Снарри-форум

Альбусу Северусу Поттеру скучно. Он лежит на ковре перед камином, рассеянно перебирая цветные мелки; на планшете перед ним — незаконченный рисунок: призрачная лань, штрихами проступающая из паутины ветвей. Альбус сам не знает, почему он такое нарисовал. Он как будто заснул на какое-то время; замер, загипнотизированный танцем огня, а рука продолжала размеренно двигаться над листом, добавляя штрих за штрихом в хитросплетение линий. Может быть, лань ему приснилась?

Со вздохом Альбус Северус переворачивается на спину и смотрит в потолок. На богатой лепнине подрагивают нежные отблески огня, отраженные пузатыми боками елочных игрушек; полумрак гостиной напоен ароматом хвои и имбиря, невесомой домашней сладостью. Альбус вдыхает поглубже и закрывает глаза, погружая пальцы в мягкий ворс ковра.

Рождественские каникулы отец неожиданно предложил провести в особняке Блэков. Мама посмотрела на него странно: «Мы же там лет пятнадцать не были», сказала она, но отец только улыбнулся. «Все-таки Блэки — тоже моя семья. Да и мальчикам пора бы узнать побольше о своей родне, особенно Джеймсу Сириусу!» — шутливо ткнул он Джеймса. Джей, казалось, не заметил: на его рассеянном лице как в зеркале отразились захватившие его фантазии о заброшенном доме старинной темномагической семьи, где каждая половица, несомненно, скрывает страшные тайны.

Альбус Северус хихикнул, вспомнив, какое лицо было у мамы, когда они ввалились в прихожую. Пыль взметнулась столбом, и маленькая Лили сморщилась и чихнула; мама метнула на отца гневный взгляд, но тот лишь смущенно улыбнулся, поправляя очки. Лили чихнула снова и вдруг рассмеялась. Ее смех бусинками раскатился по темной прихожей, и мама махнула рукой и тоже улыбнулась, а отец, приободрившись, вызвал домового эльфа. И закрутилось!

Весь день они носились по дому, отчищая, надраивая, разгребая. Джеймс случайно выпустил из кухонного шкафчика выводок докси, а Лили наткнулась на боггарта. Альбус вспомнил, как папа метнулся вперед, закрывая собой малышку, а боггарт превратился в какую-то черную человекообразную дрянь в лохмотьях; отец выкрикнул: «Expecto Patronum!», и с кончика его палочки сорвался серебристый олень, скакнул вперед, тесня боггарта обратно в шкаф. Уже спокойнее папа произнес: «Riddikulus», и боггарт превратился в обрывок чего-то черного, кружевного. Отец фыркнул, и подозрительная тряпка с тихим хлопком растворилась в воздухе. Лили расплакалась.

Мама не разговаривала с отцом весь вечер. Джеймс заперся в спальне, и из-под двери то и дело вспыхивало белым и доносились обрывки латыни: похоже, Джея крайне заинтересовало заклинание отца. А Альбус Северус несколько часов приводил в порядок гостиную, наблюдая в приоткрытую дверь кухни, как мама яростно сбивает докси на пол большой мухобойкой.

Альбус Северус снова смотрит на свой рисунок. Может быть, все дело в серебристом олене отца? Но ведь с тех пор прошла уже почти неделя. Дом прибрали, Рождество встретили; в большом пакете под елкой Альбус Северус обнаружил коробку с принадлежностями для рисования: россыпи цветных мелков и карандашей, стопы белой мелованной бумаги, мягкие пушистые кисти и медовые краски. Эта коробка просто заворожила Альбуса; вот уже несколько вечеров подряд он проводил лежа у камина и пробуя в деле каждый предмет.

Незаметно прошел Новый Год. Неделю провалявшись на ковре с планшетом, Альбус Северус заскучал. Джеймс пропадал где-то в недрах особняка; являясь вечером в спальню, он возбужденно рассказывал о темных заброшенных комнатах, доверху забитых всяким старинным барахлом. Альбус кивал, не особо прислушиваясь, и раздумывал, что попробовать следующим: тушь или мягкую пастель? Идея о пастели нравилась ему больше.

Альбус снова вздыхает и переворачивается; мелки раскатываются из-под локтей. Кажется, ему наконец надоело рисовать; а может быть, он немного смущен неведомо откуда взявшейся ланью. В любом случае, к карандашам его больше не тянет. Альбус встает с ковра и потягивается. Родители в Норе вместе с Лили, навещают бабушку с дедушкой, а Джеймс снова бродит где-то наверху. Немного подумав, Альбус Северус решает отыскать его.

На третьем этаже ужасно темно и пыльно. Приоткрытые двери манят, шорохи и скрипы то и дело пробегают по коридору, словно нервная дрожь. Альбус Северус ёжится; ему немного, совсем чуточку, не по себе. Легкий запах тлена и бумажной пыли мутит разум. Альбус медленно идет от двери к двери сквозь тягучий спертый воздух, и на мгновение ему кажется, что он спит и видит этот коридор во сне.

Внезапно в одной из комнат он замечает какое-то движение. Но это не Джеймс — щель дверного проема темна и пуста, и только запах тлена усиливается. Подняв повыше палочку, Альбус зажигает Люмос и заходит в комнату.

Помещение очень маленькое, вдоль стен громоздятся коробки и чемоданы. Пахнет пылью и старыми горькими духами; пустой граненый флакончик с превратившейся в черную смолу каплей внутри хрупает у него под ногой. Альбус осторожно пробирается в дальний угол, в котором ему почудилось движение. Волшебный огонек вдруг отблескивает на большом портрете в простой черной раме. Портрет небрежно прислонен к стене и полузакрыт какой-то ветошью. Альбус Северус подходит ближе и замирает.

На портрете изображен мужчина; не слишком молодой и не слишком красивый, с бледным лицом, будто составленным из одних только острых граней. Равнодушный взгляд глубоких черных глаз застыл в одной точке где-то за спиной у Альбуса Северуса; темные длинные волосы, ниспадающие на скулы, лишь слегка смягчают застывшие ледяные черты. Портрет неподвижен.

Сглотнув, Альбус придвигается ближе. По сторонам от портрета он замечает пару высоких канделябров; кажется, застывший воск все еще медленно стекает с оплывших свечей. Несколько мучительных попыток произвести Incendio, и Альбусу наконец удается зажечь свет.

В мягком желтоватом свете канделябров лицо на портрете уже не кажется таким ледяным, оно просто усталое и печальное. Альбус Северус медленно скользит по нему взглядом, рассматривая каждую морщинку, каждую резкую черточку. Наконец его взгляд соскальзывает к маленькой бронзовой табличке на раме; Альбус наклоняется ближе и читает: «Северус Снейп».

«Северус? О. Меня назвали в его честь», — понимает Альбус, еще внимательнее всматриваясь в портрет. — «Отец сказал, он был самым храбрым человеком на свете». Внезапно Альбусу хочется, чтобы Северус посмотрел на него, но портрет неподвижен.

Почему-то раздосадованный, Альбус Северус отодвигается. Он чувствует внезапное родство с этим печальным жестким человеком, ощущает неясное влечение и болезненный интерес. Ему хочется, чтобы Северус посмотрел на него. Чтобы он заговорил с ним.

Тяжелый горький запах духов наплывает.

— Северус, — шепчет Альбус, и его тихий шепот звучит настолько неуместно в этой темноте и тишине, что Альбус дергается и задевает локтем стопку каких-то бумаг. Стопка опасно кренится и осыпается бумажным дождем прямо ему на колени; пыль красиво кружится в свете свечей. Альбус, переводя дыхание, бездумно берет первый попавшийся лист и застывает.

«Северус! Я до сих пор не могу простить себя, Северус», — выцветшие чернильные строчки вдруг начинают плясать у Альбуса перед глазами; он смаргивает раз, другой, пока наконец не понимает, что глаза не виноваты — это его рука с зажатым в ней листом дрожит.

«Если бы ты только знал, что я чувствую, сидя здесь перед твоим портретом, забравшись в самые недра этого старого мертвого дома, сбежав от Джинни и от маленького Джеймса. Если бы ты знал, ты бы высмеял меня — сопливый Поттер опять расклеился… Северус, я так скучаю. Северус. Северус. Северус. Улыбнись».

Альбус отбрасывает пергамент, как ядовитую змею. От его неловкого движения нагромождения хлама опять опасно шатаются; темная ткань, неосторожно придавленная коленом, сползает на пол, и Альбус Северус видит черную мраморную чашу, а в ней — маленькую серебристую склянку. Задетая сползающей тканью склянка падает; плохо притертая пробка вываливается, и из горлышка начинает сочиться белесый туман. Запах духов становится нестерпимым. Завороженный, Альбус наклоняется ближе и чувствует, что проваливается куда-то, и падает, и падает, и летит.

Постепенно серебристая круговерть падения замедляется; напуганный, Альбус обнаруживает себя в летнем парке. Совсем рядом с ним — маленький растрепанный мальчик, его черные глаза светятся знакомой болью, а взгляд направлен на рыжую девочку. Мир внезапно делает финт, и он видит расстрепанного, заплаканного подростка на коленях перед седобородым стариком; подросток тянет вперед обнаженную руку, на которой горит черное клеймо. Альбус хватает ртом воздух, и картинка снова меняется: он видит то же холодное лицо, но уже старше, почти такое же, как на портрете. Северус Снейп в темной учительской мантии зло выговаривает что-то растрепанному пареньку в очках; паренек мечтательно улыбается. Альбус Северус заглядывает ему в лицо и отшатывается — ему кажется, он глядится в зеркало, в мутное старое зеркало, но у него ведь нет такого шрама на лбу… Нет… такого... шрама…

Запах тлена и горьких духов накатывает волнами; темнота смыкается над Альбусом Северусом. Он тонет в черной прохладной воде и видит, как наверху, на поверхности, исчезает, растворяется, схлопывается в точку бледное холодное лицо.

Альбус Северус Поттер приходит в себя медленно, с каждым выдохом исторгая из себя аромат пыли и горьких духов. Голова кружится, все тело ломит; свечи погасли, и дорожки воска снова застыли на полпути в вечность.

Альбуса Северуса знобит. Без единой мысли в тяжелой ватной голове он поднимается с пола и бредет в спальню, мечтая упасть на кровать и забыться сном. Возле дверей он сталкивается с Джеймсом и морщится: Джеймс слишком возбужденно и громко тараторит что-то о сундуке, полном старинных монет, и о чучеле неведомого чудовища. О том, что родители еще не вернулись, и о том, что надо бы что-то сожрать. Альбус Северус бессильно прислоняется к косяку и молчит; Джеймс обеспокоенно касается его плеча и отдергивает руку, шипя что-то о ледяной коже. Альбус молча отклеивается от стены, заходит в спальню и закрывает за собой дверь.

Следующие дни проходят как в тумане. Альбусу везде мерещится запах горьких духов и чернил. Мама смотрит обеспокоенно, трогает лоб, Альбус с усилием натягивает на лицо улыбку и что-то отвечает. На отца он старается не смотреть.

Ночами ему снятся темноволосый мальчик, худой подросток, бледный мужчина. Его сны наполнены тленом и застывшими в хрустале духами, лихорадочным румянцем на щеках и едва слышным шепотом: «Северус, Северус...» На столе посреди разбросанных бумаг и мелков из карандашных штрихов проглядывает призрачная лань.

Вечерами он прячется в захламленной комнате наверху, бездумно перебирает пергаменты, почти не отрывая взгляда от застывших ледяных черт на портрете. От листов едва слышно пахнет чернилами и бумажной пылью.

«Я так скучаю по тебе, Северус, я не могу без тебя, я умираю, мне мерещатся твои руки, твои губы, я не могу спать, вернись, Северус, вернись, не бросай меня, прости меня, прости...» — читает Альбус, до боли закусывая губу. Все эти листы вопят об одном и том же, плачут, стонут, и Альбус не может думать об этом, не хочет думать об этом. Жар и холод накатывают на него, запах духов сменяется запахом тлена. Бумаги шуршат.

«Девятое января, Северус. Я не видел тебя семь лет. Семь гребаных лет! Мерлин, как я скучаю по тебе. Я создал этот склеп, этот алтарь — с твоим портретом, с твоими воспоминаниями и с моими бессмысленными письмами, маленький сентиментальный дурак Поттер! Я сбегаю сюда все реже, Северус, и мне страшно, что я забуду тебя. Я уже не помню, сколько пуговиц было на твоем учительском сюртуке. Я забываю тебя. Прости».

«У меня будет второй ребенок, Северус. Мальчик. Я назову его в твою честь. Девятого января, в твой день рождения, я так решил. Это будет мой подарок, Северус. Северус. Прости меня. Улыбнись».

Альбус Северус чувствует, как его сердце ухает куда-то в живот. Девятое января, день в день, сегодня. Свечи трещат, пахнет нагретым воском. Альбус долго-долго всматривается в бледное, изученное до черточки лицо, затем поднимается и выходит. Запах тлена волочится за ним, словно мантия-невидимка.

Он возвращается в свою спальню и начинает рыться на столе, небрежно разбрасывая рисунки и кисти. Под сердцем нарастает тонкий комариный звон, душа натягивается, как струна, и едва слышно дрожит. Наконец, Альбус находит нужное и снова идет наверх, всей грудью вдыхая горький, сладкий, мучительно застоявшийся воздух третьего этажа.

Свечи все еще горят, пламя легонько покачивается, заставляя тени обманчиво двигаться. Альбус на секунду замирает, но нет, показалось: портрет по-прежнему мертв и неподвижен. Ледяная рука разочарования сжимает сердце Альбуса Северуса; то, что натягивалось внутри, вдруг взрывается и бьет наотмашь. Альбус всхлипывает и опускается на колени.

Глядя прямо в темные печальные глаза Северуса, он шепчет, сначала тихо, а потом все громче и громче, захлебываясь слезами:

— Северус. Северус! Ты… Я… Я хочу увидеть тебя! Я хочу услышать твой голос. Я хочу узнать тебя... Я хочу, чтобы эти письма рассыпались в прах. Я не мой отец, Северус, как жаль… Я всего лишь его отражение. Услышь меня, Северус. Северус. Северус! Сегодня твой день рождения, а я не знал и не приготовил подарка... Но у меня есть кое-что для тебя, может быть, тебе понравится? Я хочу услышать тебя, увидеть тебя… Северус. Северус. Северус… Прости меня, Северус... Улыбнись…

Голос Альбуса Северуса замирает. Свернувшись калачиком на грязном полу, с дорожками слез на бледном лице, он засыпает, одурманенный запахом тлена и горьких духов. Расслабленные пальцы разжимаются, и стиснутый в них пергамент откатывается к портрету и распрямляется. Из хитросплетения линий смотрит на портрет укоризненно серебристая призрачная лань.

И Северус улыбается.