Снарри-форум

~ * ~ * ~ * ~

Девяносто лет для хорошей ведьмы – не возраст. Для плохой, впрочем, тоже. Это не возраст, это Мерлиново наказание. Как бы молодо ты ни выглядела, природу не обманешь: в тебе все меньше физических сил и все больше чистой магии. Тело от этого устает; даже весной оно уже не поет, как струна на ветру, а хочет только свернуться клубочком, и лежать, и слушать апрельский дождь за окном и тихое, ровное дыхание спящего рядом.

– Афи? – он приподнимает голову и вопросительно смотрит на нее сонными глазами. Жаль, в темноте не видно, какие они зеленые. – Не спится?

Он всегда зовет ее только так – Афи, самовольно переводя ее имя на греческий. Как-то раз она спросила почему. Он только рассмеялся – боги, как же хорошо он смеется! – и ответил: «А как иначе? Не Минни же! Минни – это глупая мышь с дурацким бантом на макушке».

– Афи?

– Я дремлю, милый.

Он придвигается ближе, потом притягивает ее к себе, и она послушно кладет ему голову на плечо – такое крепкое, надежное... молодое. Все еще молодое.

Уж пятнадцать лет, как они женаты, а до сих пор иногда чудится, что всего этого просто не может быть.

Она и сама долго была уверена, что мальчик рано или поздно женится на единственной Моллиной дочке – бедная девочка еще в десять лет с ума по нему сходила. Потом, после истории с василиском, коллеги почти единогласно решили, что все это невероятно романтично и непременно кончится свадьбой. Вектор и Синистра тогда долго восторженно шептались про нового короля Артура. Только Сивилла покачала головой и пробормотала что-то вроде: «Имя-то у девочки какое... неудачное». Разумеется, на нее никто не обратил внимания. В конце Гарриного шестого курса, незадолго до того, как все полетело в тартарары, в школе ходили слухи, что парочка начала встречаться, но потом... бедный Альбус! И конечно, мальчику стало не до романтики. А когда все наконец кончилось, оказалось, что Сивилла была права: пока новый Артур сражался за будущее Англии, новая Гвиневра нашла своего Ланцелота, которого в этом тысячелетии звали Невиллом.

Она никогда не забудет, как на министерском балу в честь победы Гарри – сияющий, раскрасневшийся и совершенно пьяный от счастья – вдруг подошел к ней.

– Вы танцуете, профессор?

В его глазах за новенькими очками посверкивали смешливые искорки, и он вдруг напомнил ей Альбуса.

– Гарри, я отказываюсь танцевать с человеком, который не может назвать меня по имени.

– Вы танцуете, Минерва? – не моргнув глазом, повторил он.

– Конечно, Гарри.

Как не похож был этот уверенный в себе молодой человек на того угрюмого и застенчивого четверокурсника, который когда-то неуклюже топтался со своей партнершей на Святочном балу! Война лишила его остатков детства... и сделала мужчиной, который твердо знает, чего хочет.

Тогда она не придала этому значения: танец – это всего лишь танец, тем более на официальном празднестве.

Но однажды вечером пару недель спустя, когда она, усталая, сражалась с горами бумаг в директорском кабинете Хогвартса, судорожно пытаясь все уладить к началу учебного года, Гарри появился рядом с ней, бесшумно, словно призрак.

– Минерва, вы слишком много работаете, – заметил он, чуть улыбнувшись. – Вам нужно отдохнуть. Пойдемте поужинаем куда-нибудь?

Растерявшись, она смогла только кивнуть в ответ, и Гарри, не дав ей опомниться, подхватил ее под руку и чуть ли не поволок к камину. Она и глазом не успела моргнуть, как они очутились в «Дырявом котле», а потом – в одном из маленьких уютных ресторанчиков Диагон-аллеи.

Она плохо помнит, о чем они тогда говорили. Кажется, о квиддиче, о занятиях в Аврорате, которые ожидали Гарри осенью, о каких-то пустяках.

За десертом, когда она подавила третий зевок кряду, Гарри, краснея, заметил:

– Я вас, кажется, утомил. Или вам настолько скучно?

– Конечно, нет, – искренне запротестовала она и призналась: – Я просто ужасно устала. До начала учебного года всего три недели, а работы еще непочатый край.

– Я могу чем-нибудь помочь? – серьезно спросил он, поправляя сползшие очки.

Она грустно засмеялась.

– Если у тебя нет под рукой хорошего зельевара... – она осеклась, заметив, как скривился ее собеседник.

Это был больной вопрос. Хотя Северус и доказал свою верность Ордену в тот кошмарный год, для Министерства он оставался Упивающимся и убийцей Дамблдора – а посему ожидал суда в одной из камер Азкабана. Более того, Минерва точно знала, что Гарри его так и не простил.

Юноша нахмурился, но мгновение спустя очень спокойно и по-взрослому произнес:

– Понятно. Я посмотрю, что можно сделать.

Три дня спустя она прочла в утреннем «Пророке», что с Северуса Снейпа, подозреваемого в убийстве Альбуса Дамблдора, сняты все обвинения после «заслуживающих доверия свидетельств весьма уважаемых граждан», первым среди которых был назван Гарри Джеймс Поттер.

Сам Гарри появился в ее кабинете незадолго до ланча.

– Он будет здесь к вечеру, – заявил он без предисловий. – Как только приведет себя в порядок. Так что с сентября наша сальноволосая достопримечательность снова начнет пугать детей.

– Гарри...

– Разумеется, теперь он ненавидит меня еще больше, чем раньше, – чуть самодовольно хмыкнул юноша, усаживаясь в кресло для посетителей. – Хоть какое-то удовлетворение.

Только через три года она узнает, что условием изменения своих показаний Гарри поставил обязательное возвращение Северуса в Хогвартс. Она обвинит Гарри в бессовестном шантаже, и они в первый раз крупно поругаются – едва ли не до дуэли. Впрочем, это будет много позже...

А тогда Гарри просто продолжал приходить к ней – сначала дважды или трижды в месяц, потом раз в неделю, потом раз в три дня. Он приносил ей хороший виски – когда только успел научиться его выбирать? – и шоколад, водил ее ужинать, а однажды даже умудрился вытащить ее на квиддичный матч. Он был задорен, смешлив и почти театрально галантен. И общаться с ним было настолько легко, что лишь через полгода она, дура старая, поняла, что за ней ухаживают.

Боги, как же она тогда испугалась! Больше всего – самой себя, ощутив, насколько ей хочется уступить этому самоуверенному зеленоглазому мальчишке. А она-то считала, что время романтических увлечений давным-давно миновало... И что скажут люди? Связалась старая карга с младенцем!

Тогда она чуть было не выставила его взашей – но в последний миг испугалась. А что, если она ошиблась? Если мальчик просто видит в ней мать (да уж скорее бабку, – шептал внутренний голос) или, может быть, друга? И она промолчала, утаила свою догадку и по-прежнему продолжала радоваться каждому его визиту.

Когда и через полтора года Гарри не сделал ни одного намека на свои чувства, она уже почти уверилась, что ошиблась, взгрустнула немного и успокоилась.

А потом пришло то Рождество – небывало мокрое и промозглое. Лил дождь со снегом, в Хогвартсе на каникулы не осталось ни одного студента, и даже Северус под каким-то предлогом сбежал за три дня до праздника.

Гарри примчался едва ли не за час до праздничного ужина, запыхавшийся и промокший насквозь. Они с Поппи принялись суетиться вокруг него, а он только отмахивался, смеясь и протирая платком запотевшие очки. Ужин вышел тихим; постепенно ее коллеги один за другим разошлись, желая друг другу спокойной ночи, и вскоре они с Гарри остались в Большом зале одни. Внезапно ей стало неуютно; чтобы как-то отвлечься, она взмахнула палочкой, и стоявшие поблизости доспехи запели «Иней Рождества» – на удивление правильно.

– Может быть, потанцуем? – чуть склонив голову набок, предложил Гарри и тут же, решительно поднявшись, подал ей руку.

Она вздрогнула: танцевать вдвоем в пустом полутемном зале – не слишком ли интимно? Но отказаться было бы еще более неловко, и она согласилась.

Музыка давно кончилась, а Гарри все не отпускал ее, молча улыбаясь и пристально глядя ей в глаза. Только тогда она заметила, что он давно перерос ее и смотрит сверху вниз. Наконец она, устав, остановилась, и Гарри замер, продолжая одной рукой обнимать ее за талию. Она открыла рот, сама не зная, что собирается сказать, и вдруг – конечно, этого следовало ожидать – Гарри поцеловал ее, очень нежно и ненавязчиво. От него пахло вином, имбирем и кардамоном, и ее вдруг охватило безумное ощущение легкости и какой-то удивительной правильности, словно каждая частица мироздания вдруг оказалась точно на своем месте.

Через полгода она вышла за него замуж, шокировав всю магическую Британию.

– Афи? – тихий голос Гарри прервал ее воспоминания. Теплая, тяжелая рука мягко легла на спину, лаская и заверяя, что он здесь и что все хорошо. – Я тебя очень люблю.

– И я тебя.

Она вздыхает счастливо, утыкаясь носом в шею мужа, закрывает глаза и наконец-то засыпает. Ей снится большая серая сова, пролетающая над стенами и башнями Хогвартса.

~ Конец ~