Снарри-форум

Глядят с фотографий знакомые лица,
 Ведут разговоры, заходят в мой дом. 
Как памяти книгу, страница к странице,
 Листаю я старый семейный альбом.

Вл. Тиссен «Семейный альбом»

Обложка

– Только два часа, не больше! – Джинни шагнула в камин, все еще озабоченно хлопая себя по карманам, в последний раз заглянула в сумку и, наконец, бросила под ноги дымолетный порошок. – Нора!

Гарри кивнул потухающему зеленому пламени и, как только в камине погасли последние искры, резко встал с кресла.

***
Два поворота по длинному коридору – направо и еще раз направо – и он там, куда мечтал попасть весь сегодняшний вечер. В маленьком тупичке-кладовке. Тут нет ни окон, ни ламп. Подсветить себе Люмосом не проблема для обитателей дома, а заглядывают они сюда редко.

Полки по стенам, разные коробки, под завязку набитые каким-то барахлом: все, что надо убрать с глаз долой, что уже никому не нужно, но вдруг еще пригодится – аккуратно сложено в ожидании своего часа. Гарри с детства приучен к бережливости.

У дальней стены, в торце кладовки стоит древний, оставшийся еще от прабабки Сириуса буфет. Когда-то последний писк интерьерной моды – большой, человек пять поместится – сейчас он служит Поттеру для хранения банок с полиролью, потрепанных щеток и прочего квиддичного инвентаря.

Если погладить деревянные рассыпающиеся от старости ручки-змейки, они теплеют и что-то тихо шипят на своем, мебельном языке.

***
Дверцы заскрипели, под пальцами раскрошилась, забиваясь под ногти, древесная труха. Гарри засунул руку под сложенную на нижней полке старую форму – после школы он еще два года в ней играл - нащупал на самом дне кожаный переплет, потянул и извлек из-под стопки тряпок альбом с колдографиями.

Это была своего рода рождественская традиция – выпроваживать Джинни на пару часов раньше и, пока она, счастливая и раскрасневшаяся, помогает матери готовить очередное самое-лучшее-Рождество-в-Норе, сидеть у камина и рассматривать старый альбом.

Хотя, если быть до конца честным, иногда Поттер думал, что это не он рассматривает тех, чьи изображения занимают первые несколько страниц. Скорее эти люди – веселые, грустные, строгие и не очень – рассматривают Гарри.

Уютно устроившись в кресле и привычно подавив легкий приступ беспокойства, которое случалось каждый раз, стоило его рукам коснуться коричневатой потертой обложки, Гарри вздохнул и открыл первую страницу.

Он называл это – «Отчет». Именно так, с большой буквы. Отчет был важной частью его жизни, но – увы! – ему не с кем было это разделить. О странном ритуале, каждый год исполняемом героем магической Британии, разумеется, никто не знал.

Первая страница

Мама, привет. Хорошо, что ты все еще здесь. Мне кажется, или снимок немного выцвел? Но ты улыбаешься… как хорошо, что ты всегда улыбаешься.

Рыжие волосы развеваются на ветру, она бежит прямо в кадр, раскинув руки. Мама. Лил. Та, кого он очень хочет вспомнить.

Сепия, чуть-чуть ретуши, эту колдографию увеличивали столько раз, что черты запечатленной на ней женщины стали размытыми. Но это не важно. Изображений Лили Эванс существует всего пять – и это лучшее из них.

Если бы она была жива… впрочем, с тем, что ее нет, Гарри уже давно смирился. Нет ее – зато есть колдографии. Целых пять. Четыре из них – в подаренном после первого курса Хагридом альбоме.

Мам, в прошлый раз я рассказывал тебе про свои воспоминания. Так вот, теперь я уверен – это точно было по-настоящему. Я знаю, что обычно люди не помнят себя в таком возрасте, но я же волшебник, значит я – могу.

Плохо, конечно, что в памяти не осталось ничего конкретного, но мне кажется - у тебя был веселый голос. И волосы не совсем рыжие, скорее – медовые, светлые. И знаешь… рядом с тобой тепло. А может, ты просто держала меня на руках?

Женщина, так похожая и не похожая на его подругу, бежит, с каждым шагом приближаясь к белой, фигурно вырезанной белой рамке… Гарри вздыхает и поправляет очки. Отпивает чай из стоящей на полу у кресла чашки.

Я скучаю, мам. Я все так же скучаю…

Вторая страница

Папа…

Мужчина, совсем молодой, чуть младше теперешнего Гарри, улыбается. Это, кажется, последний снимок отца. Более поздних найти не удалось.

Пап, я сходил в Мунго, как и обещал. Они ничего не нашли. Сказали – просто депрессия, надо заняться чем-то новым. Прописали зелья, но я не стал их пить, от них спать все время хочется…

Знаешь… я все хотел рассказать тебе. Мне как-то снился сон. Мы с тобой катались на лыжах. На обычных, маггловских. Я в детстве очень хотел такие.
Вместе было так здорово! Ты совсем молодой был, мы смеялись, и ты даже пару раз меня носом в снег ткнул…

Я потом проснулся и рассказал Джин этот сон. Мы даже решили съездить куда-нибудь в горы. Но она сразу предложила позвать Рона с Гермионой, и Молли, и еще Джорджа… в общем как-то все не получилось. А жаль.

Пап, я тогда, во сне, был так счастлив…

Третья страница

Газетная вырезка, слегка пожелтевшая, чуть загнутая по краям. Альбус Дамблдор в официальной мантии, на груди орден Мерлина. Когда-то под этим снимком был заголовок статьи «Смерть пришла за ним неожиданно».

Заголовок Гарри отрезал.

Здравствуйте, директор.

Прошел год, а я опять с тем же вопросом. Никак не могу понять, почему вы никогда не говорили со мной о том, как мы будем жить, если победим? Наверное, вам было не до того?
Нет, я не жалуюсь, вы не думайте.

Сначала все шло хорошо. Все радовались, наконец, можно было ничего не бояться. Мы планировали будущее… Это было здорово.

Всюду праздновали. Меня, Рона и Герм постоянно куда-то приглашали, Джин была так счастлива, что может везде ходить со мной, нас все время расспрашивали о вас, о ребятах с факультета, о том, как мы боролись… А потом что-то сломалось. Прошел год, потом еще, а вопросы оставались теми же, на них даже отвечать стало неинтересно.

И знаете, мне стало казаться, что мы словно на работу ездим. Как будто гриффиндорец на любом празднике – это предмет обстановки. Герои, которые никому не интересны.

Ну, это я вам уже рассказывал…

Директор, почему вы не научили нас нормально жить? Не бороться, не побеждать – просто радоваться тому, что мы есть?

Рон и Гермиона расходятся два раза в год. И дело не в том, что они не любят друг друга – но мы все время боремся. А надо, видимо, делать что-то другое…

Мы с Джин живем неплохо. Не так, как я мечтал, но… нормально. Просто это тяжело. Очень. Иногда совсем невыносимо. Каждый из нас старается сделать как лучше, а получается какая-то ерунда…

Впрочем, наверное, это смешно – вопросы надо решать самому, я понимаю.

Гарри внимательно всматривается в колдографию. Альбус Дамблдор поправляет цепь от ордена на шее. Он абсолютно серьезен, и Гарри кажется, что вот еще немного и директор ответит ему своим обычным «Мальчик мой».

И все станет как раньше – легко и просто.

Но Дамблдор молчит.

До свидания, директор. Я был очень рад повидаться с вами.

Четвертая страница

Он смеется. Как и мама, и отец – он всегда смеется.

Сириус Блэк. Крестный.

С ним и только с ним можно дурачиться, можно обсуждать всякие глупости, можно просто помолчать о своем… Гарри любит вспоминать это время – когда у него была семья. Настоящая. Пусть даже из родных только он – и Сириус.

Привет! О, да ты совсем не изменился!

Блэк подмигивает и хохочет в объектив. Ему девятнадцать лет. У него ослепительная, белозубая улыбка.

Слушай, рассказал бы ты мне, как это у тебя получалось – вот так легко относиться к жизни? Я даже завидую тебе немножко. Я так не умею.

Гарри еще помнит его - голос, интонации, лицо… Может быть, поэтому он так держится за этот дом? Крестный все еще здесь.

Сириус, у меня к тебе серьезный вопрос. Ты только не смейся, ладно? У меня такое ощущение, что этот дом никогда не признает другой хозяйки, кроме твоей матери. Может, Вальбурга его прокляла?

Я никак не могу понять, что творится с Джин. Мы встречаемся уже четвертый год, а она все тут как чужая. Праздники – в Норе, поездки – только с Молли вместе. Стоит ей прожить здесь месяц подряд, как она скисает и отправляется «развеяться». А ведь у нас скоро свадьба, Сириус. И я хочу, чтобы ее дом был здесь, со мной…

Гарри торопливо глотает не вовремя образовавшийся в горле комок и снова отпивает из чашки. Переворачивает страницу. Впереди самое интересное.

Из сумки, небрежно брошенной рядом, он достает конверт. Простой – такие часто используют в банке, если надо выдать справку, а посетителю некуда ее положить. Из конверта торчит уголок колдографии.

Вчера. Вчера он, наконец, нашел то, что искал.

Пятая страница

Мать Колина Криви плачет. Она всегда плачет, когда Гарри приходит в гости. Кроме него сюда никто и не заглядывает, наверное. Маленькая комнатка, желтые обои, в углах, возле окон, выходящих в переулок – трещины.

Колин тут повсюду. Он смеется, играет в квиддич, сидит за партой… Колдографий больше, чем пустого пространства стен.

Дэннис давно не живет с матерью.

Гарри неудобно. Он хотел посмотреть архив – сотни колдографий, сделанных Колином. Огромные коробки, которые мать неохотно разрешает открыть. Но только после чая.

Они разговаривают почти два часа, Гарри не знает, о чем можно разговаривать с постоянно плачущей женщиной, ему неудобно. Ему все время кажется, что он в чем-то виноват перед миссис Криви.

А сегодня ему совсем не по себе.

В прошлый раз он тоже смотрел колдографии. Именно тогда ему и пришла в голову эта мысль – взять себе Снейпа. Только бы не помешала мать Колина…

Все получается удачно. С того раза, как Гарри в последний раз открывал коробку, к миссис Криви видимо никто не заглядывал – колдография Снейпа лежит на самом верху. Гарри прячет ее в конверт, еще некоторое время рассеянно перебирает снимки и торопливо уходит.

А на следующий день он достает портрет профессора из сумки. Надо приклеить его в альбом.

Несколько касаний палочкой. Готово.

Странная колдография, если разобраться. Колин щелкнул слизеринского декана в тот момент, когда тот смотрел в окно в одном из коридоров. Задумчивая колдография.

Гарри еще не знает о чем можно поговорить со Снейпом. Наверное, в его жизни еще не произошло таких событий. Но не пригласить – Поттер так и называет это – бывшего профессора в свой альбом он тоже не мог. После всего, что произошло тогда, после того, как он фактически остался единственным, кто помнит все то, что помнил Снейп.

Теперь он тоже тут.

Гарри трет уставшие глаза. До десяти пополудни еще пятнадцать минут. Он еще успеет допить остывший чай.

Обложка

За окном непроглядная темнота. Ветер бросает в стекла мелкие снежинки. Гарри расслабленно сидит в кресле, думая о том, что не так уж плохо прошел этот год. Как и прошлый. Как и позапрошлый… Все хорошо. Если только не хотеть чего-то особенного.

Спрятав альбом обратно в буфет, он встает перед зеркалом и проводит по волосам расческой. Джинни не любит, когда он растрепан. А начинать праздник с ее обиженного шипения в прихожей Норы – не хочется.

В последний раз окинув взглядом гостиную, Гарри идет к камину. На высокой каминной доске, рядом с горшком для дымолетного порошка стоит маленькая елка. Он наряжает ее каждый год и ставит туда. Зачем?

Может быть для тех, кто остается здесь, в его доме, когда никого нет?

Гарри зачерпывает порошок, чувствуя, как тот скрипит и пересыпается в руке.

Впереди долгое, веселое семейное Рождество…