоронах.

- Ложись нормально, – говорит Снейп. Ну да, вряд ли кто-то поверит, что труп после смерти уютно устроился на подушках в полусидячем положении. Снейп отмеряет нужное, ведомое только ему количество черных капель, разбавляет их водой из кувшина, стоящего тут же, предварительно продистиллировав воду заклинанием.

Бросаю прощальный взгляд на окно, кажется, я в последний раз вижу солнце. Так символично: желтый шар, просвечивающий сквозь тонкий слой извечных английских облаков и слой жидкого тумана, который еще не успел осесть на болота и продолжает укутывать мир дымкой, скрадывающей четкие очертания предметов: деревьев, домов вдали, - придавая им смутные, нереальные, фантастические очертания.

Я приподнимаюсь на локте, обреченным взглядом смотрю на черную жидкость в стакане, кажущемся из-за ее непрозрачности бездонным (ну не могу удержаться от театрального жеста, чувствуя себя актером, играющим Моцарта, ха, какая ирония), закрываю глаза и залпом выпиваю. Пока пью, в голове проносится тысяча мыслей: вот сейчас мое безжизненное тело рухнет на мятое покрывало, в комнату войдет мать, которая сейчас нерешительно стоит на пороге, и обязательно поправит мне одежду и волосы. Снейп позаботится о том, чтобы мое замершее на кровати тело приняло приличную случаю позу. Потом меня левитируют в гроб, уже специально заказанный: дорогой, с крышкой из белого мрамора и зеленой бархатной обивкой. На похороны прибудут авроры и медики, чтобы засвидетельствовать мою смерть перед тем, как мой гроб будет установлен в фамильном склепе, где мне при рождении было отведено собственное место. Омерзительная процедура, но я же все равно не буду о ней знать. И еще: если бы я не был при смерти, то эффективность зелья оказалась бы нулевой: авроры бы моментально определили, что я нахожусь в летаргическом сне. Но теперь я был действительно мертв, мое сердце не билось, и единственным, что держало жизнь в теле, была забравшаяся во все клеточки моего существа ядовитая кровь вампира. И где только Снейп ее достал?

Потом гроб закрывают, и я погружаюсь во мрак, о том, что будет дальше я предпочитаю не думать…
TBC...

 Отправлено: 20.09.06 20:40. Заголовок: Re:

 Отправлено: 20.09.06 22:50. Заголовок: Re:

милочка
спасибо за такой красочный отзыв... завтра с утра...)))
хм... а вот с хэпиэндом небольшая натяжка.

 Отправлено: 21.09.06 08:14. Заголовок: Re:

3.

Расскажи мне о смерти,
мой маленький принц,
или будем молчать
всю ночь до утра...
Слушая проколотых
бабочек крик,
или глядя с тоской
мертвым птицам в глаза..


Дурацкая мелодия крутится в голове, постоянно перебиваемая гудением в ней же. Шея затекла, и чего-то жизненно важного не хватает. Воздуха. Дыхание частое и глубокое, с хрипотцой, как у астматика во время приступа. Сердце колотится быстро-быстро. Но мне не страшно. Скоро, совсем скоро оно вообще перестанет биться. Может быть, это следствие того, что я смирился, или действие зелья еще не ослабло, и оно подавляет инстинкт самосохранения, вложенный в нас матерью природой. Чувствую себя мертвым. Вот так, может быть, я и задохнусь, но разве Снейп позволит мне умереть? Нет, конечно, нет.


Наконец слышу шорохи где-то рядом. Приподнимается крышка, впуская сумеречный свет. Прищурившись, смотрю на темную фигуру с прямо-таки идеально прямой осанкой. Снейп. Ждешь, что я встану? Дементор задери, но из гроба подниматься совсем не хочется. Интересно, мне можно будет его взять с собой, когда я буду вампиром, чтобы днем устраиваться в нем спать? Какие странные мысли посещают мою голову после пробуждения в гробу.

Снейп, не дожидаясь, пока я сподоблюсь самостоятельно подняться с хмурым выражением лица, протягивает мне руку. Но я отталкиваю ее и начинаю подниматься. Тело от долгой неподвижности затекло, руки отказываются подчиняться. Наверное, это жуткое зрелище: человек, трясущимися руками цепляющийся за край широкого гроба, с трудом поднимающийся, - как настоящий мертвец. Беззвучно, потому что я прикусил губу, чтобы не застонать и не выдать свою слабость. Какая-то глупая гордость. Но мне все же хотелось умереть с достоинством.

На мне все тот же черный наряд, только немного помятый, как и я сам. Неуверенно ступаю на пыльный пол, истоптанный за этот вечер ногами множества разных людей, покачиваясь, держусь за край гроба, но, когда Снейп движением палочки аккуратно возвращает крышку назад, приходится отцепиться и стоять на собственных непослушных ногах. Мне кажется, что он усмехается в темноте. Жаль, что луна еще не взошла, и мне не разглядеть его лица.

Семейный склеп огромен, стены украшенный лепниной, а у каждого гроба стоит каменный страж покоя – статуя, символизирующая каждого из захороненных здесь членов семьи. В сумерках из-за игры света и тени они кажутся живыми. Моего памятника здесь пока нет, его еще не изготовили. Но я догадываюсь, что мать поставит сюда белокурого ангела с раскинутыми, как будто перед полетом, волшебными крыльями из пушистых перьев. Для нее я навсегда останусь маленьким мальчиком-ангелочком, – пусть и немертвым, но – ее любимым сыном. Отец, если даже и узнает, что я не похоронен здесь, все равно не признает вампира наследником. В любом случае, я потерял все привилегии семьи Малфоев. И мне даже не жалко, видимо, потому, что мертвые ничем не владеют, кроме того, что живые оставляют им на дорогу (например, дорогой костюм из черной ткани и любимые туфли на каблуках).

На крышке моего гроба в темноте можно различить герб семьи: змея, лилия и меч, выточенные на щите. Пока я осматриваю это место, замирая от его величественности, стараюсь размяться и снова заставить гулять по жилам кровь, успевшую застояться за день, Снейп хватает меня за руку, и без предупреждения аппарирует в свой домик на берегу паршивой речушки. От невыносимо неприятных ощущений я чуть не падаю и рефлекторно хватаюсь за рукав его мантии. Затем, опасаясь получить полный презрения взгляд, поднимаю на него глаза, лицо принимает заранее подготовленное высокомерное выражение. Но Снейп совершенно равнодушен, даже не собирается отцеплять мои слабые дрожащие пальцы от черной ткани своей мантии. В его глазах нет ничего, хотя кто-то, может быть, и прочел бы в них сочувствие, но я в сказки не верю. Декан Слизерина не может испытывать сочувствие, а уж тем более, если он – хладнокровный убийца и Пожиратель смерти. Не представляю, что заставило его помогать моей матери и мне. Но я даже не чувствую благодарности, как будто его помощь – это нечто само собой разумеющееся. Мне даже и предполагать не хочется, какие отношения связывают его и мою мать.

В темноте комнаты есть еще кто-то кроме нас, я чувствую его пристальный взгляд всей поверхностью кожи. Я даже догадываюсь, кто это. Может, Снейп и полон сюрпризов, но мне и так вполне достаточно. Снейп молча стоит рядом. Я думал, что он нас хоть представит прежде, чем … все произойдет, но он стоит как истукан. Тогда я перевожу взгляд на кресло к углу комнаты. Бледный, худой, темноволосый, тонкий как стручок. Сверлит меня своими темными глазами с красными бликами, как будто хочет испепелить меня взглядом, или просто хочет. По коже пробегают мурашки, и я замираю, как кролик, застывающий перед пастью удава. Я слышу, как шуршит мантия Снейпа: он отходит в сторону. Брюнет усмехается, демонстрируя белые клыки, выделяющиеся на его мертвенно-бледном лице, будто какой-то посторонний предмет, будто единственный «живой» фрагмент. У меня внутри все холодеет. Да, вот сейчас я умру по-настоящему, – так, как еще ни разу не умирал. Пока я смотрю в его хищные глаза, у меня возникает ощущение того, что мы одни на земле, как будто весь мир провалился в черную дыру, и остались только он, я, его глубокие глаза, которые внезапно оказываются совсем рядом с моими. Я чувствую дуновение воздуха от резкого перемещения тела в пространстве, потом меня окутывает какой-то цветочный запах, и я ощущаю легкие прикосновения рук, обнимающих мои плечи. Ладонью он прикасается к моей шее там, где она переходит в подбородок, и нажимает большим пальцем с острым ногтем, который прочерчивает линию по моей коже, не царапая ее. Моя голова сама по себе запрокидывается. Я чувствую, как он медленно гладит открывшуюся ему беззащитную кожу ладонью и кончиками пальцев, наклоняясь все ближе. Другой рукой он притягивает меня к себе, обхватив талию. «Тебе понравится,» - шепчет он и пробует языком на вкус кожу над ритмично бьющейся артерией. А потом - влажное тепло его рта на чувствительной коже, мокрый язык и искорки боли, как от легкого пореза; голова начинает кружиться, по нервам пробегает волна – приятное покалывание, которое ощущается сейчас всей поверхностью кожи. Мышцы расслабляются, отдавая в его власть тело, по которому начинает разливаться блаженство. В голове блуждает только одна одинокая мысль: «Подчинись». И мое тело подчиняется, льнёт к хозяину, вжимаясь в него; внутри зарождается тепло и перерастает в сильнейшее возбуждение, – настолько сильное, что я, не задумываясь, отдался бы первому встречному. Хотя вряд ли бы кто-то успел мною воспользоваться, потому что в следующий момент я кончаю, рефлекторно двинув бедрами. Проклятье, – хотел прошептать я, но сил не было. Только туман в голове и ощущение своих омертвевших рук, вцепившихся в худые плечи вампира. В глазах темнеет, я чувствую, как сердце перестает биться, замирая, и не хватает воздуха.

Потом на губах появляется сладкая влага. Я провожу языком по губам, слизывая ручеек вязкой жидкости, вкус которой мне немного знаком, но - в сотни раз более лаком, чем раньше. Приникаю к разодранному запястью, вцепляюсь в него руками, и пью, облизывая языком ранку, высасывая из нее эликсир немертвой жизни… пью чужую жизнь, чтобы существовать оставшийся век получеловеком. Разве этого хотели мои родители, когда зачинали меня? Думаю, нет. Я бы предпочел смерть, но, как говорится, слабые не выбирают. Так легко глотаю кровь вампира, как будто это амброзия, напиток богов, все, до последней капли. Ее не хватило облизаться и выдохнуть со смаком.

Что же я делаю, дурак? Почему я цепляюсь за существование, когда уже решил не жить? Проклятье. Думаю, что не хочу жить, а сам в это время пью жизнь немертвого. Проклятье.


*/*/*

Открываю глаза в полной темноте. Лежу, наверное, все на той же кровати; в теле необыкновенная легкость. Я остро ощущаю окружающие меня человеческие запахи: приторно-насыщенный запах Снейпа, исходящий отовсюду, слабый запах матери, и - легкий лавандовый - мой. Тот, который когда-то был моим. Еще к нему примешивается дурманящий запах Гарри: через спинку кресла по-прежнему перекинута моя школьная форма, - думаю, я ее никогда больше не одену. Жалею, что нет палочки: ее сдали аврорам. Я мог бы сказать, что без нее не чувствую себя полноценным магом, но ведь я и так полноценный маг.

Поднимаюсь с кровати. Каждое движение дается с необыкновенной легкостью - как будто я лечу по воздуху, а не ступаю по скрипучему полу. И жутко хочется пить; до такой степени, что во рту все пересохло. Сглатываю, но глоток оказывается пустым. Там за дверью стоит Снейп: чувствую его жизнь, тепло тела, запах, отчетливо слышу, как бьется его сердце. Странно. Необычно. Теперь Снейп кажется мне не бывшим деканом, упивающимся и еще бог знает кем, а - простым человеком. С теплым телом, полным крови. От этой мысли захватывает дух.

Легким шагом направляюсь к двери; меня немного забавляет легкость, с которой я передвигаюсь. На самом деле я начал новую жизнь, с чистого листа. Я – другой и от осознания этого чувствую себя просто великолепно. Рывком открываю дверь и пристальным взглядом смотрю на Снейпа, занятого переливанием какой-то жидкости из темного пузырька в бокал. В ноздри ударяет дурманящий запах крови, и тут же я чувствую, как во рту появляется что-то новое. Нет, не инородное, - свое; я провожу языком по верхнему ряду зубов и понимаю, что клыки стали необычно длинными и острыми, созданными специально для того, чтобы питаться. Подкрадываюсь ближе с сосредоточившимся на своем занятии Снейпу, он оборачивается, недовольно и строго глядя на меня. Презрительно смотрит мои клыки, и под влиянием его взгляда во мне пробуждается Драко Малфой, теплокровный. Перед глазами всплывают сотни образов, странно полузнакомых: Гарри, горячий и сладкий Гарри, злой Снейп, отец и печальная мать с заплаканными глазами, Дамблдор, с грустной усмешкой мертвого и забытого, Белла в ярости и Уизли, лукаво улыбающийся, – все они какие-то размытые, как будто были увидены мной во сне, а теперь я проснулся и начинаю забывать. Моргаю и чувствую запах человеческой крови, от которого бурлит кровь, теперь уже моя собственная. Как глупо было хотеть смерти! Нет, мне нравится быть собой, просто быть. Теперь слева от меня бокал с плещущейся красной жидкостью, но ведь ее можно оставить на потом, потому что рядом, совсем рядом – бледная пергаментная кожа, под которой бьется жилка; она искушает, и я почти припадаю к ней губами, когда в мое тело врезается заклинание, заставляющее меня остановиться и замереть, хотя я снедаем жаждой, от которой глаза заволакивает красной пеленой, но сил сбросить заклятье нет. Волю полностью заполняет жажда:

- Империо, – Снейп наставил на меня палочку и смотрит своими вороньими черными глазами прямо мне в душу и приказывает так, что его голос проникает прямо ко мне во внутренности, - Пей! - чаша уже у моих губ. Мерлинова задница, я глотаю, как послушный щенок. Бл…, Снейп, ну что ты со мной делаешь, и зачем? Теперь, когда жажда медленно отступает, я почему-то снова чувствую себя человеком. Кровь теплая, живая, она – сама жизнь, и она растворяет свою человечность во мне. Проходят считанные мгновения, и я снова помню, что меня зовут Драко Малфой. Неужели так будет всегда? Неужели чужая кровь будет будить во мне воспоминания обо мне, живом и слабом? Или это только в первый раз? Шея Снейпа уже не кажется настолько привлекательной и желанной, а вкус крови перестает быть таким прекрасным. С последним глотком приходит мысль, что пить кровь – отвратительно. Но я спорю сам с собой, напоминая, что мгновение назад мне так не казалось. Совершенно запутавшийся в своих мыслях и желаниях, смотрю на Снейпа: а если бы я его сейчас укусил, что бы я тогда думал о себе?

От плутания в сумбурных мыслях отрывает всхлип. Проклятье, я настолько спятил от жажды, что даже не заметил присутствия мамы, - ее запах настолько сливался с тем, который был присущ мне, - и вот она стоит: ни жива ни мертва, бледная, с широко распахнутыми глазами, в уголках которых собирается поблескивающая на свету влага. Тонкая бледная рука стискивает ткань мантии, а в глазах – ужас и отчаяние.

- Мама, - и шагаю к ней. Почему-то хочется сказать банальность и глупость: «Мама, не бойся, это я, Драко, твой сын», - но слова застревают в горле, вырывается только хриплый стон и она в страхе отступает назад. Я тоже останавливаюсь и замираю. Какое-то отчаяние. И чувствую клыки торчащие наружу. Пугаюсь за себя и за мать. На подбородке струйка крови. Мама, ты же действующий Жрец Смерти! Ты боишься своего сына? Но в ее глазах только древний безотчетный ужас жертвы перед хищником.

- Северус, это не мой сын, - она практически верещит, и ее крик врывается мне в уши, оглушая. Смотрю на Снейпа, его лицо кривится в презрительной гримасе: - Твой, Нарци, чей же еще? Ты хотела забрать его домой.

Мама сжимается в комочек, прислоняясь спиной к стене, и рыдает. А мне ее не жаль, совсем не жаль. Только оборачиваюсь к Снейпу, чтобы задать один вопрос:

- Зачем ты заставил меня пройти инициацию, зачем заставил меня существовать?

Снейп криво усмехается: совершенно неприятная, жестокая усмешка.

- Нарци взяла с меня нерушимую клятву, что я обеспечу твою целостность… Если бы ты погиб, то погиб бы и я, – Снейп сложил руки на груди и, задумавшись, потер подбородок большим и указательным пальцем, – Сожалею, мне ничего другого в голову не пришло, кроме крови вампира, а начатое пришлось завершить, но ведь ты и не очень жалеешь, правда?

Задумываюсь. Сейчас, когда я сыт, мной овладевает спокойствие и равнодушие. Будучи человеком, я молился на смерть, но сейчас это прошло, уж и не знаю почему. Может быть, потому, что я уже умер, а может быть, потому, что в моем сердце пропали все человеческие желания; их почти не стало, все поблекло, и мир для меня теперь окрашен в два цвета: красный и все оттенки серого, - значение имеет только кровь. Мне по-прежнему жаль мать, но она не хочет видеть во мне сына. Чувствует свою вину? И страх? Ее сын – чудовище, значит, он – не ее сын. Эти мысли отдаются только отголоском затаенной боли где-то далеко внутри меня. Хочется просто уйти, куда угодно. Проклятье. И не видеть, наконец, этого Снейпа с равнодушным выражением лица; и, опять, к несчастью, вспоминается Гарри. Почему-то перед глазами стоит этот ненавистный: он и Уизли обнимаются, замерли в объятьях друг друга. Холод охватывает сердце. Да, память о Гарри по-прежнему сильна. Это пугает. Как будто любовь к нему вросла в мое тело. Нужно еще повидать моего золотого мальчика, попробовать его кровь еще раз. Глядя на дрожащий комочек, который не смею назвать матерью, бросаю в пол медный кубок, который нервно сжимал в руке, он с металлическим звоном ударяется о камень, а его стон врезается в уши, кидаюсь прочь из комнаты и из дома наружу, забыв захватить мантию. Надеюсь, не замерзну.

Только бы Снейп не остановил. Прощай, мама, и пойми – больше всего я боюсь, что убью тебя, потому что я больше не человек. Вот так. Именно это я понимаю сейчас очень и очень ясно.

Открывая дверь, оборачиваюсь: нахмурившийся, как всегда собранный, Снейп стоит и серьезно смотрит мимо меня в открывшийся проем: за ним ночь и темнота, - то, чего я так долго ждал. Я смотрю, а он кивает, и... Мерлин знает, что у него в голове. Не прощаюсь, а медленно выхожу, думая о том, что Гарри мне так никогда и не достанется, но даже не жаль; жаль только того, что мы не попрощались. Ведь я ему так и не сказал, что это он виноват. Мелькнула мысль, что, может быть, стоит его найти и укусить, но – потом. А пока мне нужно будет найти убежище, – чуть позже, перед рассветом.

Бреду по пустынной местности, осматриваю окраины неизвестного городка, в который меня занесло. В темноте видно очень неплохо, хоть и смотреть не на что. Иду к городу, – все же среди людей лучше, чем в болотистом лесу, полном таких же кровопийц как я. Я имею в виду комаров, которые, наверное, теперь неопасны для меня, но делать там нечего. В городе тоже нет ничего хорошего. Маленькие домишки, утомленные зимой, обветшалые, так и не дождавшиеся весенней чистки, редкие блещущие лунным светом лужи, старательно отражающие небо, а не меня, заглянувшего в них.


4.

Роковое томленье по загубленной жизни,
Неотступную думу: "Все напрасно, все поздно!"
Или призрак тревожный невозможности утра
И страдание плоти, где таится угроза.


Пытаюсь вспомнить то, что знал о вампирах. Например, об ошеломляющем оргазме нигде точно не читал, хотя какие-то намеки были. Еще пытаюсь вспомнить, а есть ли связь, между укусившим и укушенным. На сколько хватает крови и что, кроме солнечного света, может меня убить? Осиновый кол? Глупость несусветная. Насколько помню, у вампиров, обращенных из магов, есть магические способности, но слегка видоизмененные. Но уже тысячу лет не было вампиров-магов. Известно только, что вампиры не общаются с магами и, тем более, магглами. Но хищники не дружат с жертвами! Мерлин, сколько вопросов, и ни на один из них нет ответов. Впору идти в библиотеку, хотя это может и не понадобиться. Я его чувствую: стоит совсем рядом, прислонившись к дереву, тихо и неслышно, и смотрит на меня. Он меня ждет.

- Что, малыш, есть какие-то планы на вечер? – раздается его расслабленный, ленивый голос. Именно такие снисходительные интонации, с высока, раздражают меня больше всего.

- Только не говори, что Снейп послал тебя следить за мной, – отвечаю ему в тон в надежде уязвить.

- Я не мальчик на посылках Снейпа, просто отдал должок, укусив такого замечательного мальчика, - говорит спокойно, но в низком тихом голосе так и сквозит кислая ирония.

Почти вежливо посылаю его по своим делам:

- Можешь быть свободен, – может, это глупо, но я не хочу, чтобы меня опекали.

Но вместо того, чтобы даровать мне желанный покой, но приближается и обнимает меня за плечи. Его рука легкая, но она достаточно сильная, чтобы удержать меня на месте:

- И куда же малыш направился один? – повожу плечом в безуспешной попытке скинуть руку, он насильно вторгается в мое личное пространство, вызывая бессмысленное раздражение, от которого легко потерять контроль.

- К лорду на рога, - делаю резкий шаг вперед, пытаясь вывернуться из-под его руки.

- Слушай, малыш, уверен на все сто: идти тебе некуда, так что изволь составить мне компанию, - его рука соскальзывает, а пальцы впиваются в запястье, и он тянет меня за собой, заставляя шагать вперед за рукой. Внезапно мир мутнеет, будто мы входим в какую-то черную воронку, все перед глазами размазывается. В следующее мгновение я теряю ориентацию и ощущение тела в пространстве, как будто меня самого размывает, распластывает по Вселенной и еще по чему-то, Мерлин знает, по чему. Даже зажмуриваюсь, потом распахиваю глаза, моргаю, мы в каком-то склепоподобном месте. Коричневые, обитые необструганными досками стены, наверное, даже отсырелые. На стене паутина с живым пауком, копошащимся в белых нитках, и дохлая муха в ней же.

- В Лондоне я, как правило, остаюсь здесь. А живут вампиры, как ты догадываешься, не в Англии, - поясняет мой случаем обретенный окрестивший своей кровью отец. Вырываю руку из его цепких пальцев и, чувствуя себя чуточку независимее, оглядываюсь по сторонам. Несколько столиков, пустая грязная барная стойка, подозрительного вида бутылки. Что-то подсказывает, что торгуют здесь не только вином и виски. Мне здесь не нравится.

- Что ж, вампиры – не маги, приходится довольствоваться малым, зато здесь не пахнет людьми.

«Да, действительно не пахнет», - не киваю и не произношу фразу вслух. Просто сажусь напротив моего… кхм… инициатора? Крестителя? (Иоанна?). Кстати, а действительно, как его зовут?

- Драко Малфой, - протягиваю ему руку, он только ухмыляется, демонстрируя ряд ровных белых зубов, и отталкивает мою ладонь. Да что же это по-жизни происходит?

- Эд, - нехотя отвечает он и, отводя глаза в сторону, тянется к верхнему кармашку непонятного черного пальто. Непонятное, потому не могу разобрать ни его формы, ни ткани, оно как расплывчатое пятно, удачно скрывающее фигуру. Смотрит куда-то в пол, вытягивая из кармана белую трубочку сигареты, настолько белую, что она кажется светящейся изнутри в темноте тухлого помещения. Другая его рука прячется в невидимом глазу кармане на бедре, оттуда он извлекает прямоугольный предмет, издалека при сумрачном свете напоминающий кусочек дерева. Все еще глупо дуюсь на него за отказ пожать мне руку, но с любопытством наблюдаю за странными действиями.

Он закрывается ладонью, прямо глядя мне в глаза и, лукаво прищурившись, чиркает чем-то в ладони, подозреваю, что именно той деревяшкой. Ноздри подрагивают, улавливая запах дыма, едкого и горького. Его сигареты гораздо крепче тех, которые курю я. Девчачьи, это я про свои. Только бы не чихнуть. Морщусь, а он хмыкает, по-прежнему сквозь завесу выплюнутого дыма смотрит на меня, глаза чуть-чуть алеют, думаю: «Как бы не заискрились». Тишина угнетает. Думаю: «А, может, просто уйти, какого дементора я здесь забыл». Но вместо того, чтобы подняться, гордо выгнув спину и презрительно глянув на прощание, я прошу закурить. Пугаюсь собственного хриплого голоса, прозвучавшего так неожиданно:

- Дашь закурить? – так неуверенно-обыденно. Странно. Походит на мольбу какого-то забитого грязнокровки, пугающегося собственной тени. Он выпускает еще один клуб дыма и, прикрыв глаза, медленно качает головой. Только чувство собственного достоинства не позволяет мне обиженно надуть губы. Отворачиваюсь и вскакиваю с места. А не пошел бы ты к дементорам, мой «крутой» вампир, нужен ты мне.

Как бы не так: не успеваю сделать следующий шаг, как тонкие сильные пальцы впиваются в мое плечо, останавливая, и почти просьба-шепот:

- Останься, - проклятье, если бы мне действительно было куда идти. Бросаю на него взгляд, который мог бы означать: я делаю тебе одолжение, но он выдыхает струю дыма прямо мне в лицо, терпкий дым моментально попадает мне в легкие, и я начинаю задыхаться. Откашливаюсь. Закашливаюсь, чуть ли не до слез. А он, пользуясь моей растерянностью, ведет меня куда-то, держа за руку. Мерлин, и почему я на него не зол ни капли…

Поднимаемся по скрипучей лестнице, втаптывая прогнувшиеся ступени еще ниже, они отзываются стоном, а стены как будто смыкаются над нашими головами, пытаясь устрашить, но мне плевать, потому что заслезились глаза.

- Мальчишка, - снисходительно кидает он мне, когда мы останавливаемся у подозрительно запятнанной двери. Он толкает ее, - Северус предупреждал, что ты упертый, - хмыкает и скидывает с плеч бесформенную накидку. Взглядом прослеживаю ее полет на кресло у двери. В это время Эд включает свет – он струится из-под потолка, тусклыми лучами закрадываясь в углы комнаты и под мебель. Хотя мебели здесь и немного. Двуспальная кровать под балдахином и пара стульев. Все что нужно вампиру, чтобы скоротать день. Только сейчас замечаю, что здесь нет окон. Как хорошо устроено. Такой большой комфортабельный гроб. И почти все из дерева, как у простого гроба. А мы в нем начинка. Хмык.

- Давай спать, уже почти рассвет, - говорит он мне, - ночи короткие.

«Да, - думаю я, - скоро летнее солнцестояние, а мне стукнет семнадцать». Проклятье, у вампиров нет возраста, кажется, мне теперь вечность будет шестнадцать, если не случится какой-то непредвиденный случай. Хихикаю. Меня клонит в сон, поэтому, наплевав на все, ложусь на кровать в непосредственной близости от Эда.

Прищурившись, смотрю на него: вдруг вздумает приставать – совершенно не могу понять, что у него на уме. Но он, сложив руки на груди, умиротворенно спит. Как труп. Проклятье… Угораздило же меня попасть в такое положение. Сказал бы мне кто год назад, что Драко Малфой будет делить тесную кровать с нагловатым пижонистым вампиром в гробовидной ночлежке, я бы не то, что в морду дал, а испробовал на нем улучшенную версию Круцио.

Соплю, но никак не могу заснуть, хотя усталость, хотя нет, не усталость, какой-то позыв, желание, воля – я хочу отключиться, просто утомлен этим бодрствованием. Вздыхаю, моргаю и пялюсь в темноте на покрывающий кровать полог из плотной ткани. Ворочаюсь, зеваю, размышляю. Внезапно вспоминаю о Поттере. Мысль о нем по-прежнему жжет что-то внутри, сжимает и не отпускает, как будто маленький Поттер поселился где-то внутри меня и не отпускает, дергает за ниточки, прищемляет нервы и вырывает куски плоти изнутри. Вспоминаю его яркие зеленые глаза, закатившиеся от страсти, сияющие в негодовании, прикрытые длинными ресницами от усталости. Его руки, сильные, почти мужские, с широкими ладонями к которым приросли шероховатые мозоли, хочется поцеловать каждый пальчик и ладонь посередине. Гарри никак не хочет покидать моих мыслей. Может, потому что он сыграл слишком важную роль в моей жизни, в конце концов, это именно он был виноват в том, что я теперь вампир, и еще совершенно глупое желание матери: пусть живет, хоть как. Или это все вина Снейпа?

И вдруг вырывается:

- Гарри, - как вдох и выдох, так я к нему привык.

- Только не говори, что сохнешь по смертному, - его голос врывается в мою реальность так неожиданно, внезапно прерывая мое мнимое одиночество, вторжение в личное пространство, склизкое, зябкое. Я сжимаюсь. Неприятно.

- Не скажу

- Отпусти его, иначе не сможешь… быть.

«Легко сказать, а что делать, если так его хочешь?»

- Вампиры не трахают смертных, они их едят, запомни.

«Иногда это одно и тоже».

- Спи.

И я заснул.

~*~*~*~

Возможно, все дело в привычке, а, может, в том, что это была первая ночь в шкуре вампира, а точнее день, и я привык спать не больше шести часов. Сейчас должен быть полдень. Темно, но я чувствую жгучее, совсем не по-английски жгучее солнце за тонкой деревянной стенкой, повожу плечами, будто скидываю с них страх. Смотрю на соседа по кровати – он все еще лежит в той же позе. Чувствую, что больше не засну, поэтому аккуратно, не тревожа покрывало и матрас, сползаю с кровати, ступая босыми ногами на прохладный пыльный пол. Омерзительно.

Не знаю, чем заняться – выходить отсюда – самоубийство, потому что даже спрашивать не надо – солнце меня просто испепелит. Горько и печально. Вспоминается последний закат, виденный мной сквозь мутное окошко дома на Спиннерс-энд, оранжевые лучи, почти фальшивые, и розовое небо, затянутое тонкой пеленой облаков. Хотя зря я об этом думаю: для того, чтобы понастальгировать по солнечному свету у меня будет вечность.

Взгляд падает на брошенный у входа плащ, вот просто из вредности или подлости, а, может, оттого, что хочу показать, что могу позволить себе много чего, хватаю этот непонятный плащ и выскальзываю с ним из комнаты. В коридорах тихо и темно, полнейший мрак, но какое-то чувство, странное, таинственное позволяет мне знать, куда идти, хотя я не забредаю слишком далеко от комнаты, а заворачиваю за угол узкого коридора и опираюсь плечом о косяк. Нашариваю правый верхний карман, в котором должны таиться сигареты, достаю портсигар, шероховатый, теплый, отделанный кожей какой-то рептилии, может, и дракона, раскрываю с мягким щелчком и на ощупь вытягиваю первую попавшуюся сигарету. Призрачно-белая в полной темноте. Аккуратно кладу на место коробочку, а сигарету прикусываю зубами. Теперь очередь зажигалки: левый нижний карман. Достаю эту подозрительную деревяшку, наверное, тут есть какой-то рычажок, таинственный включатель огня. Нащупываю и цепляю ногтем, крышка отлетает, открывая таинственные изогнутые формы. Магглы, - хочется прорычать. Провожу пальцем: может, заработает, кручу колесико, серое, шершавое. Чиркает, кремень об алюминий, высекая искру из шершавой поверхности камня. Чирк-чирк. Наконец удается нажать на таинственный черный рычажок и пламя едва ли не опаляет мое лицо, но все же останавливается в нескольких дюймах. Проклятье.

Подношу дрожащий язычок пламени к кончику сигареты и затягиваюсь. Прикуриваю, поддерживая сигарету язычком. В легкие неожиданно влетают терпкие клубы дыма, закрывающие входы-выходы, и кашель до слез рвет горло. «Твою мать», - хриплю, стараясь не кашлять слишком громко. Выплевываю сигарету, и она красным пятнышком катится прочь от меня.

Кружится голова, и я прислоняюсь к стене. Закрываю глаза, стараясь отдышаться. На плечо опускается тяжелая рука.

- На самом деле вампирам тоже нужен чистый воздух, и кровь тоже чистая… чтобы много курить, нужно много пить…

Сглатываю горькую слюну.

- Ты когда-нибудь убивал? Людей, ради крови?

- Было дело, давно.

Думаю, что если спрошу еще что-то, то снова получу отмашку, но на самом деле его поглаживания по спине, аккуратные, разгоняющие энергию по всему телу и расслабляющие спазматически сжавшиеся легкие, необычайно приятны. Головокружение постепенно проходит.

- Драко, - он, бесшумно двигаясь, оказывается прямо передо мной. Смотрит на меня, я не вижу, а чувствую его взгляд, - люди, - шелестящий голос, я моргаю, - это еда и не больше… пошли спать, тебе отдохнуть надо.

Качаю головой и чуть слышно отказываюсь. Мне нравится стоять здесь. Провожу языком по верхнему ряду зубов. Он уже ушел. Закидываю голову назад, так что она глухим стуком бьется о тонкую фанерную стену.

- А в еду можно быть влюбленным? – потому что, несмотря на то, что я уже не человек и даже моя кровь имеет другой состав, образ Гарри все еще встает передо мной. Не хочет отпускать, хватаюсь за него к ...

 Отправлено: 21.09.06 08:14. Заголовок: Re:

... ак за нить, ведущую в другой мир. Что же это? Я окончательно сбрендил, сошел с ума. Хотя, среди людей же есть отъявленные зоофилы, которые еду трахают, вот, судя по всему, я из этих. Все равно курить хочется… потом нос улавливает слабый аромат сигаретного дыма. Сосредотачиваюсь на нем и сажусь на пол.

И все-таки во мне все слишком запутано и неясно. Интересно, а что скажет тетя Белла, если узнает, что со мной случилось. Она тогда очень неплохо мне врезала, когда прочитала в мыслях о влюбленности в Поттера. Сказала, чтоб я игнорировал его и это чувство. Я послушался, но легче не стало…

Действительно крови хочется… недостаток. Жаль нельзя пойти на охоту, до заката еще как минимум шесть часов. Снова возвращается дрема и накатывает сонливость, расслабляюсь и проваливаюсь в какую-то предсмертную тьму.

TBC

ммм, я, конечно, понимаю, что фик дураций и занудный... скажите мне это в лицо... А то

 Отправлено: 22.09.06 14:57. Заголовок: Re:

не дурацкий и не занудный - это совершенно точно!!!!
Мрачноватый - это да. но затягивает! Не бросайте его!
(не все же флафф читать )

 Отправлено: 22.09.06 16:07. Заголовок: Re:

El_Denis пишет:

цитата:

Мрачноватый - это да. но затягивает! Не бросайте его! (не все же флафф читать )

прямо мед на сердце автора... Спасибо. Не бросаю... добечиваю))))

 Отправлено: 24.09.06 20:08. Заголовок: Re:

5.

When you were here before
Couldn't look you in the eyes
You're just like an angel
Your skin makes me cry
You float like a feather
In a beautiful world
I wish I was special
You're so fucking special

But I'm a creep
I'm a weirdo
What the hell am I doing here?
I don't belong here

Radiohead “Creep”

Когда раньше ты был здесь
Не мог посмотреть в глаза
Ты просто как ангел
А кожа заставляет стонать
Дрейфуешь как перо
По красочному миру
Хотелось быть особенным
Ты такой особенный

Но я слизняк
Я чудо…
И какого черта я здесь делаю
Я не должен быть здесь
(перевод мой, вольный, подстроенный под текст :-))


Явь иногда предъявляет свои права довольно странным образом, но предъявляет их так, что сон не осмеливается ей перечить. Я просыпаюсь совсем не оттого, что болит спина или затекли от неудобного положения ноги, а от легкого жжения и жара на поверхности тела. И дым, который снова окутывает, от которого мутнеет в голове и ослабевает тело. Нет, все же самое ужасное – это открыть глаза и обнаружить, что по твоей одежде гуляют желтые языки пламени, медленно захватывают ее по кругу. Резко дергаюсь и шалею: почти не чувствую боли, только легкое жжение, но производит это совершенно жутчайшее впечатление, как пленка огня поедает твою одежду… и тело. Похоже на сон, потом что именно во сне случаются такие нереальные вещи.

А потом меня охватывает страх. Холодящая волна паники проходит по телу, сковывая мышцы, потом глубокий вдох жаркого душного воздуха, и я начинаю колошматить по себе плащом, который лежал тут же, рядом, нетронутый огнем, по горящему рукаву и штанине.

Гроб горит. Какая ирония…

Пока одежда гаснет, превращаясь в пепел и едкий дым, мне приходит в голову мысль, внушающая отчаяние: «У меня есть выбор, такой бессмысленный и безнадежный: сгореть вместе с домом и превратиться в кучку пепла или выбежать на улицу и тоже превратиться в кучку пепла» Невелик выбор. И снова мысленно возвращаюсь к плащу, пробираясь к выходу, прикидываю: может ли он полностью скрыть мое тело от солнца? Жизнь стоит риска. Накидываю его на плечи и прорываюсь сквозь длинный задымленный коридор. Потом по улице в слепую, сквозь свет, к дому напротив, который я заприметил как нежилой. Серая кирпичная кладка и странная зигзагообразная крыша. «Полуразрушенная, что ли?» - и все же есть какой-то внутренний радар, позволяющий ориентироваться, не опираясь на зрение. Как будто в одно мгновение. За секунды или доли секунд я врываюсь в здание, пробегаю по залу и шмыгаю в комнату на дальнем конце, я точно знаю, что в ней нет окон. Мрак.

Ногой цепляюсь за какое-то ведро, жестянка бахает, упав на каменный пол, и гул разносится по всему пространству комнатушки, я подсматриваю одним глазком за тем, что снаружи за плащом - укрытием. Место, узкое темное, из-за каких-то палок в углу возникает ассоциация с чуланом для метел у поля в Хогвартсе. Воспоминание о школе жжет ощущением какой-то потери. Место, где был ты, Гарри, и где был я, Драко-мальчик и Драко-человек. И это какое-то сожженное в пепел прошлое, там же, где остались Снейп и остывающий труп Дамблдора, мать, отец и Темный лорд. И я думаю, что хотел бы, чтобы сейчас передо мной оказался ты, сам не знаю почему, потому что мне хочется сделать тебя частью себя. Всосать тебя полностью внутрь, чтобы не ощущать нехватку твоего присутствия каждый момент – такое же жжение в душе, которой быть у меня не должно, как жжение сгоревшей плоти немертвого на руке и ноге. Мерзость.

Ощущаю невероятную слабость и голод. Сползаю вниз и, не обращая внимания на омерзительную грязь, устраиваюсь прямо на полу. Нужно дождаться ночи, тогда все можно. В голове мелькает воспоминание об Эде, оставшемся в сгоревшей ночлежке. Выжил ли он без своего плаща, достоинства которого я успел оценить только что? Теперь этот плащ служит мне одеялом. Отчего-то верю, что Эд жив. Втягиваю воздух, чувствуя слабый аромат присутствия людей. Здесь все же бывают люди и много. Интересно, что это за место?

Слабость утягивает уставшее голодное тело в сон, пытаюсь разомкнуть веки, борюсь зачем-то, но …

*/*/*

Вместе с бодрствованием приходит ощущение близости заката и мускусной еды. На меня сквозь открывшуюся дверь смотрит человек внушительных размеров и с равнодушным удивлением в глазах. Вот так и думает: сейчас я его за шкирку и вон. Я чувствую вмиг возникшие во рту клыки и какой-то последний рывок, как у ягуара, измотавшегося погоней за добычей, который чувствует ее слабость, и бросается, теряя последние силы. Тонкое чутье – человек темный, но в белом, забавно и завораживающе. Под черной кожей, слегка отливающей потом и жиром при слабом свете закрытого помещения, видна пульсирующая жилка на шее: как я, оказывается, люблю открытые воротники, тонкую нежную кожу и сильные плечи на которые легко опираться, притягивая жертву к земле.

Он так глупо наклоняется и цокает языком по нёбу: мол, нехорошо. Я оскаливаюсь: меня не видно в темноте, только силуэт, и, может быть, горящие глаза, но они прикрыты усталыми веками. Еще мгновение, и я пью, вонзаюсь зубами в шею, без предвкушения, без иллюзии всемогущества, просто глоток и еще, как будто вливаю в себя жизнь, не беспокоясь ни о чем. Наваливаюсь на теряющее контроль тело, и даже улавливаю стон, прижимая его к стене, а потом медленно вниз и «бух» на пол. Я же теперь легко стою на ногах. В мыслях зарождается мудрость: сытый желудок – всему голова. Захлопываю так неудачно раскрытую дверь.

Еще думаю, что нужно переодеться: белая молочная кожа, идеально гладкая, как у младенца просвечивает сквозь пропалины черной дорогой ткани. Изучающее окидываю взглядом лежащее у ног тело. Белая одежда сияет во тьме. Не мой размер, зато целая. Как-то даже не сложно манипулировать телом, когда сыт, на самом деле, одной рукой придерживаю его за плечо или ногу, а другой стягиваю шмотку. Потом придется одевать это на себя. Такая перспектива не радует. За дверьми комнатушки начинают слышаться голоса и движение. Чего это магглы? Замираю, думаю переждать.

Пелена ритма окутывает, странные удары, отдающие эхом у меня внутри и гул. Плюю на все посторонние звуки и расстегиваю рубашку, медленно аккуратно вынимая пуговки из петель. Жалко, катастрофически жалко прощаться с хорошей одеждой, но все уже и так потеряно, и обгорелая рубашка, пропитанная запахом паленой плоти останется лежать в этом подозрительном «чулане для палок».

Различаю музыку, странную и тягучую, мужской вокал, стонущий как моя больная душа. Морщусь. Я попал на какой-то концерт. Но рядом с чуланом никого нет. Спокойно стягиваю черные брюки и вместо них – слишком широкие для моих узких бедер – затягиваю пояс на крайнюю дырочку. И футболка сползает с плеча. В белом великоватом наряде чувствую себя неуютно и глупо. На самом деле, нужно решать, как отсюда выбираться, потому что если меня найдут тут с трупом, то ничем хорошим это не закончится. По-идиотски хочется курить, не тот ужасный табак, который все еще есть в кармане, а простой, человеческий, от которого не теряешь рассудок и последние капли крови.

Прислушиваюсь.

«Да ты напуган, ты можешь пугаться…»* - какие-то вопли, но впрочем, они очень точно передают мое эмоциональное состояние.

Чуть приоткрываю дверь и заглядываю в щелочку. Мерцающие переливы света и огни, то появляющиеся, то исчезающие. Люди-люди-люди-люди. Но так меня сложно будет заметить. Хватаю плащ в руки и выскальзываю из укрытия, почти на цыпочках повторяю обратный путь к выходу на этот раз не слепо, вступаю в бешеную толпу, окруженную звуками, и все хором повторяют, как будто класс заучивает сложное заклинание по чарам:

«Линяй отсюда, линяй снова»*, - бред больного Ст.Мунго, не более того.
Стараюсь незаметно обойти по краю. Нос улавливает запах любимого сорта табака… протискиваюсь сквозь людей, равнодушно игнорируя возмущенные взгляды и не стыдясь своей безалаберности, под тягучие аккорды… оказываюсь у обладателя сигарет, скольжу по карману увлеченного зрителя, и смотрю вдаль. В воровстве самое главное – эмоционально не концентрироваться на самом процессе, только не спрашивайте, откуда я это знаю, но даже детям богатых родителей часто приходится использовать совершенно разнообразные уловки, и здесь главное – не быть пойманным за руку. Помню, как-то у семикурсника Ровенкло утаскивал нужную книгу и пачку сигарет. Весело было смотреть на его лицо в библиотеке… Ухмыляюсь и пробегаю взглядом по залу. И в миг, когда пачка оказывается в моей руке, легко ее подхватывающей, внутри все сжимается, потому что глаза слепит от вспышки света отраженной стеклами очков, за которыми притаилась зелень глаз, ставших для меня проклятьем. Встряхиваю растрепавшимися волосами, закрывающими на лоб и глаза, смотрю туда снова… Нет, тебя здесь не может быть. Просто не может. Как ошпаренный выбегаю из зала. В ночь и на свежий воздух. Прислоняюсь к каменной стене у черного входа, виском прижимаюсь к какому-то выцветшему, чуть порванному плакату с девушкой в перьях. Поистине чудной наряд, но магглы - чудные люди. Я бы сказал ненормальные, дикие, больные. Но эти взгляды стоит оставить в прошлом: люди теперь - просто еда. Стою в каком-то неосвещенном, пустом тупике. Только три мусорных бака и три четверти луны над головой. Совсем теряю счет времени. Жмурюсь, а между указательным и средним пальцами дымится белый цилиндр «L&М» с фильтром.

Совсем неплохо… из-за приоткрытой двери доносятся мучительные плавные стоны отчаяния: « Что бы ни делало тебя счастливым, чего бы ты ни желал, все равно ты самый особенный, я бы тоже хотел быть особенным». Мальчик-который-выжил. Ты всегда был первым. Я бы тоже хотел.

Потом доносятся голоса, от которых становится тошно и стразу же теряется часть самого себя, своего кайфа и жажды жизни. «Отпусти меня».

- Гарри, я уверен – у тебя просто мания Малфоя. Он тебе в последние дни везде видится. Нет, чтобы отдохнуть. Малфой – мертв, мы сами видели его труп, - Висли как всегда придурок придурком. Золотой мальчик ходил на мои похороны? Неожиданно.

- Нет… там было что-то нечисто, я уверен…

С тихим скрипом дверь открывается и, принося в тупик крики солиста и запахи корицы и карамели, входят двое, в потертых джинсах, рубашках и воняющих магией. Проклятье. Отпрыгиваю в тень, и в ужасе понимаю, что если Гарри сейчас уйдет, то… произойдет какое-то несчастье, просто чувствую острую необходимость приблизиться к смертному. Но его карамельный дружок, он, он наполнен агрессией. Но они не уходят. Они различают мое движение и нападают.

- Immobilis, – четко выкрикивает Поттер и попадает прямо в меня, останавливая. «Проклятье» - выругиваюсь. Сзади подскальзывает Уизел, освещая пространство люмосом.

- Так, так, так… Да это же, действительно, Драко Малфой, - с какой-то подозрительной ехидностью цедит Уизли, подходя ко мне со спины, - рыскает сбежавший из школы? Да еще в маггловской одежде? И куда катится этот мир и что нам с этим делать?**

Поистине гамлетовские вопросы. Гордо молчу, игнорируя мерзкую плесень, которой разит нищеброд.

- Живой, - удивленным шепотом добавляет Гарри, поправляя на носу очки.

Закатываю глаза:

- А вы все по-прежнему, как два сморчка, таскаетесь друг за другом в нестиранной школьной форме, как я погляжу, вот уж точно два педика на выгуле, - Гарри вздрагивает, и в его глазах зажигается ярость и обида. Дементор тебя знает, что у тебя в голове. Ситуация вызывает у меня какой-то странный приступ смеха, но осознание тупости уколов приходит с горечью сожаления: Гарри, почему ты не один.

- Я тебе сейчас покажу «педиков», Малфой, ты как хочешь: больно или очень больно?

Уизли приникает ко мне, вызывая одновременно естественную жажду крови и отвращения. От него разит нарастающим возбуждением. Извращенец.

Поттер тоже приближается ближе и включается в игру. «Мерлин, какие придурки».

«Все, все кто вокруг, все кто…»* Удары молота страха и бича самоистязания. Гарри, просто хочу тебя обнять. А в тебе только жажда отомстить и мелочная обида Уизли, что я взял без спроса то, что положено ему. Как глупо.

- Думаю, сначала очень больно, - он произносит это удивительно спокойным голосом, от звука которого у меня кружится голова, и прокрадывается рукой под чужую, растянутую, как тряпка для мытья полов, майку, если бы не иммобилис, я бы выгнулся ему навстречу, а сейчас их глупое заклинание позволяет мне сохранять смытое вампирской кровью достоинство Малфоев…

- Какой же ты холодный, - шепчет Гарри.

- Так согрей меня, - елейно шепчу, показывая язык, - пока нищеброд пытается разобраться, где какая палочка…

- Может нам лучше наложить silencio? – в тон мне спрашивает Уизли, приобнимая меня и все еще тыча своим «люмосом» мне в горло. Он вжимается в меня своим возбужденным членом, который уже хорошо чувствуется через брюки.

- Тогда я не буду слышать его криков, пока делаю фирменную татуировку, или проще назвать это клеймом, а, Малфой? – ногти Поттера впиваются мне в кожу, но мне кажется это мимолетной щекоткой. Он не смотрит мне в глаза, стесняется своей наглости, но с поддержкой дружка точно не отступит. Слабак. Поэтому не видит жажды в глазах. Они оба горячие, а мне хочется только одного: выпить их.

- Кричать будешь ты, когда я трахну тебя еще раз… хотя нет, стонать мое имя: «Драко, Драко, еще Драко» - иронично копирую его интонации, а Гарри краснеет, но не отступает, зато Уизли злится:

- Тогда кляп, чтобы хотя бы изо рта не воняло, - и поднимает руку к моему лицу. Стараюсь так вздохнуть, чтобы, несмотря на иммобилис, усталость от пустого трепа была заметна.

В тот момент, когда рука Уизли ложится мне на губы, на меня накатывает волна безумия, разуму уже мало что починяется, я молниеносно пробегаю по его коже язычком и впиваюсь клыками, успеваю сделать несколько живительных глотков карамельной на вкус крови рыжего прежде, чем он с воплем отрывает руку и отстраняется от меня. Заклятье уже не держит, и сладкий аромат добычи щекотит ноздри. Я легко оборачиваюсь, вызывая шок ужаса у обоих юношей, и мгновенно оказываюсь рядом с Уизли… с Гарри я еще успею разобраться, гриффиндорцы с поля боя не убегают.

Все получается также как и в первый раз. Меня дурманит аромат кожи жертвы, ее наивный страх, владеющий ей как раз до того момента, как мои клыки впиваются в нежную тонкую кожу, прокалывая ее до артерии, потом я лакомлюсь сладким нектаром, ощущая дрожь жертвы от накрывшего ее возбуждения, и теперь сам Уизли льнет ко мне, прижимается и вздрагивает, едва не стонет. Я голодный, но на этот раз останавливаюсь во время. Отпускаю руки, и Уизли падает к моим ногам. По подбородку стекает алая струйка, я ее слизываю, оборачиваясь к Поттеру, который ошарашено смотрит, наставив на меня волшебную палочку.

- Авада мне ничего не сделает, - успокаиваю я его. Мой голос охрип, только оттого, что я вдыхаю его запах, который заполняет все мое существо, - не думаю, что ты знаешь хоть одно заклятье, способное причинить мне вред. «Только бы не инсендио», - крутится в голове.

Нам хронически не везло с преподавателями ЗоТС, поэтому вампириологию мы пропустили. Да и вампиры редко убивают, предпочитая жить в мире с магами. Инициация только по единодушному согласию, да и мало нас, вампиров. Его палочка дрожит. В темноте ему видны только белые контуры моей фигуры, сливающиеся с ночью.

- Ты – вампир? – с каким-то детским удивлением спрашивает Гарри.

- Ты тоже считаешь, что лучше было бы умереть? – спрашиваю я, сейчас я не в слишком хорошей форме, чтобы вести ироничный замысловатый разговор, вот так и вывалю ему, что это он во всем виноват.

- Ты убил Рона? – усмехаюсь и качаю головой

- Нет, конечно, просто поужинал, он очнется, - нужно же его успокоить, чтобы не махал перед носом палочкой. Я не наелся, - убери ее, - наклоняю голову, указывая на палочку, - мне нужно тебе кое-что сказать, а эта штука меня здорово раздражает.

Как всегда играю на любопытстве. Ты хмуришься, размышляешь. Потом ее опускаешь, ну хоть что-то. Я слегка прикусываю губу, совершенно не представляю, что тебе сказать. Я множество раз прокручивал в голове этот разговор: как я кидаю в тебя слова обвинения, как ты смущаешься, просишь прощения, а я… я молчу, а потом выхожу на свет, растворяясь в лучах солнца.

Ни в чем обвинять тебя не хочется, потому что ни в чем не виню. Говорить, что я любил, а ты не понял, глупо: вампиры не любят, их сердце не бьется, оно холодно, как и их кровь. И растворяться в солнечных лучах мне не хочется, потому что мне даже нравится быть вампиром, легкость и власть. Игра с Человеческим. Какая-то возвышенность над людьми. И к Вольдеморту всех. Мне нравится так жить, именно это я понял, глядя в твои озадаченные зеленые глаза. Ничего я не хочу тебе сказать, по делу. Просто шагаю ближе, обнимаю за шею, прижимая к себе и нежно целую в губы, чуть разрезая клыком тонкую кожу, снова пробую на вкус твою чудесную кровь.

- Спасибо за все, - шепчу тебе в ухо и выскальзываю из закоулка в темноту окраины ночного Лондона. На земле тлеет красный огонек окурка.

Z.

Возвращаю плащ.

- Зачем я тебе?

- Ты хороший парень, Драко, но в твоей голове столько всего намешано, что тебе просто хочется вправить мозги… именно этим я и собираюсь заняться.


~Конец~

* - слегка извращенный перевод строчек из песен ‘radiohead’
** - почти точный перевод фразы над картинкой :-)