Название: Быть Блэк Автор: rose-rose Бета: mummi Гамма: kasmunaut Пейринг: НТ, Андромеда Тонкс и разнообразные Блэки Категория: джен Рейтинг: PG Жанр: драма Размер: мини Саммари: Родственников не выбирают. Предупреждения: смерть персонажа Примечание автора: нет Дисклеймер: Все не наше, даже Тонкс гуляет сама по себе. Примечание: Фик написан на командный конкурс «Рождественские болиды» на Снарри-форуме. Тема задания: свободная, «И будет все иначе».
Доре четыре года. У нее пушистые русые волосы и вздернутый нос, усыпанный светлыми веснушками. Ну то есть на самом деле цвет волос у нее меняется по десять раз на дню, а форма носа – лишь немногим реже, но ее родители знают: вечером, когда дочка засыпает, она становится именно такой – будто с нее спадает, стирается все наносное. Каждый раз они приходят посмотреть на чудо этого перевоплощения. И почти каждый раз Андромеда подталкивает Теда локтем и шепчет: «Как же она похожа на тебя». А Тед улыбается и кивает, потому что не согласиться с этим невозможно.
Маленькая Дора – настоящая Тонкс. Она похожа на Теда и всех разнообразных Тонксов в альбоме с неподвижными маггловскими фотографиями. Она смеется, как Тед, и хмурится, как Тед, и сосредоточенно возится со своими игрушками с тем же выражением, с которым Тед колдует над овощными грядками в саду. И так же, как Тед, постоянно что-нибудь опрокидывает в доме.
Сколько Андромеда ни вглядывается в дочь, она не может найти в ней ни одной своей черты. Ни одной черты Блэков – или Розье, если уж на то пошло. Ни светлых локонов и изящно очерченных губ, которыми гордятся Друэлла и Цисси, ни характерной блэковской формы бровей и переносицы – почти одинаковой и у нее самой, и у Беллы, и у кузена Сириуса, и у тети Вальбурги. В учебниках по истории магии время от времени встречался портрет какого-нибудь средневекового мага, взглянув на который, сразу можно было предположить, что этот маг – плод фамильного древа Блэков, за последнее тысячелетие успевшего обзавестись весьма раскидистой кроной. Впрочем, Андромеде забава «найди предка» быстро надоела, тем более что нередко оказывалось, что предок знаменит чем-нибудь на редкость неприятным. А вот у Беллы похождения родственников вызывали негаснущий энтузиазм. Вспоминая про Беллу, Андромеда обычно задумывается и хмурит свои блэковские брови, а потом снова смотрит на дочь и улыбается. Да, в Доре нет ничего от Блэков. И слава Мерлину.
* * *
Доре шесть лет, и она способна в одиночку натворить столько, что хватило бы на шесть маленьких девочек. Однажды, когда в доме становится подозрительно тихо, Андромеда, знающая, что подобная тишина ничего хорошего не предвещает, отправляется искать дочь. Она находит Дору в спальне, с увлечением потрошащей мамин ящик с рукодельем. Безупречный порядок, царящий в вещах Андромеды, превращен в полный хаос: пуговицы и лоскутки художественно разбросаны по полу вперемешку с бисером и наполовину размотанными мотками ниток, а посреди всех этих сокровищ восседает донельзя довольная Дора с главной добычей – резной шкатулкой из черного дерева. Андромеда хочет отругать дочь за беспорядок, но слова застревают в горле, когда дочка протягивает ей старую колдографию.
– Мама, а это кто?
На колдографии затягивается сигарой отец, мама демонстрирует свой профиль, поворачивая лебединую шею, на руках у нее кривится готовая расплакаться годовалая Цисси. А вокруг носятся две девочки, очень похожие друг на друга. Только одна чуть старше.
– Кто эта красивая тетя? – требовательно спрашивает Дора, тыча пальцем в Друэллу.
Что ей ответить? Как рассказать о родственниках, которые вряд ли когда-нибудь захотят ее знать?
Андромеда сдвигает в сторону лоскутки и бисер, садится на пол рядом с дочерью и обнимает ее за плечи.
– Это твоя бабушка Друэлла, – начинает она. – А это – твой дедушка Сигнус, а это… видишь?.. твоя мама, когда была маленькой…
Внимательно выслушав рассказ про семейство Блэков и их старинный, похожий на средневековый замок, дом, откуда папа увез маму, как сказочную принцессу, Дора сосредоточенно морщит лоб, а потом спрашивает:
– Мама, а Блэки злые, да?
Андромеда вздыхает. Задумывается. Снова вздыхает.
– Да нет, не злые, – в конце концов отвечает она. – Просто… просто они на меня немного обиделись. А я на них.
– Мама, а я тоже Блэк?
На этот вопрос ответить легче. Андромеда смотрит на песочные веснушки на дочкином носу, на бирюзовые сейчас волосы, на перепачканные чем-то коленки и абсолютно тедовский наклон головы.
– Нет, солнышко мое. Пожалуй, нет. Ты – настоящая Тонкс.
* * *
Доре восемь лет, и она никогда в жизни не видела такого праздника, как сейчас. В небо взмывают фейерверки; совы летают стаями, не успевая разносить письма. Стреляют бутылки с шампанским, играет музыка, всюду носятся дети, ошалевшие от того, что их никто не отправляет спать. Все обнимаются. И везде, везде звучит одна и та же фраза: «Война кончилась! Кончилась!»
На самом деле Дора не очень понимает, что такое война, но знает: каждый раз, когда мама с папой произносят это слово, у папы между бровей появляется складка, а мамины глаза становятся грустными-грустными. А сейчас папа хватает маму в охапку и кружит ее, а та визжит и заливается хохотом, как девчонка. Потом, когда родители уже сидят на веранде, потягивая глинтвейн из высоких кружек, и по очереди выпускают из палочек стайки светлячков, мама задумчиво говорит: «Может, и Белла теперь одумается? Может, она еще не успела натворить столько, чтобы ее отправили в Азкабан?»
Через пару дней, когда Дора допивает утренний чай, сова приносит свежий номер «Пророка». Мама, которая до этого весело хлопотала у плиты, развернув газету, внезапно замирает, а затем медленно опускается на стул, прижав руку к груди.
– Тед! – говорит она каким-то чужим голосом. – Тед, Белла! И… и Сириус!
Папа бросает быстрый взгляд на Дору и предлагает ей пойти поиграть на улице. Она, конечно, выходит из кухни, но, отойдя немного, на цыпочках возвращается и заглядывает в щелку.
– Ей же… Ей же теперь дадут пожизненное, – говорит мама, закрывая лицо руками. – Здесь пишут, что у Лонгботтомов нет шансов на выздоровление… Я их помню, Фрэнк и Алиса с Гриффиндора… у них сыну всего год! Что же это такое, Тед? Это же моя сестра, мы росли вместе! Что же он с ними сделал, Тот-кого-нельзя-называть? – Андромеда всхлипывает, берет со стола злополучную газету и тут же роняет ее обратно: – А Сириус? Тед, я не понимаю! Как он мог? Что случилось?.. Это всё они! Это Белла и тетя Вальбурга! Он же на самом деле любит мать – видимо, надеялся все-таки заслужить ее одобрение! А она всю жизнь только и думала, что о «фамильной чести Блэков», – вот она, эта ее честь! Оба сына в Пожирателях, Рег пропал, а Сириуса теперь посадят… Зато старая ведьма наверняка довольна. Мои родители тоже вечно носились с Беллой – Белла то, Белла се, ах, у нее талант к Темным искусствам, ах, это фамильная склонность, ах, полюбуйтесь, как Беллочка похожа на знаменитую Араминту! – Андромеда давно уже вскочила и нервно расхаживает по кухне. Последнюю фразу она произносит манерным голосом, явно кого-то передразнивая. – А Цисси мы выдадим за Малфоя, они, конечно, нувориши, но у мальчика такие благородные идеи. Благородные идеи! Магглов пытать – это у них благородные идеи! Полсемьи в Азкабане! – Андромеда срывается на крик: – Древнейший и благороднейший дом! Двадцать поколений садистов и дегенератов! Ненавижу!!! – кричит она, и в глазах у нее плещется темная блэковская ярость. Она хватает со стола чашку, запускает ее в стену и разражается рыданиями.
Доре становится страшно. Видеть маму, всегда такую спокойную и красивую, в слезах, с покрасневшими глазами и искаженным лицом, невыносимо. Дора стремглав бросается вон из дома и летит через сад, производя по пути еще больше разрушений, чем обычно, – кажется, садовую лейку она даже не задевает, а срывает с места стихийной магией, и та, взмыв в воздух, находит свой приют в ветвях яблони.
Когда под вечер Дора, проголодавшись, возвращается домой, порядок восстановлен и мама снова спокойна. Только улыбается она еще какое-то время реже, чем обычно, и как-то с грустинкой.
С тех пор на имя Блэков в доме надолго налагается табу.
Доре пятнадцать, и теперь она уже не Дора, а Тонкс – это, по ее мнению, звучит куда круче, и постепенно ее привыкают называть так все, кроме родителей. Веснушки с ее носа давно уже исчезли, а цвет волос теперь меняется не сам по себе, а в строгом соответствии с ее пожеланиями – но сами пожелания, что ни день, становятся все более причудливыми. Видя, как приехавшая на каникулы дочь спускается к завтраку то с зелеными, то с ярко-красными, то со снежно-белыми волосами, которые торчат какими-то гребнями и стрелами, Андромеда только ахает, а Тед посмеивается и напоминает жене, как она в молодости сбегала от родителей, чтобы ходить с ним на рок-концерты, и переодевалась в туалете на вокзале Кингс-Кросс в маггловские джинсы-клеш и босоножки на платформе. Впрочем, дело, конечно, не в цвете волос. Андромеда по-прежнему всматривается в дочь, с жадным любопытством ища в ней собственные черты и с тревогой – черты своих сестер. Нет, теперь уже не внешние – это бесполезно, ведь теперь, когда Дора засыпает, с ее лица не исчезают все появившиеся за день изменения. Андромеда иногда задумывается, что именно в облике дочери «от природы», а что та подправила сама – и как она выглядела бы, если бы не была метаморфом.
Да разве во внешности дело. Теперь уже Дора разглядывает портреты предков в «Истории магии», а Андромеда, вглядываясь в стремительно взрослеющую дочь, ждет и боится увидеть, как на поверхность, будто ключ, пробивается то, что тетя Вальбурга называла «истинной блэковской натурой», – тот темный огонь, который жег их предков изнутри, сжигая дотла и оставляя на страницах истории черными тенями. Элладора Блэк – не сестра хогвартского директора Финеуса Нигеллуса, а другая Элладора, жившая во времена Генриха VIII, знаменитая на всю магическую Англию красавица, талантливейшая колдунья – к тридцати пяти годам превратилась в злобное чудовище, которым соседи пугали детей. Почему она так и не вышла замуж, несмотря на то, что, как говорят, всегда была окружена поклонниками? И учебник истории магии, и семейные предания, как обычно, умалчивали о самом интересном. Впрочем, из недоговоренностей и намеков складывалось впечатление, что никто из рыцарей Элладоры так и не решился предложить ей руку и сердце – все отступали, едва познакомившись с ней поближе, и это несмотря на то, что за блестящей невестой давали солидное приданое. Одинокая стареющая Элладора, унаследовав отцовский замок, погрузилась в занятия темной магией, а на досуге развлекалась тем, что истязала домашних эльфов. Для Тонкс портрет юной Элладоры – чарующее лицо, гордый поворот головы и отсвет древнего безумия в глазах – всего лишь портрет, но Андромеда могла бы ей рассказать, как в свое время, рассматривая альбом со старыми колдографиями, была поражена сходством Элладоры с тетей Вальбургой. Могла бы – но имя Блэков в доме по-прежнему табу.
Араминта Мелифлуа – другая знаменитая Блэк – в сорок лет была одной из самых ярких звезд на британском политическом небосклоне. Ей прочили блестящую карьеру – ее соперничество с Артемизией Лафкин за пост министра магии вошло в анналы политической истории магической Британии как «женская дуэль» (в изложении противников женского равноправия – «бабская дуэль»). Карьерный взлет Араминты был оборван ее экстравагантными выходками, венцом которых стало вынесенное на голосование Визенгамота предложение легализовать охоту на магглов. Большинство членов Визенгамота – даже чистокровных магов – были шокированы; политические союзники Араминты сделали все, чтобы замять скандал, но было поздно – популярность «восходящей звезды» резко пошла на спад. Скучающая на лекции по истории магии Тонкс присматривается к портрету Араминты и неожиданно замечает нечто, что ее чрезвычайно веселит. На рождественских каникулах она со смехом показывает портрет маме – а та вдруг бледнеет и хватается за сердце, когда со страницы учебника на нее смотрит ее собственное лицо. Только волосы, обрамляющие его, гораздо темнее, а глаза горят фанатичным огнем, который так запомнился ей с юности…
Впрочем, этот эпизод Тонкс быстро забывает – у нее столько важных дел! Профессор Снейп задал на каникулы длиннейший реферат по зельям, профессор Макгонагалл велела практиковаться в трансфигурации котят (кстати, где бы достать котенка?), а еще нужно успеть навестить всех маггловских подружек, с которыми не виделась с прошлого лета… Но по-настоящему ее волнует только то, что загонщик из команды Рейвенкло проявляет удивительное равнодушие к ее альтернативным прическам, постоянно маячащим на зрительской трибуне. Под конец каникул Тонкс не выдерживает и очень иносказательно рассказывает Андромеде про «одну свою подругу», которая не может придумать, как ей привлечь внимание молодого человека. Андромеда, проглотив готовые сорваться с языка предостережения, с ходу выдает целый план – один из тех, которые они с Беллой разрабатывали для Цисси, когда та обрушивала на старших сестер рассказы об очередной бурной влюбленности. Секунд тридцать она чрезвычайно собой гордится – есть еще порох в пороховницах! – а потом осекается, видя наморщенный лоб и искренне озадаченные глаза дочери.
– Лучше я просто позову его в Хогсмид, – говорит Тонкс, напрочь забыв, что речь идет об «одной подруге».
Андромеда невольно смеется, чувствуя одновременно легкую досаду и облегчение. Ей кажется, что она ступает на неизведанную территорию. Глядя на дочь, она видит своего мужа, своего свекра – офицера маггловской полиции (не от него ли у Доры эта безумная идея пойти учиться на аврора?), – в общем, честных магглов Тонксов, поколение за поколением обитавших в Ист-Энде. Да, и еще немалую долю спокойного упрямства, свойственного факультету Хельги. Бесчисленные Блэки, похоже, спокойно спят в своих мраморных склепах.
* * *
Тонкс двадцать два, у нее рваные джинсы, аврорский значок и пачка маггловских сигарет в заднем кармане; за плечами у нее целых три бурных романа, несколько встреч со смертью лицом к лицу, дюжина спасенных жизней и пара других, которых спасти не удалось, – она уверена, что знает абсолютно все и о жизни, и о смерти, и о любви. Ее мало что способно смутить – разве что выговор от Аластора Муди, шефа, перед которым она благоговеет, и встреча с подставкой для зонтиков в прихожей дома на площади Гриммо, с которой они никак не могут поделить жизненное пространство.
Тед и Андромеда теперь видят ее только по праздникам, а знают о ее жизни и вовсе немного. С самого ее поступления в аврорат рассказы о работе пересыпаны таинственными недомолвками, а о том, что происходит вне работы, и спрашивать бесполезно – максимум, чего удостаиваются родители, это отчета о концерте «Weird Sisters». В этом году недомолвки постепенно множатся, захватывая в разговорах все больше и больше пространства. Сперва Тед подсмеивается над «секретными заданиями» дочери, потом смеяться уже не хочется – особенно в свете последних новостей, которые даже тщательная цензура не в силах сделать оптимистичными. А когда появляется сообщение о побеге узников из Азкабана, сердце Андромеды вновь сжимается от тревоги, которая, казалось, давно забыта, – таким зловещим кажется ей на колдографии лицо сестры, с которого даже Азкабан не стер сходства с лицом самой Андромеды.
– Расскажи мне о Блэках, – внезапно просит Тонкс, и Андромеда теряется, не зная, с чего начать. Что рассказать о семье, последняя связь с которой утрачена четверть века назад? О маме с папой, о тете Вальбурге и дяде Орионе, которые умерли, так и не простив дочь и племянницу, и на чьей могиле Андромеда так ни разу и не побывала? О Белле и Сириусе, чьи портреты дочь видит в аврорате каждый день с надписью «Разыскивается»? О Нарциссе, которую они иногда встречают на Диагон-аллее и которая даже не отворачивается – просто глядит сквозь сестру и племянницу, будто они сделаны из прозрачного стекла? Каждая попытка заканчивается безнадежной фразой: «Наверное, тебе не понять», как ни пытается Андромеда ее избежать. И Тонкс прощается с родителями и отправляется в дом на площади Гриммо.
Сириус не говорит: «Тебе не понять». Сириус похож на старшего брата, которого у Тонкс никогда не было, но в глубине души она помнит, что браки при такой степени родства среди чистокровных магов являются обычным делом, – так что в отношениях с Сириусом присутствует легкий налет флирта, придающий им остроту.
– Расскажи мне о Блэках, – просит Тонкс и его, и Сириус ведет ее на второй этаж, к огромному, во всю стену, гобелену, с которого на Тонкс смотрят… все. Все, о ком она слышала или читала, о ком Андромеда говорила с горькой иронией или нескрываемой печалью, чье имя обходила молчанием, более красноречивым, чем любые слова. И безумная Элладора, и жестокая Араминта Мелифлуа, и Вальбурга, чьи крики то и дело оглашают дом, и дедушка Сигнус, который проклял маму, когда она вышла замуж за папу, и тетя Белла, в которой так трудно не замечать мамины черты…
– Видишь даты? Блэки долго не живут, – небрежно говорит Сириус.
– Войны, дуэли, болезни… Во всех нас сидит стремление к самоуничтожению. Говорят, род Блэков проклят – повздорили со Слизерином или что-то вроде того… Наверняка старые байки, но с наших предков бы сталось. С тех пор никто из Блэков так и не умер пристойной смертью – если не сворачивали себе шею молодыми, то ближе к старости окончательно съезжали с катушек. Видела мою мамашу? Типичная представительница нашей семейки.
– Ты ее… ненавидишь! – ахает Тонкс, пораженная тем, как меняются лицо и голос Сириуса.
– Все Блэки ненавидят друг друга, – усмехается тот.
– Но моя мама…
Сириус усмехается снова.
– Готов поспорить, она ни разу не была на могиле Сигнуса и Друэллы, – говорит он, и Тонкс понимает, что крыть ей нечем. – Кстати, на твоем месте я был бы очень осторожен при встрече с тетей Беллой. И поверь мне, твоя маггловская кровь тут совершенно ни при чем.
– Мне кажется, ты мог бы найти более приятную тему для разговора, – с улыбкой говорит вошедший Люпин. Тонкс вскакивает и опрокидывает все, что находится в пределах ее досягаемости.
– Что ж, тебе и карты в руки. Пойду покормлю Клювокрыла. – Сириус встает и направляется к двери. Перед дверью он оборачивается и театральным жестом указывает на Тонкс. – Но помни, ты тоже Блэк!
* * *
Тонкс двадцать пять, и будет ли ей когда-нибудь двадцать шесть – бог весть. Объятый битвой Хогвартс, всегда бывший надежнейшим оплотом магического мира, похож на ад на земле. Впрочем, сама Тонкс об этом не думает. Ни о Хогвартсе, ни о Волдеморте, ни даже о собственном сыне, оставшемся с Андромедой. Мир сжался до двух точек: плечо сражающегося рядом Ремуса, которое она чувствует своим плечом, и лицо женщины, с которой она сражается, как две капли воды похожее на мамино. Тонкс не чувствует ни пресловутой «ярости битвы», ни страха, не чувствует вообще ничего – кажется, все, что она делает, проходит мимо ее сознания. Заклятие – щит – заклятие, как на занятиях школы авроров. Но когда вслед за вспышкой, полыхнувшей зеленым, Ремус оседает на пол, оставив ее плечо беззащитным, и одновременно раздается издевательский смех Беллатрикс, аврор Тонкс исчезает, а на ее месте оказывается живая, уязвимая Нимфадора, которую до краев заполняет клокочущая ненависть. Тонкс кидает Ступефай в Долохова и оборачивается к Белле, которая больше не кажется ей похожей на Андромеду. В расширившихся черных глазах Доры темным пламенем вспыхивает блэковская ярость, и в глазах соперницы в ответ загорается удивленное узнавание.
– Авада… – пронзительно выкрикивает Дора, и из ее палочки вырывается зеленый луч.
Пост N: 12
Info: Команда Нимфадоры Тонкс
Зарегистрирован: 21.12.10
Рейтинг:
0
Отправлено: 26.12.10 02:53. Заголовок: Эпилог – Как ты ду..
Эпилог
– Как ты думаешь, куда я попаду – на мамин факультет или на папин? – серьезно спрашивает Тедди.
– Я думаю, мы все узнаем в свое время, – улыбается Андромеда. – Но я уверена, родители не будут разочарованы, даже если ты попадешь в Слизерин.
Погруженные в эту увлекательную беседу, они идут по кладбищенской дорожке. Раньше Андромеда – одна или с Тедди – приходила сюда часто, теперь, через одиннадцать лет, только раз в год – в годовщину Хогвартской битвы. Чтобы помнить, ей не нужно ходить на кладбище. Они всегда с ней – ее любимый муж, ее единственная дочь, ее зять, к которому она успела проникнуться уважением, но с которым не успела по-настоящему подружиться… У них было так мало времени – у них у всех. Она видит их в изменчивых чертах внука-метаморфа – нос Теда, подбородок Ремуса, блестящие глаза Доры.
Иногда она сталкивается на кладбище с Гарри или с многочисленными Уизли – теперь все они стали для нее почти семьей, они собираются шумной компанией на Рождество и дни рождения, отправляют друг к другу детей, делятся радостями и печалями. Но свои могилы она предпочитает посещать вдвоем с Тедди. Это ее жизнь, двадцать шесть лет ее жизни – до войны, до Ордена Феникса, до того, как все пошло наперекосяк.
Ее она встречает на кладбище впервые. Женщина в безукоризненно сидящем костюме и шляпке с вуалью идет по дорожке навстречу Андромеде, и она не сразу понимает, что это Нарцисса. За тридцать семь лет они так и не обменялись ни словом – с тех самых пор, как Андромеда закрыла за собой дверь родительского дома и уехала с Тедом на его мотоцикле, чтобы больше не возвращаться. Даже когда Андромеда забирала из Хогвартса тела дочери и зятя – тогда она видела заплаканную Нарциссу, сопровождавшую тело Беллы, но так ничего ей и не сказала. Просто не знала, что сказать.
Сейчас обе синхронно опускают головы, чтобы разминуться на узкой дорожке, – свернуть здесь некуда, к тому же ни одна не хочет привлекать к себе внимание таким нарочитым жестом. Но в последний момент Нарцисса вдруг останавливается и поднимает вуаль.
– Энди…
Они никак не упоминают про тридцать семь лет молчания – просто обмениваются какими-то будничными фразами. Андромеда подзывает отбежавшего Тедди, Нарцисса вынимает из изящного клатча бумажник с фотографиями невестки и внука, но Андромеде кажется, что думают они об одном и том же. В конце концов Нарцисса, рассказывая о маленьком Скорпиусе, произносит это вслух: «Ничего от Блэков. Чистый Малфой», – и в ее голосе звучит откровенная радость. Когда они уже собираются распрощаться, сестра делает свой главный ход.
– Энди, я пока не знаю подробностей, но Люциус… – Нарцисса на мгновение осекается и слегка краснеет, но Андромеда никак не реагирует, и она продолжает. – Люциус исследовал старинные хроники, и, ты знаешь… похоже, «проклятье Блэков» действительно существовало. И, кажется, оно было снято, когда… когда… В общем, чтобы его снять, Блэки должны были пролить кровь друг друга в братоубийственной войне. Это значит…
Дальше Андромеда уже не слышит. У нее перехватывает дух от жестокости того, о чем говорит Нарцисса. Значит, проклятье? Значит, все, что с ними было, все метания, вся боль, раскол семьи, одинокая старость Вальбурги, ее собственная надломленная жизнь, страшная гибель Беллы и белое надгробие с надписью «Нимфадора Тонкс Люпин, 1973 – 1998», – это результат заклинания, произнесенного тысячу лет назад, а не выбора, который каждый из них – она сама, Белла, Сириус, Регулус, Дора – делал каждую минуту? Или... Глаза Нарциссы непроницаемо прозрачны. Андромеда вспоминает, что рассказывал Гарри о своем пророчестве – своем проклятье? – и на мгновение ей кажется, будто она видит сестру впервые. Они с Нарциссой – просто две немолодые женщины. Миссис Тонкс, миссис Малфой. Сестер Блэк больше нет. Звенящая от напряжения нить, связывавшая их, тихо растворяется в воздухе.
– Бабушка! – окликает ее Тедди, и в его чертах она так ясно видит черты Доры, что на мгновение прикрывает глаза, как от яркого солнца. Все так, как должно быть. Кто должен жить – продолжает жить.
А бесчисленные Блэки тихо спят в своих мраморных склепах, наконец обретя покой.
Пост N: 1645
Зарегистрирован: 10.01.07
Откуда: Россия, Омск
Рейтинг:
15
Отправлено: 26.12.10 11:04. Заголовок: вредитель Вы не мож..
вредитель Вы не можете ставить баллы, если не предоставите ссылку на регистрацию на любом ресурсе до сентября 2010 года. Очень надеемся на понимание - голосующих терять бы не хотелось.
Маграт, спасибо, читать я умею, и даже правила прочел ))) Имелось в виду, что Снейп не является действующим лицом в фике, что выгодно отличает его от большинства других фиков в данном фандоме )))
вредитель Маграт Снейп присутствует в строго дозированном количестве! Спасибо за поддержку!
Incognito* Спасибо! А в чем, если не секрет, вы заметили погрешности против канона? Вроде автор старался канону следовать, но, конечно, мог увлечься и сойти с тропы...
shiraz kos rakugan Спасибо за добрые слова и высокие оценки!
Здорово! Хочется начать перечитывать как только дочитала. Очень люблю Тонксов вообще и Нимфу в частности, но из них часто норовят сделать... что-то странное. А у вас - всё в точку и по мерке. Спасибо вам за них всех!
Отправлено: 27.12.10 00:10. Заголовок: НимфАманки, да мелоч..
НимфАманки, да мелочи, в общем. Начальником Тонкс в аврорате был всё-таки Скримджер, а не Хмури. И газета, из которой Андромеда узнаёт о судьбе сестры и кузена - через два дня после победы, что поздновато в случае Сириуса и рановато для Беллатрикс.
alexi Злая Ёлка Джекки Спасибо! Очень приятно слышать, что фик понравился и заинтересовал.
Incognito* А-а-а, понятно. Тут автор позволил себе некоторые допущения, да. Насчет Аластора - думается, что в какой-то период Тонкс должна была работать под его началом (не обязательно он был в это время главой аврората, в аврорате же наверняка есть и более мелкие начальники), отсюда и "шеф". А насчет Беллатрикс и Сириуса... теоретически можно предположить, что Беллатрикс с мужем и деверем отправились пытать Лонгботтомов на следующий день после исчезновения Лорда, ведь в каноне не говорится, когда именно это произошло, только то, что это было "вскоре после падения Лорда, когда все считали, что уже пребывают в безопасности". А раз прямого указания нет, то... В общем, канон как дышло. [img src=/gif/smk/sm38.gif]
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 9
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
Дора и Андромеда получились замечательно. 
))) 
Спасибо за поддержку! 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума