Снарри-форум

- У роз черные лепестки и длинные серебряные ножки, у них очень много шипов, вам бы понравилось. Это волшебные цветы, у маглов таких нет. Невилл вывел этот сорт только в этом году. Я хотел, чтобы лепестки были зелеными, но у него пока такие не выходят, а наколдованные цветы - это ведь просто магическая подделка… А вы, помнится, подделок не терпели…
…Или я не могу этого помнить? Я ведь почти не знал вас тогда. Я и сейчас, наверное, не знаю, но теперь мы можем хотя бы говорить мирно… Или это потому что говорю только я? Как странно… Вы - мой самый любимый собеседник. Гермиона называет это психоанализом, а я предпочитаю слово «покаяние». Наверное, в этом наше главное различие: в ней всегда говорит разум, а во мне чувства. Вы спросите, что могут делать вместе разум и чувства... ха, получилось как название романа Джейн Остен. Вы читали? Я тоже нет, но Гермиона говорит, что это классика английской литературы. А вот на фильм она меня потащила, и там один актер был очень похож на вас, только ни у кого не возникало сомнений, что он положительный персонаж. Знаете, а вам бы это пошло - быть хорошим. Я отвлекся… Оказалось, что я вообще рассеянный человек, постоянно что-то забываю. Вот и теперь… Ах да, разум и чувства. Нет, это не трудно. Вы спросите, почему «Наша новая знаменитость» и «Невыносимая всезнайка»? Не спросите? Ну, да я все равно расскажу, потому что Рон умер и нас осталось двое. Один мальчик и одна девочка. Логично, правда? Нет, мы, конечно, не сразу поженились, и многие не верили, что я искренне люблю ее. Раньше я считал, что любовь - это непременно что-то яркое и необычное, что она приходит нежданно и каждый с первого взгляда узнает свою вторую половинку. Вы скажите, я был наивен? Да, был. Но теперь я знаю, что любовь может быть другой, она не буря или цунами, а пуховое одеяло, оно греет тебя каждую ночь, и однажды ты понимаешь, что уже не можешь без него обходиться, без тепла и уюта, которое оно дарит. Вы меня понимаете? Я верю, что понимаете. У нас за плечами уже так много… скоро Джеймс будет в школе уже не как сын преподавателей, а как ученик, а Лили осталось еще два года. Правда, здорово? Мы вместе с Гермионой уже пятнадцать лет, и если вы спросите, когда именно я понял, что люблю ее, я не назову вам точной даты, все происходило так постепенно… Но теперь, глядя на наших детей, мне кажется, это чувство всегда жило во мне, понимаете, с каждым днем оно все больше и мы все ближе. Любовь складывается из времени и мелочей. Но это моя, а ваша… Мы снова вынуждены вспомнить о буре и цунами. «А он, мятежный, просит бури, как будто в бурях есть покой!» Вы читали? Я - нет, но Гермиона говорит, что это Лермонтов, классик русской поэзии. Мне нравятся эти строчки. Наверное, так вы сами сказали бы в свое время про меня, а вот теперь я говорю про вас. Странно… Жизнь вообще чертовски странная штука. Знаете, когда разбирали ваши вещи, чтобы освободить комнаты в подземельях для нового преподавателя зелий, Дамблдор позвал меня. Вы хоть на минуту поверите, что это могло быть ненамеренно? Я - нет… Наверное, мы с вами слишком хорошо его знали, упокой, Господи, его душу. Ну так вот, там были ваши письма к моей матери - те, что вы писали с пятнадцати до семнадцати лет. Ну, вы же меня знаете. Сначала я жутко разозлился, это казалось святотатством и почти кощунством, что кто-то смел любить ее так неистово… Кто-то, кроме моего отца. Но потом… знаете, я теперь все время их перечитываю и порою жалею, что вы так ни одно из них и не отправили… Они такие красивые. Ваши мысли и чувства в тех письмах. Яркие и чистые. Я… вы не поверите, но я даже начал фантазировать, что было бы, если бы хоть одно из них дошло. Наверное, была бы вероятность, одна на миллион, что моим отцом стали бы вы. И я признаюсь… только вам... порою я верю, что это было бы единственным залогом пусть не счастья для нее, но жизни. Она ведь действительно любила его… Моего отца. Было бы ее чувство таким сильным, если бы она разглядела как красива ее душа в чьих-то безмолвных черных глазах? Мы часто говорим о них, моих родителях, с Ремусом. Ему есть что вспомнить, особенно теперь, когда прибавилось седины на висках, и Тонкс, как постоянный вечный раздражитель его покоя, не дает Люпину навсегда уйти в прошлое. В то время, что погребло под своими тяжелыми секундами его друзей. Но знаете, в этих разговорах никогда не звучит ваше имя, а мне иногда так хочется… Если бы я не понимал, как шокирует его вопрос о том, нравились ли вы хоть немного моей маме, я бы непременно его задал. Верите? Не верите, думаете, мною движет только пустое любопытство? Нет, не только оно - я стал сентиментален. Мне так хочется, чтобы все вокруг были счастливы. Может, вы мне объясните, почему мир устроен так несовершенно, что счастье одних людей часто предполагает горе других? Не станете?.. Ну ладно. А я все равно всех люблю, даже Малфоя, хотя, глядя на наши отношения, никто этого не заподозрит. Так вот, о моей любви ко всем живым существам. Невилл называет это синдромом Дамблдора и все ждет, когда я начну тоннами поглощать сладкое. Как думаете, он прав? Меня это начинает настораживать, Минерва МакГонагалл в этом году уходит на пенсию, и совет попечителей уже предложил мне пост директора. Представляете, «Гарри Поттер, самый молодой директор Хогвартса…» Не представляете? Зато я догадываюсь, как много вы могли бы сказать по этому поводу. А впрочем, я соглашусь, хотя… Минерва в последние годы так пристрастилась к вишневому пирогу, что поневоле задумаешься, не наложено ли проклятие и на эту должность. Скажете, мне не привыкать? Да, наверное, после двенадцати лет преподавания ЗОТС не стоит беспокоиться о таких пустяках, как лишняя яблочная пастилка на ночь. О Мерлин, сам себе не верю, что говорю такое… Все-таки прав был Невилл…
…Кстати, о Малфое, вы бы им точно гордились, если при вас класс зелий напоминал лабораторию безумного ученого, то при нем это просто прихожая ада. Знаете, даже Пивз вспоминает о вас как о милом человеке, что уж говорить о нынешнем поколении студентов? Для них Малфой и дьявол - уже синонимы, некоторые, ухитряющиеся не засыпать на Истории магии, даже сравнивают его с Воландемортом. Он однажды это услышал и заявил, что «весьма польщен». Представляете, с кем приходится работать? Когда он стал деканом Слизерина, по-моему, о массовом самоубийстве мечтали даже сами слизеринцы, но теперь они в нем души не чают. Парадокс? Да, наверное, Гермиона говорит, что со своими учениками Малфой очень даже терпим, квиддичная команда их Дома еще никогда не играла так грязно. В общем, методы работы со студентами вы, наверное, узнаете… А еще он злится, что я к вам прихожу. Представляете? Колдомедик Беддок говорит, что вам все равно, кто вас навещает, но Малфой упрямо считает иначе. Его послушать, так вы до сих пор в коме, потому что не желаете слушать мое нытье. Это так? Вам больше нравятся его монологи о том, какая дерьмовая штука жизнь? Хотя нет, конечно, нет… Он ведь говорит не только об этом. Я как-то пропустил свою субботу и решил зайти в его воскресенье. Никогда не рассказывайте ему об этом, он точно меня отравит. Знаете, в тот день он плакал и так просил вас очнуться, что, наверное, с вашей стороны было бессердечием проигнорировать его мольбы. Я тогда ушел и дал себе слово никогда не приходить по воскресеньям, знаете, я его держу до сих пор, хотя уже много лет прошло. А может, в этом есть какая-то высшая логика, в том, что вы не очнулись тогда. Он ведь женится в этом году… Вы никогда не поверите – на Луне. Герми говорит, что у маньяка и сумасшедшей есть все шансы стать прекрасной парой. Но это она не со злости, они, как ни странно, действительно удивительно подходят друг другу. Вы рады за него? Наверное, рады. Ведь если говорить о людях со странностями… Да-да, я о вас. Странный выбор вы сделали. Нет, я все понимаю, тогда это было необходимо, вас разоблачили как шпиона, и вы, чтобы не выдать секреты Ордена Воландеморту, настолько сильно заблокировали свое сознание от вторжения, что впали в кому. Беддок говорит, что колдомедики не в состоянии снять блок, это можете сделать только вы сами. Тогда почему не хотите? Упрямитесь или не верите, что все, наконец, закончилось? Сначала мне казалось, что только я смогу убедить вас, что убил его. Никому и никогда я не рассказывал столько о том дне, как вам. Не только события, но и чувства, эмоции, переживания. Только вы знаете, что до сих пор я просыпаюсь по ночам и зажимаю ладонью рот, чтобы не закричать от ужаса нахлынувших воспоминаний, но, похоже, мои слова трогают вас еще меньше, чем слезы Малфоя. Или в этом тоже есть смысл? Если да, то я его не вижу. Видели бы вы себя со стороны. От поддерживающих ваше тело заклятий кожа сверкает, словно покрытая алмазной крошкой, это очень подходит к белым прядям в ваших волосах. Их ровно двести семьдесят три, этих седых волоса, это не я считал, а Джинни, она обычно приходит по пятницам. Может, в пятницу? Было бы здорово, очнись вы в пятницу. Понимаете, о чем я? Нет? Жалко. Не подумайте, что она ходит сюда только потому, что ей больше некуда ходить. А может, и некуда… Только к вам и на кладбище. Странно, их было так много… Молли и Артур, Билл и Чарли, Перси, Фред и Джордж, Рон… а теперь вот осталась только Джинни. Гермиона думает, что зря она это, ну, ходит к вам... А мне кажется, нет. Пусть ее интересует хоть кто-то живой. После смерти Дина она долго была сама не своя, а теперь вот ваши волосы считает. Вам по-прежнему нравятся рыжие? Если да, то с вашей стороны было бы очень мило очнуться в пятницу. Не хотите? Жаль. Она вазу для цветов принесла, из малахита. Очень красивая ваза, дорогая, наверное… А богатые женщины вам нравятся? Если да, то смотрите, ее коллекции мантий продаются по всему колдовскому миру. Не убедил на счет пятницы? Ну ладно. Гермиона говорит, что если мы все перестанем приходить и торчать у вас над душой, вы быстрее очнетесь. Она у меня, конечно, умная и самая любимая, но иногда такая зануда! В это вы, наверное, поверите легко. Может, я поэтому так упрямо пытаюсь доказать ей свою точку зрения? Никогда не отличался красноречием, а вот теперь сижу тут и говорю часами без остановки. Жаль, что мое время подходит к концу, сейчас придет колдомедик Беддок и будет меня выгонять. Но все равно пора, я обещал Джейми новую метлу, он потрясающе летает, даже если в этом году не попадет в команду, то в следующем орлы Малфоя точно не сохранят кубок. Думаете, что я буду использовать свое положение директора? Правильно, наверное, думаете, но так - самую малость.

Скрипнула дверь, и высокий темноволосый мужчина в мантии колдомедика жестом попросил другого, в круглых очках и с растрепанными волосами, покинуть палату. Тот суетливо поставил в вазу пять черных роз на серебряных стеблях и бросив: - Ну, до субботы, профессор, - вышел.
Как только дверь за ним закрылась, колдомедик наложил на нее мощное запирающие заклятье. Потом он укоризненно взглянул на лежащего на постели мужчину.
- Вы же мне обещали! Говорили, что непременно сегодня! При всем моем уважении, сэр, мне чертовски трудно водить за нос всю толпу ваших доброжелателей.
Больной на постели зашевелился, встал, потянулся и понюхал цветы.
- Даже не пахнут, ни в чем нет совершенства. Не волнуйтесь, Малькольм, – он достал из прикроватной тумбочки книгу и фляжку со скотчем. - Я не буду долго вас обременять своим присутствием.
- Вы это уже полгода говорите. Нет, профессор, я очень ценю ваше доверие, но меня уволят, если узнают.
- Никто ни о чем не узнает, просто я хотел быть в курсе всех царящих в мире перемен.
- Теперь у вас, по-моему, достаточно информации.
- Вполне.
- Ну так почему не сегодня? – удивился колдомедик, - вы же мне обещали!
Мужчина сел на постель и, открыв книгу, улыбнулся.
- Я собирался, просто, когда уже почти решил разыграть возвращение с того света, мистер Поттер внес отличное предложение. По-моему, пятница - хороший день.
Колдомедик рассмеялся.
- Что, вазочка понравилась?
Однако под строгим взглядом бывшего учителя улыбка на его лице угасла. Но ненадолго, поскольку, задумавшись, профессор Снейп пожал плечами.
- Нет, просто до сих пор люблю рыжих женщин.