Снарри-форум

После того, как Гарри закончил шестой курс, Дамблдор настоял, чтобы он отправился на лето к Снейпу.
— Тебе уже шестнадцать, Гарри, и магия крови больше не защищает тебя. А у профессора Снейпа ты будешь в безопасности — никому и в голову не придет искать тебя там.
Гарри оставалось только согласиться.
~*~*~
Они со Снейпом заключили что-то вроде молчаливого пакта о ненападении. Завтрак, обед и ужин на неожиданно уютной кухне старого двухэтажного дома, а в остальное время они старались избегать друг друга.
Все дни Гарри проводил в огромном неухоженном саду, разбитом вокруг каменного, увитого диким виноградом дома Снейпа. В саду были полянки, заросшие мягкой травой, на которых можно было загорать сколько душе угодно; старые яблони, под которыми можно было валяться на животе, болтая ногами и читая книги из небольшой библиотеки Снейпа; разномастные скамеечки, часто обнаруживающиеся прямо внутри кустов роз, шиповника или барбариса; потемневший от времени гамак, натянутый между двумя каштанами; и огромный кленовидный платан близ одного из углов сада, окруженный подушками бледно-розовой эрики.
Снейп работал в лаборатории или в своем кабинете. Иногда, гуляя по саду, Гарри смотрел в сторону дома и видел распахнутое настежь окно и едва различимую в глубине комнаты фигуру Снейпа, склонившегося над письменным столом.
Но вечером, после ужина, в ту самую тихую пору перед сумерками, когда уже замолчали птицы, но еще не начали стрекотать кузнечики, Снейп доставал из буфета старинную жестяную бонбоньерку, наполненную какими-то сухими кусочками, насыпал две-три ложечки смеси в маленький фарфоровый чайничек и заливал кипятком. Потом брал из буфета чашку — там было всего две чашки и несколько тарелочек из этого сервиза — и выходил на террасу, обращенную к западу.
Там стоял небольшой круглый столик на тонких ножках, покрытый потемневшим лаком, местами облупившимся и обнажившим светлую древесину, и два плетеных кресла, а на стене возле двери на кованом кронштейне висел старинный фонарь с чуть рыжеватыми стеклами. Снейп ставил на столешницу чайничек и чашку, опускался в одно из кресел — всегда одно и то же, правое, если смотреть со стороны кухни, — и сидел так, время от времени подливая себе чая, пока не становилось совсем темно. И когда вспыхивал оранжевый фонарь, Снейп вставал с кресла, забирал чашку с чайником и возвращался в дом.
Сначала Гарри удивлялся этой причуде, но шли дни, и он привык стоять по вечерам у окна кухни, выходившего на террасу, и смотреть, как Снейп сидит в кресле, глядя на закат и не подозревая, что за ним наблюдают, и пьет свой необычный ароматный чай.
В первые дни тишина, царившая в доме, была приятна: она успокаивала. Но постепенно одиночество начинало угнетать. Единственным возможным собеседником был Снейп — но Гарри не знал, как к нему подойти. «Привет, проф, мне скучно, давайте поболтаем», — это же нереально.
Чтобы создать хотя бы видимость общения, Гарри писал письма друзьям, хоть и не мог их отправить.
«11 июля 1997 г., особняк Снейпа.
Привет, Гермиона!
Как у тебя дела? Наверное, ты уже прочитала все учебники для седьмого курса и теперь не знаешь, чем себя занять.
Я тоже. Здесь (слишком) очень спокойно. Сад удивительно уютный, но он уже начинает мне надоедать, а в доме еще тоскливее, да и Снейп сидит там целыми днями. Я теперь понимаю, почему он такой бледный. Он выходит на террасу только вечерами, сидит в кресле, пьет какой-то странный чай и смотрит на то, как темнеет. Сумерничает, в общем.
Странно, но мы с ним даже ни разу не поругались. Мы вообще не разговариваем — не назовешь же «Доброе утро» и «Передайте соль» разговором?
А в общем, все не так уж плохо. У Дурслей было бы хуже.
Обнимаю крепко,
твой друг Гарри»
~*~*~
— Разрешите с вами посумерничать.
Снейп перевел взгляд с чайничка, который он неторопливо наполнял водой, на смущенного Гарри, чуть приподнял бровь и после долгой паузы сказал:
— Возьмите в буфете чашки.
Гарри достал чашку Снейпа и вторую такую же — единственные уцелевшие из старого сервиза — и вышел на террасу. Снейп сидел в своем кресле; чайник уже стоял на столе. Гарри поставил чашки, стараясь не греметь, и сел в другое кресло. Вокруг было так тихо, что он слышал размеренное дыхание Снейпа и собственное, немного неровное. Он украдкой покосился на своего соседа. Тот сидел спокойно, глядя на сад, и не обращал внимания на Поттера. Гарри поерзал, пытаясь поудобнее устроиться в жестком кресле.
— У вас очень красивый сад, профессор, — сказал Гарри, просто чтобы что-нибудь сказать.
— Наверное, — равнодушно ответил Снейп.
Небо было еще светлым, но тени в саду словно стали гуще. Звенящая тишина оказалась нарушена звуками льющейся воды — Снейп наполнил чашки. Гарри сделал глоток и недоуменно нахмурился: пахло приятно, вкус был необычный.
— Что это за чай?
— Цветы ромашки, яблоки и корица, — Снейп словно ингредиенты зелья перечислил.
Гарри кивнул и отпил еще немного. Чай начинал ему нравиться.
По небу плыли розоватые от близкого заката облака, тени деревьев делали кусты темнее и плотнее.
— Знаете, профессор, мне понравилась ваша библиотека. Там столько интересных книг!.. Позавчера, например, я прочитал…
Небо потемнело ровно настолько, чтобы время можно было назвать сумерками. Где-то неподалеку еще робко и неуверенно застрекотали первые кузнечики.
— …и такая скамейка, знаете…
— Поттер.
Гарри замолчал на полуслове и испуганно глянул на Снейпа.
— Просто молчите, — сказал тот, не поворачивая головы.
Смеркалось. Уже с трудом можно было разглядеть ближайшие кусты, а сад казался сплошной массой, очерченной одной затейливой линией. Выше нее было темно-синее небо, ниже — черные контуры деревьев и кустов. Но это была еще не ночь — только вечер. Темнота вбирала в себя небо, и старый заросший сад, и столик с белеющим чайником, и Гарри, и Снейпа… Все это было — одно: сумерки, пахнущие свежестью и яблоками и наполненные стрекотом кузнечиков. И здесь, на этой террасе, не было войны и никаких тревог — только покой и сумерки.
Позади вспыхнул фонарь, залив террасу неярким оранжевым светом.
Гарри повернул голову, посмотрел на Снейпа и, поймав его взгляд, улыбнулся. Узкие губы чуть дрогнули в ответной улыбке. Взгляд Снейпа был умиротворенным и понимающим. Гарри тоже понимал это.
У них теперь есть летние сумерки с хором кузнечиков и вкусом ромашкового чая с яблоками и корицей.